Запрети любить (СИ) - Джейн Анна - Страница 65

— Игнат, перестань, — тихо сказала я, с трудом сдерживаясь от порыва нежности, что жила в моем сердце. Да что он делает?! Со мной, с собой…

— Я так устал. Не могу ей ничем помочь. Веду себя как дерьмо. Ты хорошая девочка. А я ублюдок, который тебя бесит.

Он подался ближе ко мне, заставляя сжаться каждую клеточку моего тела.

— Игнат…

— Согрей меня, — прошептал он, обнимая меня.

Не целуя, как я думала мгновение назад, а именно обнимая, одну руку положив на лопатки, вторую — на затылок, взъерошив волосы. Он был большим и сильным и обнимал меня так, словно хотел укрыть от всего на свете. А может быть, мне только казалось это, тогда, на полутемной кухне, где были только мы вдвоем. И отблески луны на подоконнике и стене.

Не сдержавшись, я обняла Игната в ответ — под кожаной курткой, чуть выше пояса, и он сильнее прижал меня к себе. И даже сквозь ткань халата я чувствовала холод его кожи. Он действительно очень замерз. Мой мальчик…

Когда Игнат отстранился, я думала, что он уйдет, но нет. Он захотел поцеловать меня — исполнить в полной мере то, что хотел в тот раз, во время игры в «бутылочку».

— Ты будешь жалеть, — прошептала я ему в губы, держа себя в руках, но зная, что вот-вот сорвусь.

— Плевать, — приглушенно ответил Игнат, поднял мою руку и, не отрывая от меня жадного взгляда, несколько раз поцеловал в запястье. Боже, я взорвусь от этой нежности.

— Охрененные духи, — прошептал он, вдыхая аромат моей кожи — днем я действительно брызгала на запястье духами. — И ты тоже… Охрененная.

Игнат сделал то, что заставило мою голову закружиться — медленно и влажно лизнул тонкую кожу запястья, заставив вдруг подумать меня о том, где бы еще он мог так проводить языком.

Мелочь, но именно в этот момент я поняла, как сильно Игнат Елецкий меня хочет. И как хочу его я.

Все так же глядя мне в глаза и чуть улыбаясь, Игнат стер с моей кожи мокрый след, а затем приник к моим губам в требовательном, обжигающе-горьком поцелуе. Поцелуе со вкусом виски, боли и холода.

Того самого холода, который опутывал наши сердца, но сейчас отступал, и чем больше наши губы исследовали и ласкали друг друга, тем теплее становилось внутри.

Игнат целовал меня с таким упоением, будто этот поцелуй — нежный и глубокий до умопомрачения — мог залечить его раны. Он запускал пальцы в мои волосы, проводил ими по шее, заставляя тепло внутри медленно разрастаться и превращаться в жар. Гладил по спине, скользил ладонями по пояснице, сминая тонкую ткань короткого халатика. Снова касался моего лица, будто проверяя, что это все еще я, а не кто-то другой. Его пальцы были уже не такими ледяными, но все еще оставались прохладными, и в какой-то момент я, отстранившись и не открывая глаз, взяла Игната за ладонь и попыталась согреть ее дыханием. Мне действительно хотелось согреть его.

— Малышка, — едва слышно прошептал он.

Это слово сорвало во мне все стоп-краны. Мне больше не хотелось сдерживаться — это было настоящим преступлением. Я снова подалась к Игнату, но не к губам, а к шее, буквально впиваясь в кожу и наверняка оставляя на ней следы. Его дыхание участилось, я услышала приглушенный полустон. Ему нравилось, еще как нравилось. Он даже голову откинул назад, подставляя шею под мои губы.

Мой хороший… Я согрею тебя. Обещаю. Хотя бы сегодня. Один раз. Всего лишь один раз.

Перестав контролировать себя, я стащила с него кожаную куртку с каплями дождя — она оказалась на полу. А Игнат обхватил меня за талию и усадил на столешницу. В ответ я обняла за плечи и подалась вперед, чтобы быть ближе и прижаться плотнее. Мои колени сжимали его бедра, и мне было все равно, что халатик задрался, а ладони Игната скользят по моим обнаженным ногам от щиколоток до самого нижнего белья. И все равно, что кожа неидеальная, и вместо соблазнительных стрингов с кружевами обычные комфортные слипы. Единственное, что имело значение — его губы с привкусом виски и ласковые руки. Его желание. Его просьбу быть с ним. Согреть его душу…

«Пожалуйста, помоги мне».

