Братья по оружию или Возвращение из крестовых походов - Джемс Джордж Рейнсфорд - Страница 21

• Предыдущая
• 21/47
• Следующая

– Я не смею! – в отчаянии прокричал Вильгельм. Он обернулся и, увидев в нескольких шагах от себя де Кюсси, обратился к нему, как я лучшему другу:

– Сир де Кюсси, если ты все еще уважаешь своего старинного военного товарища, то помоги насколько возможно этим несчастным. Я умоляю тебя об этом!

– Будь по-твоему, Саллисбюри! Я выполню твою просьбу! – отвечал де Кюсси. – Принц Артур, позволите ли вы мне это?

– Поступайте, как вам угодно, мой храбрый и достойный друг! – ответил Артур. Он сделал знак рукой, приказывая наемникам, со всех ног мчавшимся к испуганной толпе, остановиться. – Прочь, говорю я вам!

И, бросив перчатку на землю, добавил:

– Кто переступит сей знак, тот станет мне личным врагом.

– Деньги этого безмозглого стада принадлежат нам по праву! – возмутились некоторые из солдат. – Нас хотят лишить законной добычи!

Один из них выбился из рядов и перешел означенную границу. Де Кюсси подбежал к нему и, не спрашивая имени, размахнулся и нанес ему по лицу такой удар эфесом меча, что тот зашатался и, не удержавшись на ногах, мешком свалился на землю. Кровь полилась у него изо рта и носа. Никто из дружков не вступился за него, и Жоделль – а это был, конечно же, он – встал и поспешил укрыться среди своих товарищей.

На площади, у большого щита, поставленного сиром де Кюсси, собрались Савари де Молеон, Готфрид де Лузиньян и несколько баронов с тремя пленными нормандскими рыцарями. Едва рыцарь и Артур подошли к ним, как де Молеон, протянув руку своему противнику в совете, вскричал:

– Честь и хвала тебе, де Кюсси! Ты сдержал слово и до захода солнца водрузил свое знамя на площади. От лица всех воинов провозглашаю тебя храбрейшим рыцарем дня!

– Нет, в том не моя заслуга, – отвечал де Кюсси. – Слава принадлежит тому, кто первым вошел в крепость и, обнажив меч, сразился с Вильгельмом Длинным Мечом; тому, кто первым стремился участвовать во всех нынешних подвигах! Вот он – герой дня! – указал он на юного принца. – И пусть взятие Мирабо станет славным началом в его дальнейших завоеваниях!

– Честь и хвала! Слава! Слава! – подхватили рыцари разом. – Трубите трубы! Трубите! Да здравствует Артур, король Английский!

Через шесть дней после событий, описанных нами в предыдущей главе, министр Герень, о котором уже так часто упоминалось, прогуливался по одной из аллей старого парка, разбитого у опушки Компьенского леса и отделенного от замка глубоким рвом и частоколом. Чтобы попасть на эту аллею, а потом и в сам лес, следовало сделать немалый крюк, минуя территорию замка и даже часть города. Впрочем, был сюда и более короткий путь – через калитку сада и по подъемному мосту. Но калитка была заперта, а ключ король хранил у себя, и Герень вынужден был идти в обход, чтобы добраться до этого места.

У него была веская причина выбраться сюда на прогулку: душная атмосфера старинного замка давила на него, мешая думать, и здесь, на свободе, он мог наконец предаться своим размышлениям, не рискуя быть прерванным в любую минуту. Предметом его тяжких раздумий было недавнее совещание с епископом Парижским, человеком добрым, но слабовольным. Тот слово в слово пересказал свою беседу с отцом Бернардом, пустынником Венсенским, и Герень теперь ломал голову, не зная, как отнестись к столь странному сговору.

Министра, который был облачен в костюм рыцаря, сопровождал паж, несший его меч, с которым Герень не расставался ни на минуту, даже спустя несколько лет после того, как был наименован епископом Нантским. Но юный паж, хотя он и изучил достаточно характер своего господина, не замечал ничего необычного в его поведении, кроме разве что важности, сопровождавшей, как правило, глубокие размышления министра.

