Его маленькое (не) счастье (СИ) - Шагаева Наталья - Страница 34

Гад! Ну что ему стоит признать свою неправоту?

Но, видимо, так проще. Иметь меня, как удобную куклу… В горле снова образовывается ком. Горько. Не хочу так о нем думать, но… Закрываю глаза, дышу. Я не буду плакать. Не буду… Обнимаю себя руками, прячась от его пронзительного взгляда.

— Что можно кушать Лере? — спрашиваю, как только он заканчивает разговор.

— Можно овсянку, но она не будет ее есть, — спокойно отвечает Платон. Так спокойно, словно мы не ругались. Делая вид, что снисходителен к моим капризам. Видимо, я ничего не понимаю в отношениях.

Это все нормально?

Объясните мне, дуре, кто-нибудь?

Сашки нет, и Миланы…

— Может, куриный бульон с сухариками? Она вроде любит.

— Можно.

Разворачиваюсь, направляюсь на кухню, Платон за мной.

— Я кисель ей сварю, — поясняет он.

— Можно я сама? — как можно спокойнее спрашиваю. Не выдержу с ним на одной кухне. Либо расплачусь, либо раскричусь. — Я хотела бы остаться на кухне одна, — прошу, отворачиваясь к холодильнику. Платон долго молчит, снова прожигая меня взглядом, а потом разворачивается и выходит.

Я всё-таки плачу.

Проклятые слёзы скатываются из глаз. Какой ты, оказывается, жестокий, Платон Вертинский!

Утираю слезы. Собираюсь. Начиная готовить. Варю бульон из курицы, процеживаю. Лерка не любит варёные овощи. Сама делаю гренки и варю кисель из ягод, благо Миланка запасливая, и в ее морозилке много всего. Аккуратно составляю все на специальный столик-поднос и несу наверх. Хочется порадовать Валерию.

Толкаю бедром дверь, прохожу в спальню. Лерка уже не спит, сонно водит пальчиком по экрану планшета. Такая зайка. Хочется зацеловать.

— Привет! — улыбаюсь, пытаясь поднять ребенку настроение. — Я тебе кое-что принесла. Готовила сама, но без паники, — усмехаюсь, ставлю поднос на кровать. — Все получилось. Все, как ты любишь.

Лерка хмурится, осматривая еду.

— Не хочешь, кушать? — сажусь рядом с ней, поправляю подушки, чтобы ей было удобнее.

— Хочу, спасибо, — отстранённо отвечает она, берет сухарик, кидая его в бульон. Мешает, глядя в тарелку.

— Ну, что ты, зайка? Плохо себя чувствуешь? — поглаживаю по плечу. Мне так жаль ее. Лерка всегда задорная, непоседа, болтушка.

— Нормально я себя чувствую, — словно обиженная, говорит и кидает еще сухарик в суп, так и не кушая.

— А что тогда с настроением?

— Ничего, — отворачивается от меня. Отчаянно не понимаю, что происходит. Мы всегда дружили. Лерка мне родная, я ее с рождения нянчу, и мы никогда не ругались.

— Лер, — слегка толкаю ее плечом. — Ну ты что? Обиделась на меня?

— Нет, но… — берет стакан, отпивает немного киселя.

— Лера! — щекочу ее, но она даже не улыбается, просто отодвигается от меня подальше. Неприятно. — Мне уйти?

Она пожимает плечами, не смотря на меня.

— Лера, я чем-то тебя обидела? — мне вновь хочется рыдать. Ну не может ребёнок за один день так измениться.

— Вы правда поженитесь с папой? — вдруг спрашивает она. Ох. Если бы я знала. Еще вчера я могла уверенно ответить на этот вопрос, а сейчас…

— А при чем здесь это?

— Мама сказала, что вы поженитесь, ты родишь ляльку, и папа будет любить ее больше меня. А тебе я вообще не дочь, и ты про меня забудешь, — всхлипывает Лера, а я теряю дар речи. В моей голове только один вопрос: Марьяна нормальная? Хочется позвонить ей и сказать, какая же она тварь! Зачем говорить ребёнку такие вещи?

— Лерочка, — беру поднос, отставляю его на тумбу и насильно обнимаю зайку. Она дёргается, пытаясь вырваться, но я не отпускаю, заваливаясь с ней на кровать.

— Пусти! — Насильно ее целую, куда попаду. — Ну, Алиса! Алиса! — уже смеется.

— Послушай меня. Каждый человек имеет право высказаться? Правильно?

— Правильно.

