Запрети любить (СИ) - Джейн Анна - Страница 49

Почему мне так хочется коснуться его кожи? Пальцами, губами… Зарыться в его темные волосы, прижать ладонь к левой стороне груди, чтобы услышать стук сердца. Словно невзначай дотронуться до кубиков пресса и провести рукой ниже.

Так. Стоп. Стоп! Ты не имеешь права думать об этом! Ты не за этим пришла, идиотка!

Наваждение какое-то.

— Какого черта тебе нужно? — почти прорычал Игнат, пряча руку за спиной.

— Я хотела сказать, что…

— Мне плевать, что ты хотела сказать! Уходи! Прочь из моей комнаты!

— Но…

— Сказал же — уходи! И никогда не заходи сюда. Никогда, — разъяренно прошипел Игнат.

— Надо было закрываться, — ляпнула я, не понимая причины его злости. Он совсем рехнулся? Что за тупая агрессия?

— Надо было не лезть в чужую комнату! Запомни раз и навсегда — держись вместе со своей мамочкой подальше от меня. Иначе у вас обеих будут большие проблемы, — с ненавистью предупредил Игнат.

Дверь перед моим носом громко захлопнулась.

Я хотела ударить по ней кулаком — даже руку подняла, но не стала. Развернулась и пошла прочь.

Едва дверь закрылась, Игнат прислонился спиной к стене и медленно поднял руку, которую прятал за спиной. Не хотел, чтобы Ярослава видела фотографию, которую он держал. Какого черта она вообще вломилась в его комнату?! Что от него хочет? Добить?! У нее почти получилось.

Мало того, что ее мать с видом полноправной хозяйки ходит по дому отца — дому, о котором мечтала его мать! Так еще и отец вдруг разоткровенничался с Ярославой — рассказал о младшей сестре, которой не стало. Он никогда не говорил о Кате с чужими. А Ярославе вдруг выложил все. Игнат случайно услышал их разговор, когда проходил мимо, возвращаясь в свою комнату. Это был второй разговор за день, свидетелем которого он стал волею судьбы.

Сначала Игнат услышал, с каким презрением Ярослава высказывает матери о том, что не хочет жить с ним под одной крышей. Это было унизительно. Его словно под дых ударили. Ведь это дом его отца, это его дом. Она тут никто! Но ведет себя, словно королева, хотя едва только переступила порог. Это он не хочет жить с ней! Это должен предъявлять отцу такие претензии! Но отец знает, чем его заткнуть. Бабками. И это тоже унизительно.

А потом Игнат услышал, как отец рассказывает об их Кате. Рассказывает так, словно эта Ярослава не чужая, а своя.

Своя.

Это слово стало прозрачной пулей, которая пронзила Игната насквозь. Нет. Она чужая, чужая, мать ваш! Вместе со своей мамочкой она вторглась в их жизнь и все разрушила.

«Ты очень напоминаешь мне Катю. Иногда смотрю на тебя и думаю — какой бы она была, моя Катя? Такого же роста? С такими же длинными волосами?..»

После этих слов отца Игнат, не выдержав, ушел. Отец видит в Ярославе их Катю? А может быть, решил, что она станет его новой дочкой? Заменит сестру?

Игната охватила такая ярость вперемежку с болью, что в спальне он тупо упал на кровать и закрыл лицо руками. Слышала бы это мать! Знала бы она!.. Вот дерьмо! Дерьмо, дерьмо, дерьмо!..

Ему хотелось повторять это слово бесконечно под тяжелый бит музыки. Оно идеально описывало его жизнь.

Когда Ярослава вломилась в его комнату, он рассматривал фото сестры. И не захотел, чтобы она увидела ее. Не Ярослава Катю, а Катя Ярославу. Ему невыносима была мысль, что сестренка узнает о своей замене. И с незваной гостьей он разговаривал, держа за спиной руку. А в каждом его слове сквозила ненависть, обида и злость — на отца.

Ей не стоило врываться на его территорию. Она чужая. И всегда ею останется. Как бы сильно его к ней не тянуло. Как бы сильно он не хотел переспать с ней. Как бы сильно не мечтал, чтобы она шептала его имя, захлебываясь от наслаждения под ним.

