Песнь сирены - Джеллис Роберта - Страница 39

• Предыдущая
• 39/90
• Следующая

Конечно, нельзя направить в аббатство военный отряд. Даже если бы граф сумел сломить сопротивление аббата, такая акция наверняка насторожила бы предполагаемого убийцу, который временно отказался бы от своего намерения. В конце концов, было решено: Раймонд будет дежурить у постели Вильяма, а еще четыре человека – по одному в каждой из соседних комнат и в комнатах напротив, чтобы прийти на помощь Раймонду, когда тот позовет.

Первый сбой в этом плане обнаружился через десять минут после наступления темноты, когда Раймонд зажег свечу. Вильям лежал спокойно, но через несколько минут начал метаться и бредить. Раймонд обмыл ему лицо и дал выпить воды, но тот никак не мог успокоиться. Глаза Вильяма бегали из стороны в сторону, наблюдая за тенями, создаваемыми мерцающей свечой. Вдруг он начал кричать, предупреждая о нападении со стороны темной двери.

Услышав крики, стражники графа вбежали в комнату с оружием наготове. Это так сильно возбудило Вильяма, что Раймонду едва удалось уложить его в постель. Не без смущения он объяснил стражникам, что случилось, и попросил их не приходить на крики, если только он сам не позовет их некоторыми условленными фразами. Отпустив их и относительно успокоив Вильяма, он задул свечу, которая, казалось, и была виновницей переполоха.

Вильям продолжал бредить и даже размахивал руками время от времени, так что Раймонд не решился снова зажечь свечу. Он вообще не решался сделать что-либо. Стоило ему пошевелиться на стуле, как Вильям тут же реагировал на шум. Похоже слух больного обострился до предела.

Вынужденная неподвижность мешала Раймонду бодрствовать. За последние два дня он перенес страданий, физических и душевных больше, чем за всю предшествующую жизнь. Время тянулось медленно, и его голова начала клониться вниз. Три раза он ловил себя на этом и через силу открывал глаза, но наконец его голова упала на грудь, и он уснул.

Примерно час спустя ручка двери тихо щелкнула. Раймонд вздрогнул встревоженно и снова погрузился в сон. Вильям открыл глаза, горевшие лихорадочным огнем. Луна еще не взошла, но свет, исходящий от усыпанного звездами неба, образовал тусклую тень на противоположной стене. Тело Вильяма напряглось. Он смутно ощущал боль, но все чувства сконцентрировались на тени. Где-то вне поля своего зрения он услышал движение. Вильям повернул голову, но его обостренные лихорадкой ощущения были слишком искаженными и ненадежными, и он опять погрузился в кошмар, полной темноты, и не мог видеть, как Моджер тихо открывал дверь.

Шаги Моджера были настолько легки, что не разбудили Раймонда. Вильям прислушался, но не смог понять откуда исходят звуки, и пришел в смятение. Он опустил глаза и увидел черную тень, которая надвигалась на него. Она не связывалась ни с какой галлюцинацией в его голове, и он в замешательстве наблюдал за ее приближением. Он не сделал ни одного движения и не противился, когда Моджер снял с него легкое одеяло, которым его накрыл Раймонд. В этом было нечто знакомое, то, что, несмотря на жар, ассоциировалось у Вильяма с чем-то хорошим для него. Монахи раздевали его, чтобы обмыть и перевязать раны.

Только когда Моджер наклонился ниже и зажал ему рот рукой, чтобы он не смог закричать, Вильям увидел лицо своего соседа. Вильям резко отвернул голову, но не потому, что подозревал Моджера в опасных для него намерениях. Совсем наоборот. Моджер опекал его людей, добивался улучшения условий его содержания, теперь, как он думал, Моджер ухаживает за ним. Этого он не мог вынести.

С силой, свойственной лишь сумасшедшим, Вильям оттолкнул Моджера. Внезапность и необычная сила толчка заставили того отшатнуться, он споткнулся о стоящий у стены сундук и с шумом свалился на него. Этот шум разбудил Раймонда, но он был ошеломлен и долго никак не мог понять, что его разбудило. Его обезумевшие глаза блуждали по комнате, но не разглядели застывшего от изумления Моджера, который был для них только темным пятном во мраке.

Тем временем Вильям попытался подняться. – Нет! – закричал он. – Нет! Мне уже лучше, уже лучше!

