Польская партия (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 32

— Танки да, а бронеавтомобили?

— Ну…

— Баранки гну. Ладно. Всем по местам. На всякий случай расчетам крупнокалиберных винтовок тоже приготовится. Мало ли? Нам в сводке писали, что неприятелю было поставлено достаточно много английских бронеавтомобилей. Ждем гостей…

Третьего мая 1928 года, выполняя союзнические обязательства перед Украинской народной республикой, Польша перешла границы СССР силами сразу трех армий. Они вышли широким фронтом от литовской границы на севере до украинской на юге. И устремилась вперед. Нанося удары по сходящимся траекториям, стремясь их замкнуть восточнее Минска. Этот город имел в задуманной компании ключевое значение, как столица будущей «независимой Белоруссии в составе Речи Посполитой». К слову договор о вхождение в этот военно-политический союз УНР уже подписала. Буквально накануне вступления Польши в войну — 2 мая.

Цели ясны.

Карты вскрыты.

«Жара» пошла.

Да и вся «прогрессивная общественность» на страницах французских и английских газет обрушилась на Советский Союз, обвиняя его во всем чем только можно. Тут и душитель свобод, и тюрьма народов, и агрессор, и так далее.

— Ничего нового, — пожал плечами Фрунзе, когда узнал. — Как будто когда-то эти … поступали иначе.

— И ты это так оставишь? — усмехнулся Дзержинский.

— Просто попрошу зафиксировать всех участников процесса. Начиная от редакторов газет и заканчивая конкретными журналистами. И как дойдут руки — развешу на фонарных столбах. Ведь рано или поздно они дойдут.

— А если не дойдут?

— Диверсионно-разведывательное управление Геншатаба тоже должно тренироваться. Так что если станет ясно, что дотянуться до этих мерзавцев законным образом не получится в обозримом будущем, то займу их. Пускать отрабатывают ликвидации под видом ограблений и прочих несчастных случай. Всех. По списку. В алфавитном порядке. Так или иначе — ни спускать это, ни прощать, ни забывать нельзя. Тут такое дело: раз дал слабину и все — спекся. Потом заклюют.

— А как же свобода слова? — едко усмехнулся глава Артузов.

— Так это и есть — самая, что ни на есть настоящая. Свобода слова — это когда ты в праве говорить то, что считаешь нужным. А потом нести всю полноту ответственности за то, что ты намолол языком.

— Согласен, — максимально серьезно произнес Феликс Эдмундович.

Артур Артузов лишь расплылся в улыбке. Ему такая трактовка вопрос откровенно повеселила.

— Хотя, — продолжил Фрунзе, — я слышал, что отдельные граждане и даже товарищи считают, будто бы свобода слова — это право болтать что угодно, когда угодно и кому угодно без всякого на то ограничения или ответственности. Как по мне — это банальная вседозволенность и беспредел. Анархизм в самом поганом и гнусном его виде.

— Так я не против, — еще шире улыбнулся Артузов. — Я прекрасно знаю, ЧТО эти борзописцы вываливали на Россию и в Русско-Японскую войну, и в Крымскую, и даже в Ливонскую. При любом подходящем случае они открывали свою пасть и лили дерьмо. Безнаказанно. Такое действительно прощать не стоит…

Генштаб не стал разворачивать какие-либо значимые силы на границе с Польшей. Это было смертельно опасно, грозя классическим котлом и разгромом в пограничном сражении.

Поэтому у кордона стояли только усиленные пограничные заставы. Да, вооруженные до зубов и сверх устава. Да, обеспеченные автотранспортом и велосипедами сверх нормы. Но — только пограничные заставы. Которые с начала наступления неприятеля стали плавно отходить, огрызаясь. Туда, где поднятые территориальные части готовили укрепленные позиции к северу и югу от столицы БССР.

Единственной плоскостью, в которой с первых же часов вторжения Польши, завязались напряженные бои, стал воздух. На минский аэродром уже 29 апреля были переброшены три истребительных авиаполка, укомплектованных новейшими истребителями ИП-1 и ИП-1бис, которые в войсках уже окрестили «Соколами» из-за тактики «соколиного удара». Еще раньше туда завезли все необходимое аэродромное имущество, запасы запчастей, горючего и боеприпасов. Да и людей из тыловых служб перевезли частью.