Мысли о близости с Ярославой пронзили Игнат новыми прозрачными пулями — изрешетили все сердце. Ее запах, ее голос, ее касания… Он слишком сильно желал всего этого. До безумия. Но Игнат почти тут же устыдился — словно сестра, чье фото он сжимал, могла это услышать. И он ударил себя по щеке. С силой. Оставив слабый розовый след.

А затем взглянул на фотографию. На ней была изображена худенькая, почти изнеможденная девочка в теплой кофте и красной трикотажной шапочке. Она улыбалась, несмотря ни на что.

Фото было сделано на Катином дне рождении, за четыре месяца до смерти. Они с отцом приехали в больницу, где Катя лежала с матерью, принесли подарки, цветы, огромный торт. Только Катя не могла есть — ее ужасно тошнило. И торт раздали мед персоналу и другим детям. Детей в отделении было много — до этого Игнат и не знал, сколько детей, как и его сестра, больны онкологией. Отец, наверное, тоже не знал до того, как с Катей не случилась беда. А когда понял, стал привозить подарки — и дочери, и другим детям. После ее смерти основал благотворительный фонд и назвал Катиным именем. Только об этом почти никто не знал, отец на таких вещах не пиарился, и за это Игнат всегда его уважал. Возможно, это было единственное, за что он уважал его сейчас.

К нему зашел отец, попытался поговорить с ним, но разговора не вышло, и тогда он просто ушел, сухо попросив Игната быть вежливым с Леной и Ярославой. И добавил, что это в его, Игната, интересах. Вид отца разозлил парня еще больше — ему вдруг стало душно в этом огромном, но таком чужом доме. Поддавшись порыву, он оделся, взял телефон и карту, ради бабла на которой ему пришлось согласиться на условия отца и переехать в этот дом. Вышел из комнаты и направился к лестнице.

На первом этаже он заметил, что из гостиной льется тусклый свет — словно так включено не верхнее освещение, а бра или подсветка. Думая, что в гостиной находится отец, Игнат заглянул в нее, но тут же понял, что ошибся. В гостиной была Ярослава, одетая в простую футболку и шорты. Она сидела в кресле рядом с камином, безвольно опустив руку и склонив голову набок. На полу лежала упавшая книга.

На мгновение Игнату стало плохо — он вдруг решил, что Ярославе плохо. И его накрыло флешбэком из недавнего прошлого, когда он нашел мать в бессознательном состоянии. Он в одно мгновение оказался рядом с девушкой и тут же с облегчением понял — она просто уснула. Игнат слышал ее тихое дыхание и видел, как мерно вздымается грудь. Кажется, на этот раз девушка была без лифчика, и Игната буквально скрутило желанием узнать это точно — всего лишь нужно дотронуться до Ярославы. Провести рукой по плечу, и тогда он точно поймет, есть ли под тонким белым хлопком бретелька или нет.

Хотя… Девять из десяти, что нет.

С трудом отведя взгляд от груди, он поднял книгу, положил на столик рядом. Потом выключил работающий кондиционер, из-за которого в гостиной стало прохладно. Взял лежащий рядом плед и укрыл обнаженные ноги Ярославы. Зачем он это сделал, Игнат и сам не понял — просто поддался порыву.

Он хотел уйти, когда Ярослава что-то пробормотала во сне, и парень остановился, впервые так долго и пристально рассматривая ее красивое девичье лицо, на которое падала тень. Тонкое, нежное, чуть удлиненное, с высоким лбом. Обрамленное светлыми волосами, которое волнами падали на хрупкие плечи. Чуть приоткрытые чувственные губы — на верхней линии четкое углубление посредине, Игнату вспомнилось, как кто-то из девчонок называл ее «аркой купидона». Ему нравились такие губы — так и хотелось поцеловать их. Брови вразлет, пушистые светлые ресницы. И кожа тоже светлая, но теплого сияющего оттенка. На руках видны тонкие вены — не выступающие, как у него или у других парней, а глубокие, просвечивающие сквозь кожу, не тронутую загаром.

Невольно любуясь девушкой, Игнат вспомнил, что в их первую встречу она показалась ему кристально чистой, словно ангел. И вспомнил запах ее тела — хрустальная чистота с легким землянично-медовым аккордом. Ему хотелось обнять Ярославу, но он тут же попятился, понимая, что не может сделать этого. И вообще, на самом деле никакой она не ангел, а ведьма.