Апокрифы Другого мира: тулку на испытательном сроке (СИ) - Шелудяков Вадим - Страница 2
- Предыдущая
- 2/117
- Следующая
***
Аллин открыл глаза и с удивлением обнаружил, что смотрит на зелёную листву огромного дуба. В кроне дерева заливалась какая пичужка, наполняя мирные звуки леса радостным перезвоном. Привычно стараясь не двигаться, юноша попытался припомнить, как он мог тут очутиться. Яркие события прошедшего дня вихрем пронеслись в его голове, но ответа на вопрос не принесли. Зато всплыло воспоминание о предательстве любимой, ради которой он рисковал собой. Всплыло и больно царапнуло душу. Мелисса… эта девушка дарила ему невероятное наслаждение, но и приносила неисчислимые проблемы. Как она могла так поступить? Ответа не было. Все ещё не двигаясь, Аллин попытался понять, в каком положении он оказался сейчас и к чему стоит готовится. И снова никаких идей. По всему его сейчас упакованного должны были везти в Драфур, столицу Драуры, а не держать на голой земле в лесу. Незаметно перешёл на углублённое зрение и попытался выпустить облачко универсальной энергии. Облачко получилось легко и естественно, что говорило об отсутствии на нем ридитовых украшений. Это радовало и удивляло одновременно. Резко сев, Аллин почувствовал, как с его груди соскользнуло что-то лёгкое, оказавшееся запечатанным конвертом. Второе, что бросилось в глаза, была привязанная к соседнему дереву Мелисса, чей рот неделикатно был заткнут кляпом из серой мешковины. И больше никого. Ни видимого, ни ощущаемого. Парня захлестнула волна эмоций, в которой было крайне непросто разобраться: гнев, облегчение, возмущение, удивление, и много чего ещё. Девушка увидела, что он пришёл в себя и задёргалась-замычала, привлекая к себе внимание.
Подавив желание прямо сейчас закатить ей безобразную сцену по поводу всего, во что она его втянула, Аллин все же решил для начала узнать, в какой заднице он на этот раз оказался. И распечатал конверт. Увиденный текст заставил ошарашенно вытаращить глаза. Там было русским по-белому написано: "Коля, ты дебил! Разбирайся со своими бабами. Сунешься без моего разрешения в хранилища Древних — яйки вырву". И подпись: "м. Ш.Р. / В.Ш.".
Глава 1. О том, сколько иронии кроется во фразе «да ладно, один раз живём!»
Параллельный мир, ну очень похожий на наш, но им не являющийся, август 2040 года.
С высоты птичьего полёта ни река Аргут, ни порог "Карагемский прорыв" не производили особо грозного впечатления. Красивые пейзажи скорее умиротворяли и успокаивали, а вовсе не навевали мысли о бренности бытия. Порог, вернее каскад смертельно опасных водопадов был где-то там далеко внизу каньона, видимый сверху лишь отчасти. В мире мало найдётся тех, кому довелось своими глазами увидеть это необузданное буйство водной стихии вблизи. Ещё меньше тех, для кого данное зрелище не стало последним в жизни. Я тоже не относился к числу подобных счастливчиков, поэтому сейчас парил над мощнейшим пенным "котлом"[1], где в зоне противотока вертелось хорошенько побитое о камни и теперь уже безжизненное тело. Моё тело.
