Польская партия (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 18

— Мда… — подвел итог Фрунзе. — Не так все плохо.

— Мы ведем опасную игру Михаил Васильевич, — возразил Каменев.

— Кто не рискует, тот не пьет… хм… питательный раствор через трубочку в реанимации.

Слащев нервно хохотнул, а Каменев поморщился.

— Не смешно.

— У нас огневая мощь превосходит их в несколько раз.

— Мы не знаем этого доподлинно, — заметил Артузов. — Англичане и французы поставляют им много оружия.

— И они уже изменили штатное расписание частей и подразделений?

— Насколько я знаю, нет.

— Значит они укомплектованы как Российская Императорская армия конца Империалистической войны. С поправкой на ветер. Французы и англичане им бы подсобили, но у них и у самих эти штатные расписания довольно архаичные. Так что, эти вооружения скорее идут на мобилизационные склады.

— Танков много.

— Рено?

— И «ромбы».

— Ну и ладно, — махнул он рукой. — Они же картонные. Зря, что ли, мы патроны с бронебойными пулями изготавливаем?

Основным противотанковым средством РККА являлась 13-мм крупнокалиберная винтовка. Пробивавшая со ста метров около 22 мм брони[7]. Не бог весть что, но этого за глаза хватало для поражения любых серийных танков тех лет.

Им в поддержку шли 13-мм пулеметы и 76-мм легкие гаубицы, способные неприятно покарать практически любую бронетехнику неприятеля. Фугас массой в 6,5 кг для 8-12-мм брони был во многом ультимативным «подарком». И где не хватало энергии самого снаряда аукнется полтора килограмма взрывчатки. Для клепаных корпусов из тонких броневых пластин — такого подарка хватало с запасом.

Ну и, наконец, был налажен выпуск 7,92-мм бронебойных пуль для ручных пулеметов. Ту самую немецкую пулю «К», которая в годы Первой Мировой войны вполне уверенно пробивала около 10-12-мм брони на небольших дистанциях.

Так что Фрунзе был спокоен.

Противотанковых средств в войсках хватало. И максимум что с бойцами могло случиться — это паника и танкобоязнь. Но тут уж ничего не попишешь. Во всяком случае — сейчас. Ввести в каждую дивизию, а лучше полк маленький отряд САУ для огневой и моральной поддержки он пока не мог. Даже в войсках постоянной готовности. Да и, наверное, никто не смог бы. И придется играть эту партию с тем, что есть…

[1] Четыре корпуса двухдивизионного состава (плюс средства усиления и обеспечения) имели общую численность около 100 тысяч человек.

[2] БТГ состояла из 1 танковой роты, 2 моторизованных рот, 1 артдивизиона плюс средств усиления и обеспечения.

[3] 8 БТГ имели в своем составе 112 танков, 112 САУ (включая 32 со 152-мм мортирами), 48 авто ЗСУ со спарками 13-мм пулеметах в просторной башне и 336 полугусеничных бронетранспортеров, а также иную технику (грузовики, мотоциклы, бронеавтомобили, полугусеничные тягачи, ремонтно-эвакуационные машины, седельные бензовозы и прочее).

[4] Легкими силами назывались пехотные формации, перемещающиеся преимущественно на велосипедах и не имеющие тяжелого вооружения.

[5] Распространение минометов упиралось в ограниченные мощности по выпуску мин. Их только разворачивали.

[6] Парагвайская война — одна из самых мрачных войн XIX века, в ходе которой было уничтожено почти все население Парагвая.

[7] 13х82 патрон обладал энергией несколько меньшей, чем .50BMG — около 15-16 тысяч Дж. И отличался не самым выдающимся пробитием брони, уступая в этом вопросе «Браунингу».

1928 год, март 13. Московская область

Автомобиль Михаила Васильевича остановился на обочине. Равно как и остальной кортеж. Пропуская идущую навстречу колонну велосипедистов.

Не спортсменов.

И даже не дачников.

Это продвигался легкий батальон на учениях. Снег еще толком не сошел, и земля не успела раскиснуть. Поэтому пользовались моментом, чтобы лишний раз потренировать бойцов в условиях, максимально приближенных к боевым.