— Так вот, послушай меня. Твоя мама не права. Если мы поженимся с твоим папой, это никак не повлияет на любовь к тебе. Ну как ты себе это представляешь? Ты веришь, что папа тебя разлюбит? Да хоть десять лялек. Ты все равно наша любимая зайка. Просто так от меня не отделаешься, — щекочу ее. Смеётся, уже обнимая меня.

— Получается, мама соврала? — так искренне по-детски удивляется она. Я бы сказала, кто ее мама и что она этим хотела добиться, но Лере не нужно об этом знать.

— Нет. Твоя мама просто высказала свое мнение, но оно неверно. Нельзя разлюбить ребенка. Это невозможно.

— Правда?

— Лера, ну ты чего? — наигранно возмущенно спрашиваю я. Она молчит, сильнее меня обнимая. Сжимаю ее в ответ.

Нужно поговорить с Платоном, пусть донесет до своей курицы, что нельзя так манипулировать ребенком.

— Я хочу кушать.

— Вот это другое дело, — поднимаюсь и снова ставлю столик на кровать.

Платон

Прошло семь дней. Неделя еще праздничных дней, а мы с Алисой словно чужие люди. Первые дни я ее воспитывал. Пусть учится нормальному диалогу. Что ей стоит подойти ко мне и нормально поговорить? Я готов к любым вопросам и честным ответам. Думал, остынет, перебесится, и мы спокойно все обсудим. За девушками, конечно, принято бегать, и я не против. Понятно, что все у нас стремительно и девочке не хватает ухаживаний, но она должна учиться слышать меня и доносить свою точку зрения. Девочка импульсивна, и это хорошо, но не всегда.

И вот прошла неделя, а мы играем в какую-то игру, не понимая правил, но не желая уступать до последнего. Алиса упрямо молчит. Нет, она общается, но только при необходимости, по бытовым вопросам. Все свободное время она проводит с Лерой, либо в своей комнате.

Бесит.

Мое воспитание выходит боком именно мне. И я уже схожу с ума от ее игнора.

Кто тут кого воспитывает?

Я дико скучаю по Алисе, находясь с ней в одном доме. Наши совместные каникулы превратились в пытку. Пора заканчивать. Моя хитрая малышка не поддается воспитанию. Я вижу, что она грустит, замечаю, как наблюдает за мной, даже пару раз случайно заставал ее заплаканную. Но характер — дело такое… Она проходит мимо меня с высоко поднятой головой. Ох, надо менять тактику и надавать ей по попе, а потом залюбить.

Хватит!

Рано утром мне доставляют большой букет тюльпанов. Сегодня ночью, пока мне совершенно не спалось без моей девочки, я переосмыслил все наши отношения и принял ее инфантильность. Я вдруг понял, что не хочу в ней ничего менять. Пусть подольше останется девочкой. Непосредственной, иногда вспыльчивой, милой, красивой, яркой, обидчивой максималисткой. Я вдруг понял, что никогда не дарил ей цветы. Алиса не Марьяна. Она настоящая, чистая девочка и еще не прожила все этапы романтики, а я сразу хочу окунуть ее во взрослую жизнь, минуя все эти шаги.

Тюльпаны в январе. Это тот еще квест. Но нет ничего невозможного. У меня в руках большой букет разноцветных, самых свежих цветов. Алиска любит тюльпаны… Еще она любит йогуртовый десерт со свежими ягодами. Чувствую себя школьником на первое сентября — с цветами и десертом в коробке.

Еще рано, девочки спят. Причем спят в одной кровати в обнимку. Складывается впечатление, что Алиса вообще прячется от меня, прикрываясь Леркой. Тихо прохожу в их спальню. Сопят. Зайки. И ведь это мои девочки. Самые дорогие. Все, что есть в моей жизни. Но вот одну из них я хочу видеть каждое утро в своей кровати. Нужно исправлять.

Оставляю цветы и десерт на письменном столе и выхожу, пусть поспят. Лерка уже вполне здорова, можно выбраться в город на каток или покататься на горках. Жалко ребенка, все праздники дома. Хотя они с Алисой не скучают. Дурачатся, готовят вместе, пару раз что-то сожгли. Миланка убьет их за кухню. Шепчутся, плетут какие-то фенечки из бисера, смотрят фильмы. Моей дочери не хватало именно этого. Всю жизнь ей не хватает женщины, которая разделит ее интересы. Марьяна, к сожалению, на это неспособна. Делаю себе кофе, ухожу в кабинет, полчаса ищу культурную программу нам на целый день, потом работаю в ожидании, когда девочки проснутся.

Дверь приоткрыта, слышу, как они ходят по гостиной и шепчутся.