Песнь сирены - Джеллис Роберта - Страница 9

• Предыдущая
• 9/90
• Следующая

Был и еще один способ все разузнать. На другом берегу реки Хьюэрли находились владения Моджера Илмерского, полученные в наследство его женой. Вильям никак не мог заснуть, ворочаясь в постели и все время думая о причинах приезда Раймонда и его возможном прошлом. Моджер был соседом Вильяма вот уже десять лет, с тех пор, как на Гилберта и Джона, двух молодых сыновей предыдущего владельца Хьюэрли, было совершенно нападение, и они были убиты. В невиновность Вильяма поверили на слово. Но даже спустя десять лет он так и не смирился с их смертью. Гилберт и Джон были ему добрыми друзьями.

Убийцы, похоже, были не из местных жителей, поэтому сделали это вовсе не из-за желания отомстить. И не для того, чтобы ограбить: братья не брали с собой ни кошельков, ни драгоценных украшений, когда отправлялись на охоту в своих владениях. Скорее всего Гилберт и Джон столкнулись с разбойниками неожиданно. Наверное, они пригрозили тем и приказали покинуть их земли. Правда Вильям не мог поверить в то, что братья вели себя столь глупо, если разбойников было много, и те были хорошо вооружены.

Все это останется неразгаданной тайной. Вильям старался прогнать из головы непрошеные мысли. Теперь в Хьюэрли распоряжался Моджер, который будет хозяином здесь до тех пор, пока его сын Обри не подрастет и не наследует земли своего деда по матери. Вильям улыбнулся. Обри был славным юношей и сейчас служил у Гемфри де Боуна, графа Херфордского. Вильям вздохнул и повернулся на другой бок. Согласится ли Элис выйти замуж за Обри, на чем настаивает Моджер? Как было бы замечательно, если бы она всегда была около него, но нужно ждать еще четыре-пять лет, пока его дочь не созреет для замужества. Кроме того, Элизабет… Нет, если он позволит себе думать об Элизабет, то до утра не заснет.

Во всяком случае, ни Элизабет, ни Обри ничем не могли помочь ему в проблемах, связанных с Раймондом. Моджер, возможно, и мог бы что-нибудь прояснить, так как много времени проводил при королевском дворе и был в курсе всех слухов и сплетен. Вильям не сразу заметил это. Он в тысячный раз говорил себе, что Моджер – хороший сосед, всегда приятный в общении и дружелюбный; не покушающийся на его, Вильяма, земли, ничем никогда не обидевший никого из своих людей, не бравший большую, чем полагается, речную пошлину. И Вильяма не должно касаться то, что Моджер стремился извлечь из имения больше, чем вкладывал в него, живя не по средствам расточительно. И все же Хьюэрли оставалось богатым владением, и Обри мог поправить дела, став его владельцем, а Элис присмотрела бы за хозяйством, если бы вышла замуж за Обри.

Было бы лучше, если бы Моджер не тратил время и деньги на приемах, а присматривал за своей собственностью Нет, думал Вильям, это не просто тщеславие. Льстивость и низкопоклонство Моджера так надоели ему что он избегал соседа, как чумы, когда им случалось быть вместе на приеме у короля. Но имел ли он право осуждать? С детства Вильям имел очень могущественного друга, и ему не нужно было поддакивать каждому слову короля. Но угодничество Моджера дало свои результаты: Обри получил место во владениях де Боуна, что совсем неплохо для юноши без знатной родословной.

Кстати, это и его, Вильяма, вина в том, что Моджеру пришлось так пресмыкаться, подыскивая место для Обри. Он должен был подсказать Моджеру попытаться получить место для молодого человека во владениях у Ричарда Корнуолльского, и с радостью сам попросил бы протекции у Ричарда для сына Элизабет… Но Вильям никогда не говорил Моджеру о своей дружбе с Ричардом. Да и захотел ли бы Моджер просить кого-либо о благосклонности?

Чепуха! Вильям даже зарычал от злости и перевернулся на живот. Единственный человек, у которого Моджер не хочет просить о каком-либо одолжении, это он сам. Тогда его неприязнь к Моджеру, которую он так тщательно скрывал, сразу обнаружилась бы. И это было бы совсем некстати. Почему он так не любил человека как раз за то, чего хотел от него? И как только Вильям понял это, он застонал, скатился с кровати и невольно вздрогнул, когда голые ступни коснулись холодного пола. Не обращая внимания на холод, Вильям расправил ночную рубашку, налил себе разбавленного вина и сел в кресло у камина.