Как ни странно, данное зрелище у меня не вызывало ни протеста, ни сожаления. Большую часть своей сознательной жизни я подозревал, что именно здесь эта жизнь и закончится. Как-то в молодости, активно увлекаясь сплавами по бурной воде, загорелся идеей увидеть этот порог вживую. А узнав о нем получше, полушутя предложил мирозданию пари, что если я без болезней и каких-то серьёзных проблем доживу до 2040 года, то не позднее августа приеду сюда, чтоб встретить свою судьбу. На моё удивление мироздание свою часть сделки выполнило безупречно, никаких оснований считать сделку расторгнутой у меня не было. И вот я, бодрый семидесятитрёхлетний дедок приперся на Алтай чтобы или выполнить свою часть договора, или как минимум на законных основаниях насладиться в течении пары недель прекрасными видами, свежим воздухом и покоем. Как именно мирная окружающая действительность прервет моё существование — это сугубо проблемы другой стороны сделки. Реальность стесняться не стала и когда я в очередной раз спустился за водой к реке, столкнулся нос к носу с непонятно как там очутившемся мишкой. Прыгать в моем возрасте по мокрым камням совершенно не рекомендуется, так что в следующий миг я, огласив окрестности малым петровским загибом, в раскоряку полетел в холодную мутную воду Аргута. И в таком возрасте я, скорее всего, даже без каски и спасжилета выбрался бы на берег, если бы всего в пяти метрах от выбранного мной камня не начиналась разгонная шивера[2] порога. Чуда не случилось и пройти самосплавом там, где ломало и корёжило огромные катамараны и бубли[3] не вышло. Боролся со стихией до последнего вздоха, потому отделение бессмертного сознания от моего трупика вышло легко и приятно. Даже мысль возникла, что всегда бы так умирал. К сожалению додумать её не удалось, так как непреодолимая сила потянула меня в сторону и вверх. Ближайшая аналогия этому ощущению — будто за ухо тащит учительница в кабинет директора на выяснение, как вам такое нужное и полезное мероприятие, как лабораторная по химии удалось превратить в балаган с битой посудой и дымом коромыслом.
Итак, непреодолимая сила тянула меня за то, что заменяет душам уши, а в отсутствующих ушах громко гудел звук "КША-А-А". Я же пытался осознать куда и за какие прегрешения меня волокут так настойчиво. Понимание кто и за что меня сейчас будет драть пришло очень быстро и умиротворения не принесло. Четырнадцать жизней тому назад жил я в горном местечке провинции Гунгтханг[4], что в Гималаях. Занимался разбоем и торговлей награбленным, любил женщин и безделье. И угораздило же меня однажды поддаться стадному инстинкту и с ещё несколькими такими же работниками ножа и топора напроситься в ученики к странствующему йогину. На наше то ли счастье, то ли совсем наоборот им оказался величайший из величайших йогинов Тибета. Его самого учитель Марпа[5] тиранил как сидорову козу, что привело его ученика Тхопагу[6] к просветлению в рекордные сроки, а также к уверенности, что некоторых можно привести к постижению пустотности бытия методом регулярного бития. Так что данную методику учитель приберёг, но все никак не находил учеников, достойных её применения. И тут на его удачу появились мы. В отличие от нормальных учеников вроде Гампопы и Речунги[7] на нас всегда было за что наехать. Из нашей криминальной братии достаточным уровнем пофигизма и мазохизма отличались только трое, я и ещё два таких же извращенца. Остальные решили, что в Нирване хорошо, но грабёж с насилием все же приятнее. А мы остались. И даже дали обет бодхисаттвы[8]. И сейчас мне в четырнадцатый раз будут вставлять пистон за его неисполнение.
***
«Я простираюсь пред учителями:
Меня благословите, недостойного,
И укрепите на пути отшельничества!» — пытаюсь изобразить вид лихой и придурковатый, что в моем нематериальном положении несколько неубедительно. Учитель, как обычно восседает на львином троне в цветке лотоса с видом абсолютного умиротворения и дружелюбия:
— Ученик, если ты взялся лепить горбатого в надежде, что я в гневе тебя прибью и ты быстрее отправишься на перерождение в свою любимую Сансару, то даже не надейся, — ласковым голосом начинает он, — моё терпение и сострадание бесконечны. Так что предстоит тебе страдать, а мне — сострадать до достижения нами полного согласия относительно твоей дальнейшей практики. Давай для разминки в очередной раз расскажешь, что на этот раз помешало выполнить четыре подготовительные практики[9]? Как можно в течении четырнадцати жизней не сделать то, на что даже у самых средних разгильдяев уходит не более десяти лет?
— Учитель, в своё оправдание могу сказать только одно: я ничего не помнил о предыдущих воплощениях… — оправдание так себе, но каждый раз я начинаю с него, поскольку оно открывает некоторое пространство для манёвра.
— Я даже готов сделать вид, что поверил. Хотя конечно не верю ни капли, помнил ты достаточно. Ведь не зря же ты при первой возможности получил посвящения Кагью[10] и, как обычно, тут же про них забыл. Но ладно, допустим. Допустим! Так ты утверждаешь, что если в новой жизни будешь помнить и себя, и этот наш разговор, то обязуешься к следующей нашей встрече полностью постигнуть свою изначальную природу?
- Предыдущая
- 2/117
- Следующая