В то время как он прогуливался, беседа двух человек, находившихся в саду, позади густого частокола, достигла его слуха. Их голоса, мужской и женский, то удалялись, то приближались настолько, что министр мог бы различить каждое слово, если бы не заглушал разговор шелестом своей тяжелой походки. Он замер на месте, но запоздал – уже ничего не было слышно.

– Это голос королевы, – подумал вслух Герень. – А ее собеседник, если я не ошибаюсь, граф Овернский. Как раз вчера он прибыл в Компьен по приглашению короля, который и сам собирался вернуться из Турне накануне ночью, да, видно, не смог. Помоги ему, Бог! Похоже, все бароны ополчились против него. Может, епископ Парижский прав, и осуществление столь коварного плана все же послужит на пользу королю, примирив его с недругами. Ах, если бы он вернулся в эту минуту и застал свою супругу с графом Овернским… Ревность взыграла бы в его сердце, я в том уверен. Но нет, не стоит даже надеяться: коль он не приехал вчера, то вряд ли появится здесь раньше нынешнего вечера.

Так разговаривал сам с собой Герень, когда юноша в зеленой тунике, спешивший навстречу, остановился перед ним и, обращаясь к пажу, сопровождавшему министра, спросил:

– Не подскажете ли, как мне пройти в сад замка?

– Для этого вам придется вернуться назад, – отвечал тот. – Когда вы пройдете не меньше полумили, то окажетесь в городе, а оттуда до замка рукой подать. Но кого вы хотите найти в саду?

– Мне нужен граф Овернский, – ответил юноша, – по очень важному делу. Меня уверяли, что эта дорога намного короче. Будь прокляты те, кто послал меня сюда! Мерзкие обманщики! – возмущенный, он повернул назад.

Герень не уловил ни слова из этого разговора, настолько занят был он другим диалогом.

– И именно таковы приказания моего отца? – спрашивала Агнесса, и Гереню показалось, что королева была смущена.

– Точно так, государыня, – подтвердил граф. – И он заклинает вас выполнить свой дочерний долг. Он заклинает всеми обетами, самыми драгоценными, самыми священными…

Продолжение разговора было потеряно для министра, поскольку собеседники вновь удалились и шли теперь по другой аллее. Он продолжал прислушиваться еще несколько минут, но ничего не услышал, кроме топота копыт скачущих по лесу лошадей. Удивленный, он обернулся и увидел короля, которого сопровождали двенадцать вооруженных воинов. Судя по всему, они направлялись в замок.

Не доезжая до места, где находился Герень, Филипп спешился и передал своего коня одному из оруженосцев.

– Я пройду через сад, – сказал он, – а вы отправляйтесь в обход. Но, заклинаю, ведите себя как можно тише и не привлекайте к себе излишнего внимания горожан. Я боюсь, что добрые жители, узнав о моем возвращении, завалят меня жалобами. Если бы не это проклятое отлучение!..

Он был уже в нескольких шагах от Гереня, но так и не заметил его, настолько был занят своими нелегкими думами.

– Счастливый Саладин! У тебя нет такого жреца, который посмел бы возмутить твой домашний покой!.. Клянусь небом, я приму твою веру и стану мусульманином! – скрестив на груди руки, вскричал он в отчаянии.

Тут он поднял глаза и встретился взглядом с глазами министра.

– А, это ты, Герень, – удивился король. – Неужели проклятие выгнало и тебя из города?

– Нет, не это, мой государь. Я пришел сюда по другой причине, – ответил министр. – Хотел побыть в тишине, чтобы спокойно обдумать кое-какие проблемы. – Отправляйся-ка в замок, – сказал он своему пажу. – Мне нужно поговорить с королем, и разговор этот не для чужих ушей.

Он подождал, пока паж не скрылся из виду, затем продолжил:

– Известно ли вам, государь, что, не менее чем в пятидесяти провинциях нашего королевства, народ берется за оружие. Подстегиваемые многими и многими баронами, они готовят вооруженное восстание, и боюсь, государь, что их действия направлены вовсе не в вашу пользу.

– Мы остановим их, Герень! – твердо сказал король. – Мы выступим против них и докажем низким вассалам, что у них есть еще повелитель! – бросил он на ходу, направляясь к саду.

Но, словно вспомнив о чем-то важном, он вдруг остановился и, пошарив в кармане, достал из него листок пергамента.

• Предыдущая
• 21/47
• Следующая