Сами же полки до поры до времени держали в Смоленске, Твери и Москве. Но 29 апреля перебросили в Минск. Своим «ходом». А 3 мая, едва от пограничников поступили сведения о вторжение поляков, они поднялись в воздух. И сходу «обрадовали» те достаточно ограниченные силы бомбардировщиков, какими обладала «ясновельможная». Фактически истребив их под чистую.

Нет, конечно, истребительное прикрытие у бомбардировщиков имелось. Просто ИП-1 «Сокол» в обоих модификация, работал от бум-зума, входя в зону действия защитного вооружения бомбардировщиков очень ненадолго и на весьма впечатляющей скорости. Слабого, надо сказать, вооружения. И не самым лучшим образом размещенного. Там ведь летели преимущественно те самые Р-1, только британского производства и их аналоги.

Так что — раздолбали их почти в сухую.

Истребители прикрытия пытались что-то изобразить, но, когда противник быстрее тебя вдвое, и действует организованно, координируясь по радиосвязи — это не так-то просто.

А потом началось тяжелая рутина борьбы за господство в воздухе...

Великобритания и Франция поставили Польше не только много самолетов в кредит, но летчиков. Проведя вербовку среди своих добровольцев. Не так, чтобы эти ребята не любили СССР или русских. Нет. Просто безработица и сложности жизни во Франции и Великобритании 1920-х привели к тому, что армия была решением. Да, там могли убить. Но там кормили, одевали, обували и даже платили. Понятно, что из денег, представленных Польше в кредиты. Ну так и что? Простых бойцов это не волновало. Так что советским истребительным полкам приходилось очень несладко. Даже несмотря на тотальное превосходство в скорости, тактике и вооружении.

Слишком уж значимым было количество неприятеля.

Но это все гудело и кипело в воздухе. По наземным целям РККА авиаударов не наносило. Из-за чего те относительно спокойно достигли Минск к 7 мая. И сразу попытались его занять. Но что-то пошло не так…

Большой опыт штурма укрепленных «малин» подтолкнуло Михаила Васильевича к любопытным аналогиям. Он вспомнил, насколько крепко можно держать оборону в городах с капитальными, кирпичными домами.

И примером тому был Сталинград.

Понятно, его разнесли едва ли не в пыль.

Но поляки — не немцы. У них не имелось ни авиации с подходящим количеством мощных бомб. Ни тяжелой артиллерии с нужными боеприпасами.

Их сила — легкая сила.

Либо конница, весьма, кстати, неплохая. Наверное, лучшая в мире. Либо пехота, но уже довольно посредственная. Артиллерия была легкая полевая. В основном представленная старой царской — преимущественно те самые трехдюймовки. Великобритания и Франция, конечно, кое-что им поставила из артиллерийских систем. Но скромно. Больше налегая на танки и авиацию, с которыми у поляков действительно имелись огромные сложности. И на пулеметы.

Так или иначе, но «раздолбать» город им особенно и не чем было. Из чего Фрунзе и исходил.

Посему уже третьего числа начал эвакуацию жителей Минска. Благо, что их было там не слишком уж и много. Где-то около 130 тысяч. Часть сами удалились в деревни. Не очень благоразумно, но это был их выбор. А остальных централизованно и организованно вывезли в Смоленск, где организовали летний палаточный лагерь.

Временно.

Пока не накопают больших просторных землянок. Для чего, внезапно, к Смоленску еще зимой подвезли все необходимые материалы.

В самом же Минске остались только бойцы штурмовой инженерно-саперной бригады. Той самой, что уже полтора года формировалась под руководством Буденного.

Кроме того, с зимы удалось создать сеть укрепленных пунктов в городе. По весне, как подтаял снег, их связали дублирующей проводной телефонной сетью, проложенной под землей. Организовали склады боеприпасов, медикаментов, воды и продовольствия. А местами, со стороны наиболее уязвимых участков, укрепили. Загодя выселив жильцов через командировки и переводы. Со стороны это не было совершенно заметно. Просто изнутри стены выложили еще в несколько слоев кирпича.