По осколкам нашей любви (ЛП) - Янг Саманта - Страница 55

— Ага. Я оттолкнул Лив и этим причинил ей боль, всего лишь потому что слишком боялся, что с ней случится то же самое. Я чуть ли не потерял ее навсегда, Ханна. Был момент, когда думал, что мое упрямство уничтожило нас — это был один из самых страшных моментов в моей жизни. И иногда я позволяю себе думать о том, на что могла бы быть похожа моя жизнь, если бы не отвоевал Лив. Тут даже не о чем думать. Как кто-то живет с таким сожалением? — Я почувствовала его руку на плече. Он сжал ее и любезно сказал: — Ты — хороший учитель, Ханна. Я просто надеюсь, что урок сожаления — это не то, чему ты будешь хорошо учить в будущем.

Слова мудрости Нейта оставались со мной до конца дня и до самого вечера. В тот вечер я вернулась домой с коробкой на руках с чердака родителей. Я бросила ее на пол спальни. Сначала я пролистала наши с Марко фотографии за последние несколько месяцев, которые сняла на телефон. Также я порылась и раскопала все старые дневники.

В течение многих часов я изучала задокументированную историю своих подростковых лет, наполняя себя всеми старыми чувствами к Марко и надеясь, что они столкнутся с новыми и каким-то образом преодолеют блокаду страха.

Потому что одно я точно знала — Нейт был прав. Такое сожаление было уроком, который не хотелось выучить.

Я знала, что что-то не так, как только вошла в школу.

В воздухе царила тишина.

Проходя по первому коридору отдела английского языка, мне показалось, что слышала сопящий звук из одной комнаты отдыха. Я собиралась уже перестать прислушиваться, как Ниша позвала меня из открытого дверного проема комнаты для персонала.

Как только увидела ее лицо, я поняла, что с чутьем у меня все в порядке. Что-то было совсем не так.

— Можешь подойти? — тихо попросила она, выглядя разбитой.

Я поспешила к ней, и Ниша аккуратно провела меня в комнату для персонала. Эрик, Барбара и две других коллеги были в комнате. У Барбары были слезы на глазах, а черты бледного лица Эрика были напряженными.

— Что происходит, черт возьми? — спросила я. Пульс начал биться, когда нервные бабочки залетели мне в живот.

Ниша взяла меня за руку.

— Ханна… Джаррод Фишер был убит в субботу вечером. Мы только что узнали сегодня утром.

Я тупо уставилась на Нишу, пытаясь понять ее слова.

— Что? — Я отдернула руку, глядя на Эрика и Барбару. — Это шутка?

— Ханна, я знаю, что он был твоим любимым учеником. Мне жаль.

— Не понимаю. — Я с недоверием посмотрела на Нишу. — Я не… Я не… нет. — Я трясу головой.

Ее добрые глаза стали влажными от слез.

— Он ввязался в драку с мальчиком постарше. С плохим парнем. Тот ударил Джаррода ножом. Он умер в хирургической.

Нож? Джаррод?

Смышленый, очаровательный, забавный Джаррод, кому я говорила нескончаемое количество раз, что нужно контролировать вспыльчивость. Джаррод, чья мама и маленький братик полагались на него. Джаррод. Пятнадцатилетний мальчик, у которого была впереди вся жизнь.

Умер.

Просто… умер?

И все?

Это невозможно.

Рыдание вырвалось из меня прежде, чем смогла остановить его, и затем я оказалась в руках Ниши, обрушивая жгучую боль от его внезапной потери в ее плечо. Когда я думала о его маме и младшем брате, о горе, которое будет их грызть, которое будет отдаваться болью в каждой мышце и нависать над их жизнью в течение последующих месяцев, я плакала лишь сильнее.

Слезы, наконец, прекратились. Я попыталась отдышаться, когда вырвалась из рук Ниши.

— Прости. — Я ударила себя по щекам, чувствуя смущение из-за того, что сломалась в школе. На лицах моих коллег лишь один взгляд — понимающий. Джаррод был для меня тем ребенком, с которым я действительно чувствовала, что могу изменить его жизнь. В нашей работе было трудно это чувствовать — что мы имели для кого-то значение. Я думала о том, чтобы обсудить выбор университета с Джарродом в следующем году; помочь ему получить финансовое обеспечение; гордиться им и тем, как далеко он продвинулся. Я чувствовала, что видела его, когда никто другой не видел, и надеялась, что для него это имело значение.

Как будто я погрузилась в какой-то ужасный сюрреалистический кошмар.

Дети не умирали от драки с ножом в моем мире.

Где мы были, чтобы это остановить?

Как могло случиться, что вот, он был в классе только на прошлой неделе, а теперь я думала о нем в прошедшем времени? Как кто-то превратился из осязаемого человека в призрака, фигуру в киноленте воспоминаний?

