Двойня в подарок-2. Семья (СИ) - Волкова Виктория Борисовна - Страница 5

«Экспресс-метод кормления двойни», — улыбаюсь невольно, когда два маленьких ротика, как по команде, одновременно захватывают соски.

А я, прикрыв глаза, пытаюсь унять навалившийся невесть откуда страх. Мать и сестра заявились к нам домой неспроста. А значит, нужно быть готовым к сплетням и гадостям.

«Ну предположим, Тима им не поверит, — отмахиваюсь я легкомысленно. — А остальные — неважно!»

Где-то неподалеку слышатся шаги. Неужели мама или сестра? И выдыхаю, когда в детскую входит Тимофей. Усталый и бледный.

Сейчас бы кинуться к нему. Обнять. Но девчонки еще сосут требовательно, и я не могу сдвинуться с места.

— Странный метод кормления, — пыхтит недовольно муж и тут же интересуется раздраженно — Что за нашествие у нас в доме? Нафиг ты напустила столько народу, Лера? — А сам, застыв в дверях, даже шаг навстречу не делает.

«Я еще и виновата!» — вспыхиваю я мгновенно.

— Я? — охаю я, шелестя одними губами, и добавляю поспешно: — Это Надя!

— Но хозяйка здесь ты, а не Щербинина, — холодно отрезает муж, выходя из комнаты. — Должна понимать…

«Даже не спросил, чем помочь», — вздыхаю я горько. Инстинктивно прислушиваюсь к каждому движению Тимофея. Вот зашел в санузел. Вот хлопнул дверью в гардеробной. А когда раздаются шаги на лестнице, уныло опускаю голову.

Так и не вернулся к нам.

— Как вы тут? — слышится от двери бодрый голос Надежды.

— Побудь с девочками, а я спущусь к Тиме, — прошу я няньку.

И уложив дочек на коврики с игрушками, бегу вниз. А там, в коридоре, Тимофей уже прощается с соседями.

Застываю в сторонке, как вкопанная. Но крепкие руки мужа выдергивают меня из толпы. Сгребают в охапку.

Прижавшись к теплому боку, чувствую, как отступают прочь тревоги.

«Интересно, а где мама с Ниной?» — думаю я, осматриваясь по сторонам. И натыкаюсь на темный от злости взгляд сестры.

«Ну и глазей! Тебе тут точно ничего не обломится!» — сообщаю ей мысленно.

Вполуха прислушиваюсь к разговорам.

— Послезавтра в час дня, — вещает соседям Тимофей, технично выпроваживая их из дома.

А когда народ расходится, берет мою ладошку в свою лапищу.

— Покормишь? Устал как собака, — признается он в сердцах. Вглядываюсь в понурое, осунувшееся лицо. В глазах плещется боль, а губы сложены в тонкую складку, придающую Тимофею отстраненный и жесткий вид.

«Ты не такой!» — хочется закричать от отчаяния и страха.

— Согреть борщ или курицу с пюре? — уточняю я несмело.

— Да что дашь, — лениво тянет Тимофей и добавляет со вздохом: — Очень тяжело, Лерочка.

Поддавшись сумасшедшему порыву, целую ладонь мужа. Затем покрываю быстрыми поцелуями лицо.

— Тимочка, мой дорогой! — тараторю я, обхватывая небритые щеки ладонями.

Легкая щетина немного щекочет кожу, словно напоминая.

Жизнь продолжается. Мы — вместе.

Муж увлекает меня в темную гостиную. Один рывок — и я тут же оказываюсь прижатой к широкой груди.

Яростным поцелуем Тимофей сминает мои губы. А затем, услышав голоса, отстраняется.

— Экстренная реанимация в условиях цыганского табора, — усмехается он невесело. — Пойдем. Люди ждут.

А на кухне уже согрет борщ. Расставлены тарелки. Богдан хозяйничает как у себя дома. И мама, надев мой фартук, моет посуду после вселенского чаепития.

Идиллия!

Вот только мне становится не по себе. Трясущейся рукой наливаю борщ по тарелкам. Сперва Тимофею, потом Богдану.

— Там у нас вроде оставались соленые огурцы, — тянет тот, поднимаясь. Ленивой походкой идет к холодильнику и торжественно оповещает всех собравшихся: — Моя мать передавала…

— В судке на верхней полке, — отвечаю на автомате.

Сажусь рядом с мужем. Любуюсь, как он жадно ест. И отодвинув пустую тарелку в сторону, внимательно смотрит на мою мать.

А та уже самозабвенно вытирает чашки. Ставит их на поднос.

— Вы надолго в Шанск, Ольга Владимировна?

