Мой тихий ужас (СИ) - Прай Кэрри - Страница 33

Порой я негодую, почему судьба отобрала у меня самое ценное, за исключением воспоминаний? Несправедливость душит, накатывает в самый уязвимый момент, и мне стоит больших усилий открывать глаза поутру.

Ведь тебя больше нет рядом…

Тихона, что не объят тайнами. Обычного парня, связанного со мной судьбоносным происшествием и ничем больше. Человека, который помог подняться, ведь упала я задолго до столкновения.

Но всё это навечно останется в пределах мечтаний.

И как бы мне не хотелось сослаться на грязную ложь, этого недостаточно. Часть меня приняла неизбежное. Мы те, кто никогда не смогут быть вместе. Даже если эти отношения останутся на кровном уровне.

Никогда.

Забегая вперёд, хочу спросить: так же сильно ты ненавидишь меня сейчас? За то, что ранила. За то, что сбежала. Или данная новость лишь подогрела вспыхнувшее некогда чувство? Полагаю, ты негодуешь. Ведь всегда презирал трусость.

Невозможно сосчитать, сколько раз в мыслях я задавала тебе один и тот же вопрос – что теперь нам делать, Тихон? Как теперь быть? Но решив за нас двоих, я лишила себя возможности получить ответ.

Остаётся только догадываться.

Так вышло, что мы не те люди, за которыми следует хороший сюжет. И вот теперь, стоя на самом краю, я могу написать об этом, но не произнести…

Ты мой брат. Брат.

Ужасно, ведь из всех возможных твоих определений, это оказалось самым нестерпимым. Последняя печать, которую мне не удалось опровергнуть.

А ведь повод был.

Ты наверное решил, что та встреча в комнате была последней? Это не так. Я вернулась к тебе, Тихон, когда рассказ родителей открыл свои пробелы.

Вернулась, но ты меня уже не ждал.

Без тебя

Магнитолу разрывают биты оглушительной музыки. Арс расслабленно лежит на пассажирском кресле, морщась от солнечного света, когда я невольно вникаю в прочитанное. Буквы на экране ползут, будто насмехаясь, ведь их смысл подобен удару. Отправляют в нокаут, а я безнадёжно принимаю оборонительную позу.

«Ты мой брат…» – звучит как полная бессмыслица, но в то же время нелепая правда оставляет ожоги на сердце. До невозможности глубокие.

– Куда ты её отвёз? – проговариваю я, ещё не решив, как мне действовать.

Очнувшись, словно ото сна, Арс удивлённо моргает.

– Ого, ты близок к финалу, – его настроение моментально меняется, когда он ловит мой гневный взгляд. – Это был отель, Тихон. Дешёвый отель и…

Не успевает друг договорить, как получает кулаком в челюсть. Мои костяшки горят, а не искривлённых некогда губах выступает тёмная кровь.

Он молчал. Молчал всё это время. И как никто заслуживает наказания.

– … и едва ли ты её найдёшь, – дополняет друг, облизнув алые губы.

– Какого чёрта, Арс? Почему ты мне не сказал?

– Может, потому что она так попросила? Не думал об этом? – защищается он, наверняка устав быть героем чужой истории. – Однажды письмо Софии стало причиной дыры в нашей дружбе. Но давай не будем повторяться.

Думал ли я сейчас о чём-то помимо оглушительной новости? Едва ли. Мне было плевать на их мнимое благородство. В ушах так и стучало: «Идиоты!». Глупцы, решившие, что защита чужой тайны способна их оправдать.

И как бы мне не хотелось сослаться на грязную ложь, этого недостаточно. Часть меня приняла неизбежное. Мы те, кто никогда не смогут быть вместе

Сжимаю руль до хруста и наблюдаю, как белеют выбитые костяшки. Часом ранее я познакомил их с Павлом, минутой ранее – с другом. Но больше всего хочу пригрозить ими отцу. Обманщику, что устроил всё это.

– Этого не может быть, – говорю сам себе, медленно окунаясь в реальность. – Нет… Он всё выдумал. Я уверен, это всё гнусная ложь.

– Тих, – с сочувствие шепчет Арс, похлопав меня по плечу. – Жизнь не подарок, но порой приходится мириться. Поверь, мне знаком этот взгляд. Именно так годом ранее сопротивлялась Соня. Полагаю, что она проиграла.