Фрунзе не выходил из машины. Равно как и его люди. Просто смотрел в окно, наблюдая за пыхтящими бойцами, упорно крутящими педали тяжелых, армейских велосипедов.

— Надо будет подумать над планетарной передачей, — тихо произнес нарком.

— Что? — переспросил адъютант[1], также увлеченный зрелищем.

— Запиши, и завтра напомни мне кому-нибудь поставить задачу — разработать планетарную передачу для модернизации этих велосипедов. Вон как тяжело идут.

— Слушаюсь, — козырнул адъютант, делая запись в блокноте.

Легкий батальон состоял из трех пехотных рот, пулеметной роты, дивизиона 80-мм минометов и в целом по своему составу полностью совпадал с прочими пехотными батальонами частей постоянной готовности. По штатному расписанию и вооружению. То есть, имел сверх указанного и 7,92-мм пулеметы станковые да ручные, и 6,5-мм легкие пулеметы, и 13-мм винтовки, и 40-мм ручные гранатометы, и 60-мм минометы, и егерские карабины. Ну и, само собой, 6,5-мм самозарядные карабины, выступавшие основным индивидуальным стрелковым оружием бойцов.

Однако, в отличие от обычного пехотного батальона, эти все ребята передвигались на велосипедах. Обоз же перевозили на бортовых мотоциклах — «муравьях», веломобилях и в отдельных случаях легких грузовиках. Благо, что он был невеликим. Его специально «обкорнали» с целью максимально повысить подвижность. Да и велосипеды рядовых бойцов были увешаны как ослики всяким разным.

Численность такого батальона полная по штату составляла 362 человека. Ничего удивительного или странного. Однако этот батальон мог на равных вести бой едва ли не с целым полком «местного разлива» просто за счет подавляющего огневого превосходства. Комплексного. Ему даже были в целом не сильно страшны легкие танки и бронеавтомобили. Ну… страшны конечно. Но способы с ними справиться имелись. И вполне действенные.

Велосипедисты проскочили.

— Трогай, — наконец приказал Фрунзе.

Так-то он мог и не пропускать их. Усложнив учения. Но… ему захотелось. Просто захотелось. Заодно понаблюдав за тем, как они крутят педали.

И не зря.

Вон — про планетарную передачу вспомнил. Так-то вообще это из головы вылетело. Может быть это и удорожало велосипеды. Но резко снижало утомляемость бойцов. А значит поднимало подвижность таких частей. Да и удорожание копеечное. Михаил Васильевич же ясно понимал — экономия на спичках никогда и никого до добра не доводила. Особенно в отношении личного состава.

Но отъехал кортеж недалеко.

На железнодорожном переезде был опущен шлагбаум и стоял дежурный.

Минута.

Две.

И наконец перед машинами под всеми парами пролетел паровоз, увлекая за собой вагоны.

Михаил Васильевич аж залюбовался на то, как чинно и аккуратно все прошло. Даже дежурный и тот выглядел опрятно и ухоженно. И таки перекрыл вовремя шлагбаумами переезд. А ведь еще пару лет назад такой расторопности было бы поискать. Слово аварийность выступало синоним железных дорог, а железные дороги — аварийности. И это выглядело ничуть не смешно.

Казалось, словно у поездов «земля под ногами горит[2]».

Словно они прокляты…

После вдумчивого изучения ситуации удалось разложить сложную и, казалось, безнадежную проблему на несколько простых компонентов.

Первым делом всплыла компетентность персонала. А точнее ее крайне низкий показатель. За время Гражданской и последующие годы всяких чудес оказалось, что с железных дорог вымыто слишком много компетентных сотрудников. На всех уровнях. Особенно, конечно, с руководящих постов. Кто-то погиб. Кто-то эмигрировал. Кто-то оказался уволен или репрессирован[3]. Как следствие — бардак и вопиющая безграмотность.

Потом всплыл фактор безответственности.

Внезапно оказалось, что всегда можно «перевести стрелки» и свалить вину за аварию на кого-то иного. Получалось как в присказке Джона Кеннеди: «у победы тысяча отцов, а поражение — всегда сирота». В крайнем случае «крайними» оказывались беспартийные. Особенно если они занимали хоть сколь-либо значимую должность. Здесь партийный билет выступал точно такой же «броней», как и в других местах.