Его любимая грешница (СИ) - Лартер Элли - Страница 25

Я по-прежнему молчу – и в конце концов добиваюсь своего: решив, что достаточно меня запугала – вот только после всего, что перед этим сказал Дионис, уже довольно проблематично, – Света наконец отходит от моего гримировочного столика и возвращается за свой, а у меня появляется возможность переодеться и накраситься перед началом смены.

Мой новый рабочий костюм – блестящее розовое латексное трико, ну или иначе – слитный купальник с длинными рукавами и на молнии, которая тянется тонкой серебристой полоской от ключиц и до самых трусиков, – ну а под трико – все такие же розовые латексные бюстгальтер и трусики.

Ну конечно, я же Барби!

Я решаю, что если уж все равно придется позориться и унижаться, танцуя полуобнаженной у пилона, то можно оставить себе хотя бы маленький участок свободы и комфорта, и выходить на сцену босиком, а не на шпильках и уж тем более не в специальных стрипах, которые так любят танцовщицы... да и клиенты-мужчины, что уж греха таить.

В обычной жизни я практически не хожу на каблуках, мне и в роли официантки было не слишком удобно передвигаться с такими шпильками, а уж танцевать каждый вечер по несколько часов... точно нет. Насколько я знаю, другие девушки имеют свободу в выборе сценического костюма, а значит – я тоже этим воспользуюсь. Если Дионис будет против, я смогу за себя постоять – хотя бы в таких мелочах, раз уж в самом важном так и не смогла.

В клубе сейчас работает восемнадцать танцовщиц – это вместе со мной. Подиумов с пилонами в центре зала три – за каждый отвечают по шесть девушек. Клуб открыт для клиентов с десяти часов вечера и до шести утра, и все это время все три подиума должны быть заняты. Один танец длится в среднем от семи до десяти минут – таким образом, каждая из нас должна выходить к пилону раз в час. На дверях гримерки и в рабочих чатах висит расписание танцев. Мои выходы – в двадцать два сорок, двадцать три сорок и так далее до шести утра. Всего – восемь выходов. При этом, могут быть выходы вне расписания – по отдельному графику, – если кого-то из девушек забрали на приват или на выезд домой к клиенту. Соответственно, если на приват уходишь ты – тебя тоже кто-нибудь подменяет.

В этом плане все довольно просто и четко, а три мужчины с администраторскими бейджами объявляют имена для публики, следят за работой танцовщиц и за тем, чтобы подиумы в центре зала не простаивали.

Сложно другое – заставить себя выйти к этому чертову пилону и не умереть от ужаса.

Еще и Дэна нигде нет.

Если бы я увидела его – то сразу бросилась бы навстречу и стала просить о помощи. Хотя он и так сделал все, что было возможно в данной ситуации. Он ведь не всемогущий и не бог, он не мог просто взять и отмазать меня от Диониса и Турина, за спиной которых – связи, влияние и много денег.

Вдруг Дэна уже уволили, и теперь я здесь совсем одна?!

Я охотно верю, что если откажусь от условий сделки и еще раз попробую сбежать – меня поймают снова, но только во второй раз будет гораздо хуже, и меня либо отправят на выезд к какому-нибудь извращенцу, либо просто пустят по кругу... Дионис сам так сказал – и я верю, что он на это способен. Он вообще на все способен. И если в первые пару дней, нахлебавшись дерьма, я не понимала, почему танцовщицы продолжают здесь работать, то теперь прекрасно понимаю: их держат здесь силой.

Задержка выплат, угрозы, шантаж, физическое и психическое насилие. Многие приходят сюда со светлыми мечтами о легких деньгах, мужском восхищении и вечном празднике, а то и вовсе надеются выйти замуж за какого-нибудь бизнесмена или политика, заскочившего полюбоваться женскими прелестями, – а потом перебиваются от подачки к подачке, подвергаются изнасилованиям и побоям, приобретают алкогольную и наркотическую зависимость, делают аборты от клиентов, режут вены и пьют антидепрессанты. Стриптиз затягивает в пучину разврата, боли и ненависти к себе, отсюда непросто выбраться. Некоторые девчонки, как и я, приходят, чтобы немного заработать, а в итоге остаются в этом аду на месяцы и годы, не имея возможности взять и уйти в любой момент. Я вспоминаю свой первый разговор с девушками: я сказала тогда, что если мне что-то не понравится – я просто уволюсь. Они тогда посмеялись надо мной, а я – над ними. И что, и где я теперь? Я на дне – зато в блестящем розовом латексном купальнике.

