Я тоже её люблю (СИ) - Бонд Юлия - Страница 23

— Юль, не заводись. Это какое-то недоразумение. Я не знаю, кто и зачем прислал тебе это сообщение, но обещаю: я разберусь и накажу.

Глотаю нервный смешок.

— А зачем же узнавать? Мы сейчас позвоним по этому номеру.

— Юля, успокойся. И дай телефон сюда. Я сам наберу.

Качнув головой, беру низкий старт, чтобы успеть забежать в дом. И если бы кто-то мне сказал, что мы с Батуриным будем бегать по вилле как подростки — не поверила. Но это реальность. И сейчас я действительно бегу в дом. А затем запираюсь в ванной комнате и звоню отправителю сообщения.

Жду четыре томительных гудка, пока на том конце провода не отвечает знакомый женский голос. Сперва мне даже кажется, что я перепутала номер и случайно позвонила младшей сестре.

— Яна?

— Привет, сестрёнка. Раз звонишь, значит, прочитала моё сообщение, — отвечает младшая сестра, выливая на мою голову ушат ледяной воды.

Тагир

Влетев в дом, дёргаю за ручку на двери ванной комнаты. Тарабаню кулаком по дереву, требуя открыть. Но в ответ мне слышится тишина.

— Юля, если ты сейчас не откроешь эту чёртову дверь, то я снесу её нахрен, — рычу, ощущая собственное бессилие.

Жду несколько секунд. И когда понимаю, что на мои угрозы жена плевала с высокой колокольни, всё-таки наваливаюсь на дверь всем весом. Приходится разбежаться. И снова ударить с ноги.

Сбив дыхание и выбив дверь, я всё-таки заваливаюсь в ванную комнату. И застаю жену, стоящую напротив зеркала. Подставив ладони под тугие струи, Юля плескает воду себе в лицо, делая вид, что ничего такого не произошло. И это бесит!

— Ничего не скажешь? — останавливаюсь за спиной жены, руки сжимаю в кулаках, потому что, мать её… Я злой! Дошёл до ручки.

Проигнорировав мой вопрос, жена демонстративно подходит к полотенцесушителю. Хватает с него белое полотенце. И зарывается лицом в мягком ворсе.

От её холодности у меня отказывают тормоза. Да что ж она за стерва такая? Пусть кричит, бьёт посуду, ругается — хоть что-нибудь, только не молчит!

— Стоять! — рявкнув, беру жену за руку чуть выше локтя и тяну на себя.

Одним манёвром поворачиваю лицом к себе и заглядываю в карие глаза. Но там пусто! Ничего не понимаю…

Вздёрнув подбородок, Юля поднимает взгляд на меня. И смотрит так холодно, пронзительно, что я клянусь, такой взгляд в последний раз я видел почти девять лет назад, когда жена узнала, что потеряла ребёнка.

— Что ты хочешь от меня, Тагир? — её голос звучит равнодушно, даже слишком. И это пугает.

— Это неправда!

— Что неправда? — выгибает бровь, словно насмехается, выводя меня на эмоции.

Схватив жену за плечи, хорошенько трясу. Пока меня не шибёт коротким импульсом в самое сердце. Режущая боль растекается по всей грудной клетке. И я отступаю.

Жена смотрит на меня надменным взглядом. И пока я корчусь от боли, Юля молча выходит из ванной комнаты, оставляя меня наедине с сердечным приступом.

Юлия

Вылетаю из Эмиратов на ближайшем самолёте. Всё равно что потом. Меня так всю трясёт от нахлынувших эмоций, что я не отдаю отчёта своей адекватности. Тагиру стало плохо, да и чёрт с ним! Пусть хоть сдохнет на той мраморной плитке в ванной комнате — мне уже плевать. Батурин посягнул на святое! Нагадил там, где даже права морального не имел думать, не то что гадить. Я не прощу ему это, если Яна всё же сказала правду. Прощу ли сестру? Не знаю.

Весь перелёт закидываюсь алкоголем. Он помогает немного расслабиться. И уснуть.

Самолёт приземляется поздним вечером. На улице давно темно. И я, отвыкшая от декабрьских морозов нашей страны, плотнее кутаюсь в шубу, пока спускаюсь по трапу.

Покинув аэропорт, сажусь в ближайшее такси и диктую домашний адрес родителей. Пока еду, всё время поглядываю на экран мобильника. Не знаю, чего я жду. Но всю поездку дёргаюсь как на иголках.

Когда такси тормозит напротив высоких ворот, я выглядываю в окно. Вроде всё как всегда. Но внутри меня бушует шквальный ветер с проливным дождём. И я тянусь к шее, чтобы ослабить узел шарфика, потому что дышать невыносимо тяжело.