«Будь со мной».

«Не оставляй».

Мы продолжали обнимать друг друга, и теперь нежность стала иной — не затаенно-изучающей, а мучительно-страстной. От этой нежности никуда нельзя было скрыться, она подчиняла и гипнотизировала. Лишала воли. Заставляла дыхание учащаться, а пульс зашкаливать. Грудь стала чувствительной — каждое прикосновение наполняло меня желанием все сильнее. И когда Игнат накрывал ее ладонью, я подавалась вперед, потому что хотела, чтобы он сжимал ее сильнее. А вместо этого он касался ее, обводя сквозь ткань кожу вокруг сосков, но не касаясь их, будто дразня.

Я гладила Игната по влажным волосам, забиралась пальцами под майку, заставляя напрягаться мышцы пресса. Закинула ногу ему на бедро. Я знала, что он хочет меня — чувствовала его возбуждение, когда набиралась смелости коснуться ширинки его джинсов. И заводилась сама, понимая, что он плывет от меня.

Когда я сделала это снова, Игнат накрыл мою руку своей ладонью — теперь уже горячей. Легонько сжал, давая мне возможность лучше почувствовать твердость паха, и провел вверх-вниз по ткани, словно показывая, чего он хочет. Он убрал ладонь, а я продолжала ласкать его через джинсы все более настойчиво, забыв обо всем на свете. Ему нравилось до безумия, и его дыхание становилось все более прерывистым.

Словно стараясь сделать приятное в ответ, Игнат расстегнул мой халатик до солнечного сплетения, запустил под ткань руку и начал водить кончиками пальцев по груди, разгоняя по спине мурашки. Потом все-таки сжал ее — так, что сосок оказался между его указательным и средним пальцами, и меня пронзила короткая острая волна удовольствия. Мне нравилось, как он играет с моей грудью, будто зная, как мне нравится больше. Как целует в шею, как проводит по плечам твердой ладонью. Даже как тяжело дышит.

Когда его рука скользнула мне между ног, по телу пробежала приятная дрожь. Несколько медленных долгих поглаживаний через тонкую, ставшую чуть влажной ткань белья заставили меня выгнуть спину, и я сильнее сжала пальцы на каменных плечах Игната.

— Что мы делаем? — прошептала я, сходя с ума от каждого прикосновения. — Зачем?..

— Не нравится? — выдохнул он.

Его рука замерла, словно он испугался, что может сделать мне больно.

— Н-нравится.

— Но?

— Ты пьян. Я не в себе. Мы оба будем жалеть, — с трудом сказала я.

— Все равно.

Игнат отвел одну мою ногу в сторону, чтобы ему было удобнее, и, глядя мне в глаза, надавил на клитор чуть сильнее, проверяя, как я отреагирую. Мои ресницы сомкнулись сами собой — в темноте легче было погрузиться в ощущения. Игнат, заметив это, стал гладить меня более настойчиво. Внизу живота из искр нежности зарождалось пламя удовольствия.

Когда его пальцы оказались под тканью белья, я вздрогнула. Но вместо того, чтобы убрать его руку, улыбнулась. Игнат поцеловал меня в губы и продолжал гладить там двумя пальцами. Сначала осторожно водя из стороны в сторону, все сильнее и сильнее, по моей реакции понимая, нравится мне или нет. При этом он смотрел мне в лицо, будто любуясь, а я то закрывала глаза, то распахивала их, кусая губы. Что мы делаем, боже… Что?..

Сильнее. Еще сильнее. Да, именно там, где мне нравилось. Как мне нравилось.

Никакой неловкости, все естественно и гармонично. Правильно.

По любви?

Игнат не останавливался — его пальцы продолжали играть с клитором.

«Пожалуйста, скажи мое имя», — почти взмолилась я мысленно, чувствуя, как близка к пику. Тогда я точно смогу… Точно почувствую, как зародившееся из искр пламя охватит все мое тело.

Игнат словно прочитал мои мысли и прошептал на ухо:

— Яра…

А после накрыл мои губы еще одним терпким поцелуем. Движения его пальцев стали еще настойчивее.

Я сильнее впились ногтями в его плечи, тело задрожало, и пламя окутало меня с головы до ног, даря долгожданную разрядку. Такую, которую до этого я никогда не испытывала сама с собой, хотя касалась себя точно так же.