Азраиль. Небеса содрогнутся! Том 2 (СИ) - Магарыч Григорий - Страница 39

И сейчас, кажется, я задел двух зайцев одним выстрелом. Ну либо тот, кто отправил меня в прошлое, хорошо позаботился и об этом.

Дед на своей волне. Нисколько не изменился. Я склонил голову набок.

— С каких это пор из уважаемого человека, покинувшего ряды Павшего ордена, с соответствующим стажем и опытом работы, ты превратился в жалкого старикашку, который даже не хочет видеть... собственного внука?

Лицо старика исказилось в гневной гримасе.

— Повторяю тебе в третий раз, грязный предатель! — казалось, он был в ярости. — Проваливай прочь! Не хочу слышать ни тебя, ни твою сестру! Как ты вообще посмел явиться сюда? Как смеешь смотреть в мои глаза и тем более напоминать мне о том, что ты мой внук?! Ты — позор семьи Орловых!

Дед всегда был прямолинеен. Говорил, не думая о последствиях.

Впрочем, я не ожидал другого от родного отца Тельдора. Последняя наша с ним встреча произошла в момент, когда он был уже мёртв. Помню, тогда каждый уважающий себя «свободный» оплакивал старика.

Оттого я готов был слушать это долго.

— Человек, который отрёкся от своего ордена, считает меня предателем, — я покачал головой. — Что ж, думаю, ты слишком строг ко мне.

Дед оглянулся, ища глазами что-нибудь тяжёлое. Высунув из-под матраса массивную гитару, он тут же швырнул её в меня.

Не попал.

— Ты, евнух проклятый, смеешь так говорить со мной?! — слюни Романовского разлетались по сторонам; голос звучал хрипло и чуть... разбито. — Позволить моему сыну умереть! Позволить ему погибнуть... и от чьих рук?! От рук этих чуханов Тёмных? Ты позорище, а не главный наследник Павших! Какой к чёрту Красный орден, а?! Ты... ты.... проваливай прочь!

Думаю, стоит умолчать о подробностях смерти Тельдора. Радует одно — старик читает новости.

Дед тут же отвернулся, обозначая свою неприязнь. Странно, но каждое его слово не было подпитано никакой искренней злобой — и тем более ненавистью. Я ощущал, как тот отчасти рад меня видеть, вот только...

— Дед, я к тебе прибыл не за извинениями. Мне плевать на твоего сына, да и на тебя в целом... — я пожал плечами. — А Павший орден пал, увы. Ты можешь долго меня прогонять, вот только я уйду только тогда, когда поговорю с тобой.

Дед поджал губы, его нетрезвый взгляд мазнул по мне.

— Ты всегда таким был, — хрипло проворчал он, открывая новую бутылку. — Всегда был куском дерьма. Им и остался.

Я закатил глаза, подставил ногой стул — и плюхнулся на него.

— Продолжай, старик, — велел я. — Говори, что ты там ко мне испытываешь. Времени предостаточно. Расскажи, как сильно любишь человека, что чуть-было не изнасиловал твою внучку. Давай, расхваляй этого ублюдка...

— Он мой сын! — рявкнул Романовский, опрокидывая бутылку в себя. — Сын! Единственный сын, который, возможно, немного сбился с пути! А ты — евнух, отпрыск, который не смог защитить ни орден, ни сына моего! Ты... проваливай прочь!

О, Боги.

— Ещё раз напомни, где же был ты всё это время? — процедил я, сжимая челюсть. — Копошился в своём болоте под названием «свобода»? И вообще, с каких это пор цыгане признали тебя — пьяницу — бароном племени?

— Неважно! — рявкнул он, вытирая слюни с усов. — Ты во всём виноват! Хренов наследник... Красного ордена! Тьфу ты! Проваливай прочь, слушать тебя тошно!

Кажется, мы просто ходим по кругу. Выждав небольшую паузу, нарушаемую только звуком глотков, я оглянулся.

— Послушай, старик, — голос мой обрёл серьёзность. — Я не собираюсь с тобой спорить. У каждого своя правда, вот только позволь мне воспользоваться твоим положением, пока ты не подох. Ладно?

Игнат Борисович поморщился, не находя ответа. Всё было высказано, да и сам дед чуть устал от собственной экспрессии. Возможно, он так выражал свою любовь, но... пора было заканчивать эти лишённые смысла споры.

— Я ещё всех вас переживу, — добавил он, махнув рукой. — И вас, и ваш дерьмовый орден.