Жизнь такая запутанная штука. Он не мог смириться с тем, что Моджер не ценит свою жену, тогда как сам Вильям готов отдать все за возможность видеть Элизабет любимой и любящей. Кто поверил бы, что он может быть таким глупцом и любить одну женщину все эти годы – двадцать лет? Нет, больше. Вильям не смог бы припомнить время, когда не любил Элизабет. Он обожал ее, когда ей было только четыре года и она была пухленьким карапузом, следующим всюду по пятам за своими братьями, Гилбертом и Джоном. В детстве они с Элизабет поклялись друг другу, что поженятся…

– О дьявол! – вздохнул он устало. Гнев и боль захватили его с силой ничуть не меньшей, чем двадцать лет назад, когда отец сказал ему, что Элизабет выдали замуж.

Он не хотел верить, но сэр Гилберт, отец Элизабет, подтвердил это. Долгое время Вильям ненавидел ее за проявленную слабость и по этой причине согласился жениться на женщине, предложенной отцом. Бедная Мэри. Была ли она действительно настолько глупа от природы или это его невольное отвращение к ней погубило ее?

Нет. Вильям поставил чашу и вернулся в постель. Мэри была только Мэри. Он не виноват в том, что случилось с ней. И даже если он иногда и обнаруживал свое недовольство, то лишь по одной причине – она была на десять лет старше. Другая нормальная разумная женщина двадцати семи лет, уже побывавшая замужем и овдовевшая, не смогла бы подчиниться семнадцатилетнему юноше, оскорбленному и озлобленному, тем более что Мэри была очень привлекательной, почти такой же красивой, как Элис. К тому же она не могла себе представить, насколько неприятна ему и сразу привязалась к Вильяму, во всем полагаясь на него. Нет, она не виновата ни в чем. Мэри была счастлива настолько, насколько могла. И если уж что и сразило ее, так это смерть детей.

И Элизабет не виновата в том, что исполнила волю отца. Разве могла она ослушаться? Могла ли сопротивляться девочка тринадцати лет? Возможно, ей даже не сказали. Сэр Гилберт был достаточно добрым человеком, но старой закалки. Он просто выслал Элизабет в Илмер для замужества, даже не предупредив ее. Жена сэра Гилберта – тут Вильям поморщился: он едва помнил бледную тень женщины, которая была матерью Элизабет, – она не могла ничем помешать. Сэр Гилберт был из тех, кто считал, что никакая дочь не стоит съедаемой ею пищи. Вильям улыбнулся. Какой же глупец сэр Гилберт! Элис принесла ему больше утешения и радости, чем дюжина сыновей.

На этой мысли он заснул, с ней же и проснулся. Все это так, конечно, но Вильям понимал: Элис – единственная наследница, а это не так уж хорошо. Он еще достаточно молод, чтобы заиметь сыновей. Лучше было бы жениться сразу после смерти Мэри. Дети Элис будут потомками владельцев Илмера, если она выйдет замуж за Обри, и только Богу известно, что будет, если она выберет кого-нибудь другого. Вильям пошел в зал, все еще с грустью размышляя о том, что его род прервется на нем, и вдруг остановился, увидел Раймонда, стоявшего позади Элис у буфета. Мартин, разумеется, был тут же, но стоял поодаль. Молодой рыцарь что-то говорил Элис, а она смеялась. и смотрела ему в глаза. Вильям быстро прошел вперед.

– Ты сегодня что-то поздно, папа! – воскликнула Элис, как только он подошел к ним.

Раймонд почтительно поклонился. Вильям узнал блузу, надетую на нем. Она принадлежала Гарольду, совсем новая и довольно большого размера, сшитая Гарольду на вырост. Раймонду она была слегка коротковата и тесновата в плечах. Все это означало, что Раймонд, не привезший с собой одежды, – действительно нищий. Элис налила отцу вина, и Раймонд отрезал себе ломтик сыра.

– Я должен сегодня утром съездить в Хьюэрли, – сказал Вильям.

– А сэр Моджер дома? – резко спросила Элис.

– Надеюсь, да. На прошлой неделе он был дома и ничего не говорил мне о возможном отъезде, – спокойно ответил Вильям.

• Предыдущая
• 9/90
• Следующая