Ребёнок для бывшего (СИ) - Рей Полина - Страница 25

- Спасибо за разговор, Ксения. И за чай, - наконец, улыбнувшись, поблагодарила Наталья и поднялась из-за стола. - Если вдруг что-то изменится… дайте знать, пожалуйста.

- Изменится в правде? - Я хмыкнула и, тоже поднявшись на ноги, посмотрела на Сибирякову прямо. - Ничего из того, что я озвучила, иным не станет.

Кивнув, Наталья вышла из кухни, после чего, быстро одевшись, покинула квартиру. И только когда я заперла за ней дверь на все замки, почувствовала себя в относительной безопасности. Впрочем, это чувство было иллюзорным. Я ощущала это инстинктами, которые буквально вопили, что ничего ещё не завершено.

Наталью Сибирякову я видела далеко не в последний раз в своей жизни.

Не прошло и пяти минут, которые стали для меня своего рода отходняком от стресса, как в дверь настойчиво зазвонили. Я даже порцией кислорода подавилась - столько разных мыслей за мгновение пролетело в голове. Представилось, что это вернулась жена Матвея. И что у неё теперь какие-то дурные цели, касающиеся моих нерождённых детей. Господи, если так дело пойдёт и дальше, я попросту угожу в больницу и буду молиться, чтобы эта беременность сохранилась.

Неожиданно даже для самой себя разозлившись, я подлетела к двери и, даже не взглянув в глазок, распахнула её. Передо мной стояла… мама. Которая до сих пор с такой силой жала на кнопку звонка, что у меня задребезжало в ушах.

- Наконец-то! - сказала она и, отстранив меня с прохода, по-хозяйски вошла в квартиру.

Мама была налегке, из вещей - только сумка, которую она мне и вручила.

- Привет, - поздоровалась я, нахмурившись, когда мама сначала разулась, а потом, забрав у меня вещи, прошла сразу же в комнату дяди Жени.

Я последовала за ней.

- Я после дороги. Сначала - душ, а потом накорми меня. В аэропортах всё очень дорого.

Водрузив сумку на постель, мама направилась в ванную, оставив меня в растерянности. Зачем она приехала? Точнее, что стало в итоге причиной - желание отговорить дядю от продажи квартиры, или же родственные чувства, которые самое время было проявить по отношению к брату?

В любом случае, узнать я это могла только одним способом, потому, вздохнув, направилась на кухню, чтобы соорудить маме пару бутербродов.

В общем и целом, я была вполне привычна к той холодности, что неизменно витала между мной и родителями с моих детских лет. И когда мама, приняв душ и переодевшись, присоединилась ко мне, я физически почувствовала стену отчуждения, стоявшую между нами долгие годы.

- Ничего основательнее нет? - спросила мама, садясь за стол и принимаясь за бутерброды.

- Не было времени готовить, - соврала я.

Хоть в холодильнике и имелись припасы, мне совсем не хотелось устраивать для родительницы званый обед.

- Ладно. Как Женя? Есть что-то интересное? - прожевав, спросила мама таким тоном, как будто интересовалась, не идёт ли дождь.

- Я как раз собираюсь к нему в клинику через пару часов. Врачи сказали, что к вечеру могут быть новости. Съездим вместе.

Я не спрашивала - утверждала. Но мама, видимо, сочла мои слова теми, на который требовался совсем иной ответ.

- Нет, - помотала она головой. - Сегодня точно нет. Очень устала после перелёта. С Женей мы созванивались. Пока этого достаточно.

Я невольно округлила глаза. Что значит, достаточно? Для меня это были какие-то неведомые мне категории, которыми мыслили вроде как самые родные люди.

- Как хочешь, - ответила я, пожав плечами. - Но я уверена - он был бы рад тебя видеть.

Мама хмыкнула и принялась за второй бутерброд. Когда доела, поднялась и стала рыться в холодильнике. Это неприятно полоснуло - не то чтобы я была негостеприимной, или мне было жаль чего-то для матери… Просто она всячески давала понять, что я здесь вроде как на вторых ролях.

- Что у тебя со Славиком? Когда ты перестанешь играть в этот цирк? - неожиданно припечатала мать, выудив из ящика для фруктов два яблока.

Меня аж подбросило на месте от возмущения. Впрочем, я быстро успокоилась, потому что это была не та ситуация, на которую стоило тратить нервы. Впереди меня ждал серьёзный разговор с Матвеем, да и тревог относительно дяди было выше головы.