Своей очереди я жду с ужасом. Меня откровенно трясет, ладони становятся влажными и липкими, и перед самым выходом я натягиваю кожаные перчатки без пальцев, чтобы не скользить по поверхности пилона. Правда, танцевать у шеста я не умею – господи, да я вообще не умею нормально танцевать! – но наверняка буду хвататься за него в попытках изобразить хоть что-то... Вот только мне кажется, что мои танцы клиентов клуба не соблазнят, а только рассмешат. Ну что же, может, тем лучше?! Может, Дионис поймет, что крупно ошибся, отправив меня на подиум, и разрешит отработать долг мойщицей посуды или хотя бы официанткой?!

Было бы прекрасно...

– Не бойся, – неожиданно слышу я над самым ухом и вздрагиваю. Я бы все отдала за то, чтобы это был Дэн – но нет, это женский голос. Я оборачиваюсь и вижу одну из танцовщиц – вот только имени ее не помню.

– Привет, – говорю тихо.

– Привет. Меня зовут Марина, – улыбается девушка. – А по псевдониму – Мойра.

– П-приятно познакомиться, – заикаюсь. Неужели здесь не все – приспешницы Светы и Лизы? Хоть Дэн и говорил мне, что хорошо общается со многими танцовщицами, мне казалось, что они в большинстве своем стервы. А Марина, кажется, очень даже милая.

– Мне тоже.

– Меня зовут Вика.

– Я знаю, – она кивает и хочет сказать что-то еще, но в этот момент мимо нас пробегает девушка, которая танцевала передо мной, и мужской голос объявляет в микрофон:

– А теперь встречайте нашу новенькую девочку – прекрасную Барби! Пусть она зажжет ваши сердца и заставит пульс биться в бешеном ритме!

Раздаются аплодисменты, свист, и я на негнущихся ногах выхожу из-за кулис на подиум с пилоном.

– Барби! Давай же, детка, покажи нам все, на что ты способна! Раздевайся и танцуй, Барби! – несется со всех сторон, а мне кажется, что это мгновение длится целую вечность – мгновение, когда я оглушена мужскими криками и свистом и ослеплена двумя прожекторами, которые бьют ярким белым светом прямо мне в глаза. Одно хорошо – этот свет мешает мне видеть похотливые мужские физиономии за столиками в общем зале. А когда начинается музыка – затихают и голоса. Клиенты клуба готовятся внимать, пожирать глазами мое затянутое в розовый латекс полуобнаженное тело – да только я не знаю, смогу ли предложить им еще что-нибудь или нет.

В далеком детстве – ну, то есть, это было лет десять назад или больше, – мама записала меня на секцию современных танцев, но я продержалась там от силы полгода, потому что мне не нравилось примерно все.

Мне не нравилось, как обращается с нами тренер: эта женщина постоянно орала на меня и других девчонок, причем так громко, что закладывало уши, и периодически била длинной тростью по ногам, рукам и даже туловищу, если позиция или движения были неидеальными.

Мне не нравилось плотное черное трико, которое сильно давило в подмышках и промежности, натирая нежную детскую кожу, и сколько бы я ни говорила об этом маме – она отказывалась покупать новое, доказывая, что это мой размер и костюм должен сидеть плотно по фигуре.

Мне не нравился холодный зал, в котором мы занимались, с деревянным полом, на котором было выломано две плитки, и если нога попадала туда – можно было споткнуться или даже получить занозу.

Мне не нравилось ходить босиком. Я чувствовала себя уязвимой.

Мне не нравились танцы, которые мы разучивали, и музыка, под которую мы танцевали. Все мелодии были как будто бы на один лад.

Мне не нравилось ходить туда четыре раза в неделю после школьных занятий: я и так чувствовала себя уставшей и сонной, но надо было быстро перекусывать чем-нибудь, бежать в эту дурацкую спортивную школу, переодеваться в пропахшей потом раздевалке и потом выходить в тесном трико в холодный зал под извечных визгливые вопли тренера.