Раймонд поднялся на ноги и попытался схватить, успокоить Вильяма, но тот соскочил с кровати и встал. Все еще пребывая в дурмане, Раймонд наклонился так неосторожно, что упал на кровать, а затем, вместо того чтобы встать, обежать вокруг кровати и подхватить Вильяма (он ведь не подозревал о присутствии в комнате постороннего), он решил лезть через постель, полагая, что это кратчайший путь. Вильям, однако, не оставался безучастным. Его воспаленный мозг почему-то пришел к заключению: вежливость требует проводить Моджера до двери, этим он достигнет двойной цели – докажет, что он уже хорошо себя чувствует, и откажется от опеки соседа.

– Я провожу вас, – бормотал он, двигаясь вперед. – Благодарю вас. Нет необходимости. Я провожу вас.

Моджер не верил своим ушам и глазам. Ударив его, узнав его намерения, Вильям тем не менее шел к нему с распростертыми для объятия руками. Собственное чувство вины Моджера заставило интерпретировать галлюцинацию Вильяма в подозрение. «Ловушка! – пронзительно закричал его мозг. – Он знал обо всем, что я собирался сделать, и подготовил ловушку». Онемев от ужаса, Моджер вскочил на ноги, сильно ударил один раз Вильяма ножом, который держал в руках, и бросил оружие. Затем он отшатнулся от Вильяма, распахнул дверь и выбежал.

В это мгновение Раймонд стоял уже за кроватью позади Вильяма. Он уловил шум и тогда только понял, что в комнате кто-то есть, кроме него и Вильяма, и приготовился защищаться. Но Вильям, получивший удар в левую руку, упал на Раймонда, крича от ярости, боли и недоумения. Таким образом, первый зов Раймонда на помощь заглушили крики Вильяма. Что еще хуже, удар настолько исказил сознание Вильяма, что теперь он боролся с Раймондом.

Еще дважды Раймонд кричал стражникам графа Херфордского, что убийца убегает. К несчастью, Вильям нанес сразу ему такой удар в живот, что призыв Раймонда превратился в вой. На второй его зов, ответ последовал немедленно, но было слишком поздно что-либо сделать. Моджер был уже за воротами. Эгберт мрачно улыбнулся, когда понял: хозяин тоже потерпел неудачу. Он радовался, что не ушел в лагерь до возвращения Моджера. Эгберт тихо проскользнул вдоль фасада главного здания в конюшню и лег рядом с лошадью своего хозяина, которую он должен был привести в лагерь на следующее утро.

Элис взяла очередную счетную бирку из связки, намереваясь перевести ее в письменные счета. Это делалось не потому, что она сомневалась в честности и аккуратности Мартина. Каждая бирка имела пометки – зазубрины и царапины, которые указывали торговца или фермера, к которому она относилась, а суммы были четко вырезаны в виде больших и малых зарубок. Элис решила перенести их на бумагу по нескольким причинам. Один лист пергамента занимал гораздо меньше места, чем связка бирок. Кроме того, написанные документы внушали благоговение и предупреждали споры. Простолюдины смотрели на них, как на волшебство, как будто сам факт записи какой-либо вещи делал ее истинной или неизбежной.

Элис была так поглощена работой, что Мартину пришлось кашлянуть, привлекая ее внимание. Она закончила строчку и взглянула на него.

– Прибыл гонец из Уэльса, – сказал Мартин.

Элис улыбнулась и ответила:

– Хорошо, впустите его. Папа держит свое обещание писать почаще. Я получила от него письмо всего пять или шесть дней назад.

Она сказала это прежде, чем заметила неестественный блеск глаз Мартина. То, что глаза управляющего полны слез, она осознала только после того, как он сказал:

– Письмо, которое доставили, не от господина.

– Умер?! – пронзительно закричала она, вскакивая на ноги. – Папа умер?!

– Нет! – воскликнул Мартин, обегая вокруг стола, чтобы поддержать ее. – Но он ранен, и опасно.

– Ты лжешь! Ты хочешь скрыть, что он умер. – Она зарыдала.

– Нет, госпожа, нет, – уверял Мартин, поглаживая ее руку. – Когда гонца отправили, он был жив. Письмо от сэра Раймонда.

• Предыдущая
• 39/90
• Следующая