- Может быть, ты не поняла в первые несколько раз, - размеренно ответила я, наблюдая за тем, как мама, вымыв яблоки, вновь устраивается за столом. - У Славы другая женщина. Он привёл её в наш дом. Водил весь последний год. Она от него беременна. Мы разводимся. Теперь стало яснее?

Мама фыркнула и посмотрела на меня так, словно перед ней было неразумное дитё лет двух.

- Милая, почему ты такая глупая? У тебя скоро брюхо вырастет, потому что ты умудрилась залететь от женатого мужика, а ты харчами перебираешь? Ты со Славиком лисичкой должна быть. Выполнять всё, что он скажет, чтобы он тебя обратно принял. А ты с ним судишься-разводишься… И ещё и Жене на уши присела, чтобы он тебе отдал то, что мне причитается…

- Хватит! - Я так громко выкрикнула это слово, что мама застыла на месте и теперь смотрела на меня, округлив глаза. - Если ты собираешься и дальше мне вешать на уши эту чушь - проваливай отсюда ко всем чертям!

Промчавшись к выходу из кухни, я добавила, стоя на её пороге:

- Как я и сказала - ни я, ни дядя Женя не рады тебя у нас видеть. Даже если теперь его комната и свободна, я настаиваю на том, чтобы ты ехала жить в гостиницу. Сумку сама найдёшь, дверь - тем более.

Выйдя и оставив мать смотреть мне в спину и хватать воздух ртом, я направилась в спальню дяди Жени. Нужно было собрать кое-какие вещи, которые требовались для более длительного пребывания в клинике.

Всё внутри буквально взрывалось от негодования. В ушах шумело, а на языке вертелись миллионы самых разнообразных фраз, которые хотелось высказать маме.

Она уехала минут через десять. Сначала сходила в туалет, потом вышла, что-то делала в прихожей. Затем зашла в комнату, где я перебирала в комоде вещи дяди, молча взяла сумку. Я на родительницу не смотрела - не хотелось снова давать повод для новых ушатов грязи, которые, я была в этом уверена, мама с готовностью на меня бы вылила.

Через пару минут за ней закрылась входная дверь и я, почувствовав, что силы меня покинули, присела прямо там, где стояла - на вещи, лежащие на стуле. Растёрла лицо руками и, невесело усмехнувшись, проговорила:

- Да уж, ребята… Кажется, у нас с вами сегодня день странных визитов.

Удивительно, но после того, как я произнесла эту фразу, которую близнецы, конечно же, слышать не могли, мне стало хоть немного, но спокойнее.

Сидя в такси и направляясь в клинику, я испытывала такой калейдоскоп чувств, которого не ощущала никогда в жизни. Злость на Славика, потребность поговорить с Матвеем, очередное разочарование от того, как вела себя со мной мать… Словно я была ей неродной, иначе как можно было объяснить себе то, что она говорила и делала? Как можно было принять в виде данности её отношение?

Я носила детей под сердцем несколько недель, но уже любила их так, как не любила никогда и никого. Они были моей частью, я уже представляла, какими они будут, когда родятся. И эти фантазии лишь множили то светлое чувство, что прочно заняло место в моей душе.

Может, мама просто не умела любить никого, кроме себя? Иначе объяснить себе её безразличие, помноженное на холодное пренебрежение, я не могла.

«Наташа мне рассказала, что была у тебя. Нужно встретиться», - пришло мне на телефон сообщение в тот момент, когда до клиники оставалось минут десять езды.

Прекрасно, значит, Сибирякова не стала ходить вокруг да около и не решила действовать за спиной мужа.

«Сейчас еду к дяде. Приезжай ко мне через пару часов. Думаю, уже освобожусь», - написала в ответ.

Матвей откликнулся далеко не сразу. Но после молчания отозвался:

«Слава богу, ты не послала меня куда подальше… Буду у тебя через два часа. Или могу забрать тебя из клиники».

Я поджала губы. Зря он радовался раньше времени. Сейчас, когда у меня имелись заботы из разряда жизненно важных, последнее, о чём я хотела думать - отношения с бывшим. Даже просто приятельствовать с Сибиряковым мне не желалось, особенно если учесть, что наше с ним общение навлекало на мою несчастную голову всё новые и новые хлопоты.