Бык из моря - Джеллис Роберта - Страница 41
- Предыдущая
- 41/91
- Следующая
Бог смотрел на Вакха, и губы его сжимались в тонкую линию. У Вакха пересохло во рту. Он вытянул было руку — унять, успокоить, — но понял: Дионис знает, что у него на уме, он все взвесил, все обдумал — и счел своего помощника ненужным в этой ситуации. Вакх не осмеливался заговорить, да и что бы он ни сказал, ничто уже не имело значения, поэтому когда Дионис жестом велел ему убираться, он молча подхватил свою чашу и убежал.
Когда Вакх скрылся, Дионис уставился на захлопнутую им дверь — но думал он не о Вакхе. Как только он избавил Диониса от своего раздражающего присутствия — тот сразу выбросил это самовлюбленное создание из головы. У него и без Вакха было о чем подумать. И самым первым и главным вопросом было — как восстановить связь с Ариадной.
— Я ничего не Вижу, — сказал он ярким цветам, которые Гадес, по его собственным словам, поместил в ставни, чтобы Дионис не замыкался во тьме.
Он улыбнулся, подумав о страстной взаимной преданности Гадеса и его жены Персефоны. Любовь так переполняла их, что перехлестывала через край, щедро омывая тех, кто был лишен этого блага. Если бы только Дионис мог убедить Ариадну перебраться к нему! Тогда даже тьма обратилась бы светом. Но не стоит даже начинать ее уговаривать — все бесполезно, пока проблема быкоголового не разрешена. «Почему мне никогда не удается Увидеть то, что необходимо Увидеть?» — нетерпеливо спросил он себя.
Приди ответ на задачу о быкоголовом в Видении — Ариадна тоже увидела бы его и поняла, что делать. Дионис мысленно вернулся в прошлое. Видение показало, как человек-бык убивает — а не как убивают его. Предложив оборвать его жизнь, Дионис ошибся, и его Уста были правы, отвергнув это. Поджав губы, он вспоминал, как позволил Вакху посеять рознь между собой и Ариадной.
— Я больше не пойду этим путем, — громко заявил он, обращаясь к комнате. — Я примирюсь с моей жрицей. Да, быкоголовый, бедолага, должен умереть. Когда она тоже Увидит это... но он умрет не от моей и не от ее руки.
Глава 11
Хотя Ариадна и понимала, что скорее всего Пасифая сразу после скандала запретит ей видеться с Астерионом, она и представить себе не могла, какой пустой станет из-за этого запрета ее жизнь. И осознание того, сколь много времени она проводила с Астерионом, чтобы развеять собственное одиночество, пришло к ней далеко не сразу. Она и самого одиночества не осознавала — пока не Призвала Диониса во время обряда и не получила настоящего отказа.
Она уже привыкла обходиться без ответа. Два года вино в чаше шло рябью, волнами, всплескивало — но оставалось темным, и Ариадна знала, что Дионис отказывается отвечать ей. Не ждала она иного и на сей раз; и тем не менее вино просветлело Ариадна увидела золотистые волосы и светлую кожу. На миг она забыла дышать от радости — но тут же поняла, что перед ней незнакомец.
Лицо было мужское, но миловидное, как у женщины, с длинными золотистыми локонами и полными чувственными губами. Оно смотрело на Ариадну в течение всего ритуала — так долго, что девушка успела разглядеть, насколько оно, несмотря на красоту, отталкивающе. Глаза были маловаты, нос — тонковат, и легкий налет порочности портил все впечатление. А потом она поняла, что знает это лицо — по рассказам Диониса.
«Я жрица Диониса из Кносса, — безмолвно произнесла она, не зная, рассказывал ли Дионис о ней Вакху. — Мне велено в это время года Призывать бога на обряд. Могу ли я обратиться к богу моему Дионису?»
Вакх покачал головой — золотые локоны заплясали вокруг его лица — и усмехнулся с затаенным злорадством, обнажив мелкие острые зубы.
«Нет, — произнес он, — он не желает говорить с тобой. Он все еще сердит на тебя — очень сердит. Ты должна перестать Призывать его. Ты тревожишь его сон. А если дело в приношениях — так зачем тебе вообще чаша? Просто оставь их на алтаре. Дионис сказал — можешь заботиться о своем драгоценном братце».
От этих слов цветок у ее сердца болезненно сжался.