Я кивнул.

— Жаль, но это и впрямь возможно, — тон мой обрёл некую деловитость. — Если не поможешь отыскать дамочку по имени Пелагея, без особых усилий переживёшь и меня, и Лизу.

Старик, на удивление, замолк — не стал посылать меня и надсмехаться.

— Пелагея? — его лицо скривилось. — Ты, евнух мелкий, испугался этой продажной девки?

Дед никогда не мог похвастаться своей толерантностью. Я еле заметно мотнул головой.

— Люди из твоего поселения приходили ко мне в орден, — осведомил я.

— Ложь, — сплюнул Игнат Борисович. — Любой, кто когда-либо побывал в свободном поселении, прекрасно знает о том, что орден, род, клан и так далее по списку — играют только против личной свободы. Ты, мелкий евнух, никогда не поймёшь свободного человека.

Я кивнул. Всё верно. Именно поэтому в момент нашей встречи с цыганом его татуировка напомнила мне о старике.

— ...каждый, кто побывал в этом месте, должен знать одно правило — свобода дороже жизни, — добавил он чуть более серьёзно. — И когда ты говоришь мне о Павшем ордене, о моём уходе и так далее, я ощущаю лишь одно желание... послать тебя прочь.

— Никто из них не собирался вступать в орден, — обозначил я задумчиво. — Цыгане пришли с угрозами — говорили о каких-то «непростых людях» с особыми связями и властью. Не имею ничего против ваших принципов, вот только порой они делают из вас идиотов.

Дед швырнул в меня пробку, сделал пару смачных глотков — и вновь вперился в меня отрешённым взглядом.

— Что ты от меня хочешь, евнух? — он поморщился, демонстрируя своё нежелание говорить со мной. — Не знаю я, где она сейчас обитает и перед кем раздвигает ноги! Не знаю, сто лет не видел ни её, ни всю эту банду чуханов. Иди прочь уже, достал!

С ним всегда было сложно говорить. Эта энергичность, смешанная со вспыльчивостью, зачастую выводила из себя каждого, кто имел с ним дело. Каждого, но... только не меня.

Я дёрнул уголками губ в натужной ухмылке.

— Банда чуханов, — глаза мои вперились в бутылку старика; буквально десять минут назад была открыта, а уже пуста наполовину. — Поподробнее о них можно?

Романовский недоумённо приподнял бровь.

— С чего мне о них рассказывать?! Где моя охрана, чёрт бы их побрал?!

— С охраной всё в порядке, а что касается... «банды чуханов». Они угрожают твоему внуку, — раздражённо бросил я. — Говори, старик. Иначе никуда не уйду.

— Обычные разгильдяи, ничего более, — отмахнулся тот. — Один только есть среди них на тебя похожий, да и только. Янко Драгомир — цыганёнок местный, отпрыск Дэвида. Рост под два метра, силы немерено. Остальные за ним на побегушках. Доволен? Теперь проваливай!

Отпрыск Дэвида Драгомира, значит. Я благодарно кивнул.

— Этот твой Янко Драгомир и ему подобные играют мне на нервы, — осведомил я. — Откопали камень Азраиля и выполняют заказы Имперского масштаба.

Старик хмыкнул.

— И поделом, предатель несчастный, — губы его скривились. — Будешь знать, как бросать свой орден и оставлять умирать собственного отца.

Я оставил последние слова без внимания.

— Так ты знаешь Дэвида Драгомира?..

— Пошёл прочь!

Шумный выдох.

— Прошу, дед, — голос мой стал чуть усталым. — Любая наводка может быть важной. Дело касается не только моей жизни.

Старик мотнул головой.

— Я всё сказал... — казалось, он даже устал злиться. — Убирайся.

— Если не хочешь рассказывать про Дэвида, — меня начинало раздражать его упрямство. — Дай знать, где сейчас прячутся Янко и Пелагея.

Игнат Борисович весело хохотнул.

— Чтобы ты убил их, евнух несчастный? — осведомился он настолько уверенно, что, казалось, рассказывать этого он не собирается.

В таком случае, буду выбрасывать все козыри, которые у меня есть. Я поднялся на ноги...

— Очень жаль, — и показательно расстроился. — А я так хотел вернуть к жизни одного из этих «чуханов».

Мои окоченевшие пальцы выхватили из внутреннего кармана фотокарточку убитого мной цыганёнка и тут же швырнули её под ноги деда.