Бык из моря - Джеллис Роберта - Страница 6

• Предыдущая
• 6/91
• Следующая

— Господин Дионис в купальне, — негромко проговорила Ариадна. — Он голоден. Принеси хлеба, сыра, маслин и вина... и медовых лепешек, если у нас есть.

— Богу? — прошептала, задрожав, жрица. — Но у нас лишь простая, грубая пища...

Ариадна вспомнила, как засмеялся Дионис, когда она предложила ему то, чем принято было утолять голод в доме ее отца. Его не удивило и не рассердило ее предложение — только лишь рассмешило. Он был крупный мужчина, с крепкими мускулами. Чем дальше, тем больше Ариадна сомневалась в правдивости рассказов о нектаре и амброзии — и тем больше верила в сыр и маслины.

— Голод — лучшая из приправ, — сказала она. — Принеси все самое лучшее, а если ему не понравится — я извинюсь: мы ведь не были готовы к тому, что он придет.

Глаза жрицы еще больше расширились, когда она услышала, как спокойно говорит Ариадна об объяснениях с богом, — но она лишь молча поклонилась и поспешила прочь. Ариадна прихватила с постели пару подушек и побежала в гостиную. Быстро осмотревшись, она отыскала уголок, загроможденный чуть менее, чем остальная комната. Слева от этого закутка была вырублена глубокая оконная ниша. Рядом с ней стояли кресло с подставкой для ног и небольшой столик. Ариадна пробралась в этот угол, швырнула подушки у кресла и начала растаскивать и распихивать окружающий хлам — все эти столы, стулья, тумбочки, — чтобы освободить побольше места.

Она сражалась с тяжеленной скамьей, у которой вдобавок к высокой спинке были еще и подлокотники, когда от дверей купальни донесся голос Диониса:

— Она слишком тяжелая для тебя. Куда ты хочешь ее переставить? — Он подошел и отобрал у Ариадны скамью.

— Разве пристало богам передвигать мебель? — усомнилась она.

Дионис — волосы мокрые, глаза улыбаются — хмыкнул.

— Все, что бог пожелает сделать, — пристало ему, так что прекрати меня об этом спрашивать. Куда мне поставить эту штуку?

— Куда угодно. Я просто пыталась расчистить место кругом этого кресла, чтобы тебе легче дышалось. Тебя ничто не должно стеснять, господин мой. Чем уютней тебе будет, тем больше времени ты захочешь здесь провести.

Он взглянул на нее и чуть нахмурился, но Ариадна стояла спокойно, открыв лицо его испытующему взору, — и в конце концов он вздохнул и поставил скамью спинкой к спинке своего кресла. Ариадна уже передвинула три стула и три маленьких позолоченных столика, так что теперь место у окна было свободно и ровно, хоть и неярко освещено. Дионис нежно коснулся ее волос; потом шагнул и опустился в кресло.

Из окна лился мягкий, спокойный свет, хотя безоблачное небо было слепяще-синим: яркость истаивала в глубокой нише. Дионис смотрел на виноградники, что террасами поднимались по склонам Гипсовой Горы. Он не умел читать в сердцах, подобно Афродите, но знал, что Ариадна искренне желала, чтобы он остался. Эта жажда быть с ним тревожила его. Даже среди олимпийцев немногие искали его общества. На него косились, спрашивали, что ему нужно, отдавали требуемое и ждали, когда он уберется. А смертные — от них одни неприятности, он уже не раз убеждался в этом; даже его любимая жрица не была исключением: она умерла.

Интересно, о чем попросит его эта жрица, цинично подумал он. Смертные молятся и приносят жертвы — но всегда ждут чего-то в ответ. Она уже попросила его благословить лозы и вино. Дионис шевельнулся в кресле, словно собираясь встать, но вспомнил, что его жрица всегда просила его о том же. И это не было для него трудом, скорее — радостью: делать гроздья крупными и сладкими, а вино — крепким и терпким.

Легкое позвякивание заставило его обратить взор к дверям: там Ариадна как раз забирала поднос у коленопреклоненной жрицы, чтобы самой прислуживать богу за едой. Дионису вспомнилось вдруг, как она сказала: «Я... я люблю тебя», и странный покой снизошел на него — чтобы истаять от мучительной мысли, что его жрица больше никогда не посидит с ним. Но Ариадна очень молода, напомнил он себе. Он еще долгие годы может не опасаться, что потеряет ее. Вот только... сможет ли она даровать ему тот же покой, что прежняя жрица?

Он смотрел, как Ариадна идет к нему с подносом. Она опустила поднос на стол и уселась на подушки подле Дионисова кресла. Он потянулся к вину, попробовал его и сморщился.