«Но я не могу...» — начала она, пытаясь объяснить, что не может обходиться без чаши, что ее долг как жрицы — проводить обряды, а Призывание — их часть, но закончить ей не дали. Вино в чаше стало темным.
Полуослепшая от слез, Ариадна поднялась, разделась и легла на ледяной камень алтаря. И только тогда расслышала полное надежд бормотание своих жриц: те, заметив, что она медлила отставлять чашу, поняли, что она вела беседу. Поскольку в прошлом на Призыв отзывался один лишь Дионис, они пожирали глазами фреску, ожидая его появления. Но Ариадна почти сразу поднялась и оделась. Бог не придет — уже никогда. Давясь слезами, она плавно взмахнула рукой, благословляя немногих собравшихся в святилище, удалилась в свои покои, опустилась на колени перед креслом, положила голову на сиденье и разрыдалась.
Выплакавшись, она позвонила, чтобы принесли завтрак; она погоревала и приняла решение. Она не станет слушаться веления Вакха и будет Призывать своего бога, когда это необходимо. Если это разозлит его еще больше — возможно, он придет, чтобы поразить ее безумием. Тогда она хотя бы увидит его.
Это отчаянное решение странным образом ободрило Ариадну. Она съела завтрак, а потом — прежде чем она снова загрустила — в комнату вошла Хайне со слугой, тащившим маленькую древнюю шкатулку.
— Она стояла в самом дальнем и темном углу старой кладовой под всяким хламом, — сказала жрица. — Похоже, ее хотели спрятать. И я подумала... может, там что-нибудь ценное.
— Давай ее сразу и откроем. — Ариадна знаком велела слуге поставить шкатулку и принести инструменты.
Если это очередной ларчик с драгоценностями, у нее будет повод нарушить запрет Вакха прямо сейчас, думалось ей; но когда слуга присел на корточки, чтобы посмотреть, какие понадобятся инструменты, выяснилось, что шкатулка не заперта. У Ариадны и Хайне вырвался вздох разочарования, но все же Ариадна велела слуге открыть шкатулку.
Внутри оказался сверток старого шелка, вытертого настолько, что он не годился ни на что, кроме хозяйственных тряпок. Ариадна готова была уже приказать выкинуть его — но тут слуга вытащил из шкатулки сверток посмотреть, нет ли чего под ним, и протянул его девушке.
— Там внутри что-то есть, госпожа, — пробормотал он. Ариадна взглянула на лохмотья и улыбнулась. Она ощутила тепло, чувство покоя, исходящие от того, что держал слуга.
Девушка поднялась, шагнула вперед, сама не заметив, как поднесла ко лбу сжатый в приветствии кулак. Опустившись на колени, она приняла у слуги содержимое шкатулки. Потом знаком велела пододвинуть столик и, положив на него сверток, не развернула даже, а сорвала в нетерпении обветшавший шелк.
Взору ее явилась блестящая черная статуэтка. Ариадна, ни слова не говоря, поставила ее на стол, поклонилась и выпрямилась, не сводя с нее пристального взгляда. Это была женская фигурка, сделанная просто, если не сказать — грубовато. Ариадна разглядела, что она высокая, гибкая, не то чтобы одетая, но и не нагая, с крепкими налитыми грудями и полными бедрами. Лицо лишь угадывалось в таинственном смешении теней и ямок, голову же венчала корона из голубей.
— Мати, — прошептала Ариадна — и почувствовала, как щеки ее будто коснулся лучик тепла.
Потом она поднялась — и очень удивилась, что Хайне и слуга тоже стоят на коленях. Увидев, что она встала, поднялись и они, пораженные собственным коленопреклонением, но Ариадна ничего им не сказала, только велела унести шкатулку и ветхий шелк. Подождав, пока они выйдут, она унесла статуэтку к себе в спальню: там в стене, как раз против постели, была ниша, и Ариадна только сейчас поняла, для чего она сделана. Фигурка заняла свое место.
Образ точно был изъят отсюда, думала Ариадна. Кто осмелился тронуть его? И почему? Дионис? Да, он ревнив, он сам сказал ей об этом. Но тревога недолго снедала девушку. Дионис сам позволил ей танцевать для Матери и сказал, что Мать почитают все. Да и покой, что струился от темной фигурки, был слишком ценен, чтобы отказываться от него.
- Предыдущая
- 41/91
- Следующая