И как бы мне не хотелось сослаться на грязную ложь, этого недостаточно. Часть меня приняла неизбежное.

– Она сдаётся перед каждой кочкой на дороге, – цежу сквозь зубы, гневно всасывая воздух. – Я не такой.

– Но какой в этом смысл, брат? – не унимается Арс. – Ну не попал ты. Промахнулся. Так бывает. Так забудь всё это и иди дальше. Бой окончен. Бесполезно махать руками. Что тебе до неё? Прошёл целый год.

Я чувствую, как немеют скулы. За недосказанностью напрягаются мышцы.

– Я люблю её, – пошатнувшись на месте, отвечаю я. Будто слыша собственное признание, наношу себе ножевое ранение. Грудная клетка пробита. Воздух спешно покидает лёгкие. Всё походит на дурной сон.

Вернувшись на место, Арс аккуратно добавляет:

– Но ведь ты понимаешь, что это неправильно?

– Нет, – искренне отвечаю я. – Не понимаю. Даже пытаться не хочу.

Признайся, ведь ты всегда был моим главным страхом. Моим ужасом. Моим прекрасным монстром под кроватью. Моим Парком Дугласом. А я навсегда останусь твоей маленькой и недосягаемой Мегги Янг.

Недосягаемой.

– Нужно проглотить это, Тихон. Как бы горько тебе не было.

– Тебе ли учить меня?! – злостный крик покарябает горло. – Ты привык жить в мире, где нет места чувствам. И я всегда был твоим соседом. Но не сейчас. И если я оставлю это, то ни за что себя не прощу. Нет, я не сдамся.

– Это не спарринг, Тихон! Это реальность! Включи свой мозг!

Но я его уже не слышу. Завожу мотор и на свирепой скорости мчусь в родительский дом. Все попытки Арса задержать меня из выхода из машины остаются тщетными. Я приказываю ему уходить, а сам бросаюсь к входной двери и вырываю её с замком. Моё дерзкое появление сопровождается громким лаем Рона.

Врываюсь в кабинет отца и, замечаю, как тот трепетно пересматривает старый альбом с чрезмерным спокойствием. Он поднимает голову лишь на секунду, а после снова тонет в галерее фотокарточек, чем выводит меня из себя.

Прошагав к Елисею, я до хруста сжимаю ворот его пиджака и заставляю наши взгляды встретиться. Мой готов испепелить, его – выражает сочувствие.

– София твоя дочь?! – практически рычу, справляясь с желанием сломать его шею. – Отвечай! Это так?!

Отец удовлетворённо кивает.

– Да, – его голос пропитан умиротворённостью.

Я готов убить его за этот ответ. Уничтожить. Полупрозрачная кожа едва скрывает паутинку вен, что пульсирует в порывах радости. На возрастном лице дрожат пигментные пятна. Мне ненавистна каждая его морщинка.

– Теперь и ты знаешь, – облегчённо выдыхает он.

И тут я понял, что мне больно видеть его счастливым.

Ненавижу.

Он только что сломал мне жизнь. Снова.

– Ненавижу, – поддавшись вперёд, обжигаю его дыханием. – Ты мне никто. Всегда был и останешься. Есть ли хоть одна причина, чтобы не размазать тебя по стенке?

Тёплая сморщенная ладонь покрывает моё запястье, но не потому что Елисею не хватает воздуха, скорее он спешит оправдаться.

– Ты прав, Тихон. Я тебе никто.

Его сарказм карябает уши, но он продолжает:

– Я взял тебя ещё младенцем. Потерянного и ненужного. Такого крохотного, способного, как мне казалось, залатать любую дыру. Отчасти так и вышло. Но я не смог стать настоящим отцом. Только не для тебя.

Шатаясь, я ослабеваю хватку. Дурнота подступает к горлу.

– Я хотел подарить тебе лучшую жизнь, – продолжает Елисей, ища опору в воздухе. – Хотел лишь добра. Прости, что не оправдал себя как родителя.

Мысли, как те ржавые иглы, беспощадно впиваются в голову.

Я не его сын. Тогда чей?

Однако думать об этом не хочется.

Тот молот, что разбил гнетущий камень, подписан именем «София». Сейчас мне этого достаточно. Я снова ощущаю каждый вздох и одновременно злюсь на девчонку, что так резко оборвала то, что только зарождалось.