— Прости нас за грубую пищу, — сказала Ариадна. — Ты слишком долго был вдали от Кносса, мой господин. Вино наше уже не то, что было прежде.

— Я злился, — негромко признался он, беря кусок сыра, маслину и хлеб. Проглотив, он продолжил: — Я думал, моя жрица отказалась от меня, потому что она больше не Призывала меня. Мне и в голову не приходило, что она умерла...

— И ты не слышал новых жриц? — Ариадна встревоженно покачала головой. — Должно быть, что-то пропускалось в обряде.

— Не думаю, что дело в обряде, — возразил Дионис. — По-моему, тут дело в самих жрицах. Одним дано Призывать, другим — нет. Тебе — дано. — Какое-то время он ел молча, потом поймал на себе ее взгляд. — Ты ведь тоже проголодалась?

Она улыбнулась.

— Вообще-то мне что-то предлагали — утром, но я слишком волновалась, чтобы есть. Но ты такой добрый, и больше я не волнуюсь... не боюсь. Да, я проголодалась.

Дионис засмеялся.

— Так перетаскивай свои подушки на ту сторону стола и ешь! Здесь хватит обоим... а то и троим-четверым.

— Благодарю тебя.

Ариадна охотно послушалась его, взяла себе хлеба, сыра, маслин — но кубок был только один. Она огляделась — и заметила маленькую расписную чашу. Она отложила еду, взяла ее, обтерла и, налив вина, выпила. Кошмар, а не вино! И это неправильно. Храму и богу должно отдавать лучшее. И уж она позаботится, чтобы так оно в дальнейшем и было — если Дионис сдержит слово, и урожай будет богат. Ариадна подняла взгляд на бога.

— Ты не забудешь, господин мой Дионис? Придешь благословить лозы? — тревожно спросила она.

— Если ты Призовешь — как же я забуду?

— Так это правда, что я могу Призывать тебя?

— Сегодня утром ты сделала это, но если сомневаешься — почему бы не попробовать еще раз?

— Но ты же рядом. Он пожал плечами.

— Отойди в другой конец комнаты и оттуда позови меня — молча, одной только мыслью. Посмотрим, услышу ли я Призыв.

Он говорил, что дело не в обряде, но Ариадна все равно наполнила чашу и отнесла ее в дальний угол. Там она заглянула в нее и про себя Позвала: «Мой бог Дионис, услышь меня».

Дионис вздрогнул и поморщился.

— Хватит. Я слышу.

Ариадна едва не выронила чашу: лицо Диониса возникло там, и голос, казалось, звучал оттуда же.

— Ой, — вырвалось у нее, — я вижу тебя в вине! И ты говоришь со мной оттуда! Я... должно быть, и правда я могу Призывать тебя.

Дионис смотрел, как она возвращается. Она двигалась легче, грациознее той его жрицы, но он ощущал в ней дух более сильный, более жесткий, быть может. А ведь Сила ее больше, чем была у той, подумалось ему. Это «услышь меня» отдалось в его голове ревом бронзовых труб. Интересно, на что еще способна она, кроме того, чтобы Призывать его?

Когда она снова устроилась на подушках подле него и немного поела, он сказал — легко, как бы между делом:

— Мне был странный сон. Я Видел белого быка, огромного и прекрасного, — он вышел из моря и по своей воле пошел к человеку в богатых одеждах и в царской короне. А потом — безо всякого принуждения — пришел вместе с тем человеком в огромный храм. Там он опустился на колени у алтаря, готовый принести себя в жертву, но тот, что в короне, не взял лежащий наготове лабрис. Вместо этого он поднял быка, отвел его на зеленый луг и пустил в стадо коров.

Дионис прервался на миг, услышав полувздох-полувсхлип Ариадны, но она склонила голову, и он не видел ее лица. Он ждал, что она заговорит, но она молчала, и он почувствовал разочарование. Нет, сказал он себе, она — не посланница Матушки; но странное отчаяние охватило его, он решил не сдаваться и продолжил:

— Бык помчался к коровам и покрыл их одну за другой, но, казалось, то, что должно было смирить его, обратило его в злобное чудище. Голова его под рогами стала человеческой, он бросился на коров и задрал их, а после затоптал пастухов, что пытались увести его. В конце концов он вырвался на волю и принялся носиться по округе: ломал и топтал сады, крушил дома, а тех, кто в них жил, раздирал и пожирал. С каждым днем он становился все больше, сильнее и ненасытней...

• Предыдущая
• 6/91
• Следующая