Рассчитавшись за поездку, выхожу из такси и быстрым шагом направляюсь к воротам. Только сейчас замечаю, что забыла в Дубае дорожную сумку с личными вещами. Да и чёрт с ними, с этими дорогими шмотками. Пусть Батурин ими слёзы утрёт или подарит своей очередной маромойке.

Охрана пускает меня во двор и сопровождает до самого дома. А прислуга, открыв входную дверь, вежливо здоровается и отступает в сторону. Врываюсь в коридор. На пол бросаю сумочку, скидываю сапоги и иду прямиком к лестнице.

— Юля? Дочка? — слышится за спиной голос мамы, но я не реагирую и продолжаю взбираться по лестнице, будто за мной кто-то гонится.

Остановившись напротив двери комнаты Яны, пытаюсь отдышаться. Закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Выдох…

“Всё нормально, Юля. Ты сейчас будешь держать себя в руках и не придушишь эту маленькую дрянь, потому что она твоя родная сестра”, — приказываю я себе.

Хватаюсь за ручку, тяну на себя и дверь распахивается. Несколько секунд фокусирую взгляд на лежащей на кровати младшей сестре. Музыку она слушает с закрытыми глазами. Дрянь!

Подхожу к кровати и, схватив подушку, со всей силы ударяю нею по ноге Яны. Сестра вскрикивает. Испуганно таращит на меня глаза. И медленно отползает, боясь моего гнева.

— Как ты могла, а? — срываюсь на крик, потому что тормоза давно отказали, а беспокоиться о том, что кто-то из родителей может меня услышать — мне давно плевать. — Тебе мужиков других мало? Чего ж ты, курица тупая, под женатого легла? Да ещё и под кого? Мужа родной сестры. Тебе самой-то не противно было? Он же старый для тебя, Яна!

Яна отрицательно качает головой. И глотает слёзы, которые катятся по её щекам в три ручья.

Опять хватаюсь за подушку и, замахнувшись нею, всё же опускаю руку. Подушку швыряю на пол. От бессилия топочу ногами.

Чёрт… же. Чёрт!

На мои крики прибегает мама. Остановившись за моей спиной, она тяжело дышит, явно не понимая, что тут только что произошло.

Беру себя в руки. Заправляю за ухо волосы. И не оборачиваясь, говорю:

— Мама, ты как раз вовремя. Мы тут с сестрой бурно обсуждали последнюю новость. Как? Ты ещё не слышала?

Обернувшись, смотрю на маму в упор. И замечаю в её глазах страх.

Подхожу к маме, беру её за руку и подношу к своим губам, чтобы поцеловать. Целую и плачу, потому что сердце моё разрывается на куски. Я столько лет была заложницей Батурина, спасая любимую мамочку. Я пожертвовала собой. Я вонзила в спину нож любимому мужчине. И всё для чего?

— Юля. Яна. Девочки, что происходит? — спрашивает мама, заглядывая за мою спину.

— Эта дрянь, — жестом показываю на младшую сестру, — связалась с женатым мужиком. И теперь беременная от него.

Ошалело хлопая ресницами, мама устремляет взгляд на мою сестру и шевелит губами: “Это правда?”.

— Правда, мамочка, — отвечаю вместо Яны и добиваю маму окончательно: — а знаешь, кто отец твоего будущего внука, мам? Это Батурин. Мой муж. Представляешь?

Юля

Ошарашенно хлопая ресницами, мама переводит взгляд с меня на сестру. И открыв рот, жадно глотает воздух. Яна предательски молчит. А я едва держу себя в руках, продолжая гореть от негодования.

— Что? — наконец-то произносит мама и, получив мой кивок, хватается рукой за сердце.

Подбегаем с Яной к маме одновременно. Отводим её к кровати и усаживаем на постель. Янка выскакивает из спальни, а я сажусь рядом с мамой и обнимаю её за плечи.

Упрямо качая головой, мама бубнит себе под нос: “Не может быть. Нет. Я не верю”.

— Может, мамочка. Это правда. Ты бы видела лицо Батурина, когда моя глупая сестра прислала мне на телефон сообщение, — говорю уже относительно спокойно, хотя внутри меня всё ещё бушует ураган.

— Юля, но как так, а? Я не понимаю. Вы же сёстры… Да что ж это такое? — взявшись за голову, мама растирает пальцами виски и прикрывает глаза.

В спальню входит сестра. Держа в руках стакан воды, Яна просит меня оставить их с мамой наедине. Я до последнего возражаю, пока мама не просит меня о том же самом.