Дергаюсь инстинктивно. Я их друг другу не представляла. Да и маму по имени-отчеству не называла никогда в разговоре. Значит, мой великий и ужасный Морозов наводил справки. Собирал досье. А мне даже словом не обмолвился. Да еще у меня выспрашивал. Вопросики задавал. Наверняка сверял полученную информацию.

Противно! Как же противно, когда близкий человек ведет двойную игру.

— Так мы к Лерочке приехали, — весело тараторит мама. Улыбается, словно безумно рада нашей встрече. — Мы с Ниной помочь хотим. С малышками пообщаться. Надеюсь, не стесним…

«Да ну?!» — хочется заорать мне. Но рука мужа ложится мне на коленку. Пальцы легонько сжимают кожу, словно предупреждают.

Молчи. Я сам.

— А где вы остановились? — сумрачно интересуется Тимофей. Тянется к тарелке с огурцами. Выуживает самый маленький.

— Хрустят, — откусывая, улыбается он Богдану. — У тети Гали все засолки суперские.

— Мы только сегодня приехали, — встревает в разговор Нина. — В полицию шли, когда на вас в парке наткнулись. Эта красавица, — кивает на меня недовольно, — с Моторной переехала, а телефон отключила. Вот ищи ее потом по всему городу…

В голосе сестры слышится плохо скрытое презрение. Но хуже всего, что она пытается призвать Тимофея в союзники.

Мерзкая гадина. Ненавижу ее!

— Минутку, — выставляет ладонь Тимофей, коротким жестом пресекая разглагольствования Нины. — Я вас не спрашивал, Нина. Ольга Владимировна? — буравит мать взглядом.

— Ниночка все правильно говорит, — охает та, натыкаясь на равнодушный взгляд моего мужа, и добавляет, спохватившись: — Мы примерно на месяц рассчитывали…

Замечаю изумленное лицо сестры. Но Нине удается совладать с собой, натянув резиновую неискреннюю улыбку.

— Да, да, — кивает она.

Но даже мне понятно. Перед нами разыгрывается спектакль. Немного домашних заготовок, а остальное — импровизация.

— С жильем в Шанске вы еще не определились? — уточняет Тимофей, внимательно оглядывая мою родню.

— Есть кое-какие варианты, — театрально вздыхает мама. — Но со своей семьей всегда лучше… В тесноте, да не в обиде, как говорится.

«Она точно решила поселиться здесь!» — охаю мысленно. Перевожу обалделый взгляд на мужа.

— Ну я понял, — усмехается он криво и, повернувшись к Богдану, командует невесело: — Что у нас на Моторной, Дан? Ты клининг вызывал? Квартиру убрали?

— Ага, там все пучком, — не отвлекаясь от тарелки с борщом, рапортует, жуя, Столетов.

— Тогда после ужина отвези туда Ольгу Владимировну и Нину, — замечает Тимофей и лениво поясняет моим родственницам: — Квартира там хорошая. Три комнаты. Вам будет удобно. А к нам милости просим в гости. Надеюсь, такой вариант всех устроит.

— А здесь нам места нет? — с театральной горечью роняет мама. Откладывает в сторону полотенце. Демонстративно оглядывает кухню, которая по размерам не уступает квартире родителей.

Тимофей задумчиво смотрит, будто видит мою мать впервые. Улыбается светски холодно.

— Вы совершенно правы, — кивает он коротко. И всем своим видом дает понять, что разговор окончен.

А я почему-то жду продолжения.

«Уезжайте, — прошу мать и сестру. — Сейчас самое время обидеться, возмутиться плохим приемом и уехать!»

Но мама довольно улыбается и произносит приторно-ласково:

— Спасибо, Тимофей Сергеевич… А то от Леры нашей не дождешься.

5

Тимофей

Мама…

Никак не могу свыкнуться с этой потерей. Просто в голове не укладывается! Ничего же не предвещало. Сердце здоровое. Могла бы еще жить и жить.

Путала меня с отцом, но главное, была рядом.

И хоть итог предсказуем, как давно убеждает меня Витя, но от этого не легче. Нутро раздирает от боли и выворачивает наизнанку. Душа болит от скорби и одиночества.

Ушла… Насовсем! Никогда не вернется.

«Неужели этот гадский день закончился, — думаю, утыкаясь носом Лере в макушку. Вдыхаю запах волос, чуть отдающий цитрусовым ароматом. Руки привычно задирают пижамную майку и ложатся на упругие полушария. Пальцы нащупывают соски, мгновенно превращающиеся в горошины. Прижимаюсь всем телом. Ошалело глажу бедро, опускаю руку ниже. И завожусь с пол оборота.