И вновь нахлынули слезы.

— Ханна. — Ниша потерла мою руку, утешая. — Тебе придется собраться, милая. У тебя уроки, и у тебя… у тебя сегодня четвертый курс старших классов.

О, боже.

Как я буду вести этот урок, пока все это время на меня будет смотреть его пустой стул?

Я судорожно выдохнула и вытерла слезы.

— Знаю, — сказала я дрожащим голосом, как и губы. — Просто дай мне минутку.

— Похороны будут в четверг, — сказал мне Эрик. — Четверг, одиннадцать часов на Кладбище Дин.

Я вздрогнула, втягивая воздух, чтобы сдержать очередной поток слез.

— Как думаешь, мне дадут выходной, чтобы сходить?

— Ханна, ты была его любимым учителем, — любезно сказал Эрик. — Мы позаботимся о том, чтобы тебе удалось попрощаться.

Я сжала губы, глаза обжигали новые слезы.

— Перестань плакать, — тихо сказала Ниша. — Чтобы спокойно пойти к детям.

Первый урок в то утро был нелегким, но это класс первого курса, и они были подавлены известием о смерти Джаррода, которое уже стало известно их юным ушам, когда оно прошло через школьные залы, поэтому они тихо опустили головы и продолжали работу, которую я дала им.

Когда в класс вошел четвертый курс, я почувствовала, что дрожала, и мне пришлось повернуться к ним спиной, втянуть в себя эмоции и сосчитать до десяти, прежде чем смогла встретиться с ними лицом к лицу. Когда все уселись на свои места, я оглядела их, заметив заплаканные лица некоторых девушек и потрясенные бледные черты остальных. Даже Джек выглядел расстроенным.

Я знала, что некоторые из них никогда не касались смерти, и большинство из них никогда не касались смерти ровесника — кого-то такого молодого, жизненно важного. Молодость одинакова тем, что существует убеждение в собственном бессмертии, что можете видеть и делать все, что угодно, потому что и вы, и мир, каким вы его знаете, по-прежнему будут такими же по утрам.

Мне было интересно, как одноклассники и друзья Джаррода справлялись со своей внезапной смертностью.

Взгляд остановился на его пустом стуле, и я прислонилась спиной к столу, пальцами впиваясь в дерево.

— Хотела бы я сказать вам, почему, — произнесла я, прочищая горло, когда голос сорвался на последних словах.

Стейси, симпатичная белокурая девушка, которая сидела за столом позади Джаррода и часто выходила с ним из класса, поймала мой взгляд, когда сердито вытирала слезы.

— Почему жизнь может так быстро изменится? — продолжила я. — Как может сердце так внезапно перестать биться, мгновенно разбивая все сердца, которые когда-либо были связаны с ним? Но, правда в том, что нет никакого смысла в смерти Джаррода. Ничего такого, что я могла бы увидеть. Хотелось бы иметь ответ получше, но у меня его нет.

Вся комната молча наблюдала за мной, и я продолжила говорить:

— Могу сказать вам, что нормально чувствовать то, что вы чувствуете сейчас. Нормально, что вы скучаете, нормально, что вам больно, и нормально чувствовать себя потерянным — до тех пор, пока вы приходите ко мне, к вашим друзьям или семье, пока все эти чувства пытаются вас одолеть. Потому что из-за них некоторые из вас будут злиться, а кому-то понадобится обвинить кого-то. Это нормально, когда злишься. Я не могу сказать вам, правильно или неправильно чувствовать вину, но могу сказать, не злитесь слишком долго и не держитесь за вину вечно. Такого рода гнев может отобрать часть вас, ту часть, которую вы не сможете вернуть. Джаррод не хотел бы этого. Под вспыльчивостью и развязностью он был действительно хорошим человеком, — мои губы дрожали, а глаза блестели от непролитых слез, которые я не могла и, честно говоря, не хотела скрывать от них, — и я не думаю, что он хотел бы этого для каждого из вас. Я не буду вам лгать. Это все меняет. Может изменить даже вас самих. Знаю, что это изменит меня. — Я беспомощно пожала плечами, внезапно почувствовав себя такой молодой, слишком молодой, чтобы помочь им. — Думаю, это напоминание о неуверенности в жизни и глупости существования, когда мир молится с тобой, чтобы жить. Если вы вынесете что-то из этого, то, пожалуйста. Мы принимаем жизнь как должное. Мы должны остановить такое. Мы должны начать жить. — Я оглядела их всех, поймав взгляд убитых горем глаз. — Если кому-то из вас нужно поговорить со мной, пусть даже для того, чтобы записать чувства на бумаге, я буду здесь.