The Мечты. О любви (СИ) - Светлая et Jk - Страница 37

— Че? Неприятно, когда с утра облом, да? — от души рассмеялся он.

— Справедливо. Тогда обойдусь без душа. И без кофе. Как ты.

Она резко развернулась и свалила с кухни.

Богдан ломанулся следом.

— Э-э-э! Куда рванула! Юлька! — он в два шага нагнал ее в коридоре и обхватил руками за плечи. Развернул лицом к себе, продолжая улыбаться. — Блин, тебе дай волю — ты черт знает чего навыдумываешь!

Она вскинула на него глазища, сейчас невероятно огромные, и выпалила:

— Ты мне дал полчаса, а не волю. Хотя, наверное, это одно и то же.

— Я сказал, что через полчаса будет машина, — хохотнул он и обнял крепче, — остальное ты придумала сама.

Она моргнула. Раскрыла рот, чтобы немедленно что-то сказать, но так и зависла, постепенно все больше хмуря свой красивый аккуратный лоб. Пока наконец не облизнула губы и не спросила:

— Значит, ты меня не выгоняешь?

— Ну я еще точно с ума не сошел, — заявил Бодя. — Мы за Андреем поедем.

— О боже…

— В каком смысле?

— В прямом. Как ты собираешься со мной жить? Я же… я же абсолютная… полная… непроходимая… дура, Моджеевский. Просто тупица! — выдала она и с облегчением рассмеялась, спрятав лицо в полукружии его шеи.

— А ты — собираешься? — спросил Богдан, прижавшись щекой к ее волосам.

— А ты умный, — пробубнила Юля. — И если единственная ошибка, которую ты совершил в жизни, это то, что влюбился в меня, то я не имею права этим не воспользоваться теперь. Но заметь. Я десять лет тебя от себя спасала.

— Заметил. Довольна?

— Больше того. Счастлива. И очень люблю тебя, — прошептала она, вдруг ошарашенная тем, что впервые сказала ему о своей любви. Впервые с тех пор, как они были подростками. Впервые за все это время он от нее услышал что-то подобное. И она сама от себя — тоже. Юля снова подняла голову и посмотрела в его глаза — такие обволакивающе голубые, что дыхание перехватывало. Робко улыбнулась ему и проговорила уже громче: — Я люблю тебя.

— И я тебя люблю, Юлька, — ответил Богдан и коснулся ее губ нежным поцелуем. — Но если ты так будешь продолжать, то мы рискуем никуда не уехать.

— Это не беда. Царевич у папы. А вот что у меня зубы не чищены и зубной щетки нет… а ты целоваться лезешь — хуже.

— Если как следует порыскаешь в ванной — то все найдешь.

— И ты сваришь мне кофе?

— Обязательно.

— А круассаны у тебя откуда в такую рань? — приподняла она бровь.

— Мне кажется или это вопрос с подвохом? — уточнил Богдан и так же, как и Юля, приподнял бровь.

— Немножко. Я понимаю, что Алина, Ульяна или Рейчел вряд ли великие кулинары. Но мало ли, кого ты держишь при себе на случай, если просто охота выпечки.

— Если б я знал, что для того, чтобы затащить тебя в свою берлогу, мне нужно всего лишь иметь кухарку, то я бы завел еще экономку и горничную, — расхохотался Бодя. — Ну и ландшафтного дизайнера для надежности и ускорения процесса.

— Только попробуй. Не такое у тебя тут огромное хозяйство. Справлюсь.

— Посмотрим, — кивнул он. — И кстати, Рейчел хорошо готовит.

— Я лучше, — с вызовом постановила Юлька.

— А может, кухарку все же наймем? — вопросительно хмыкнул Богдан.

— Бодя, ты правда думаешь, что я не в состоянии накормить трех человек? Или все-таки стряпня твоей Рейчел тебе больше нравится?

— И горничную, — гнул свое Моджеевский.

— То есть у меня еще и бардак?

— И няню.

Ее брови подлетели высоко вверх, а лицо приобретало выражение крайнего возмущения. И все это, наверное, вполне можно было бы воспринять всерьез и озадачиться тем, что занесло, если бы не смех в ее глазах. Такой же, как у него.

Юля деловито поправила на груди плед и заявила:

— Предлагаю компромисс.

— Я весь внимание.

— Няню возьмем приходящую. Вместо горничной будем использовать клининговую фирму по необходимости. На кухарку я согласна в случае приема гостей… мы же будем, наверное, иногда приглашать гостей?

— Ну хотя бы ландшафтного дизайнера можно? — расхохотался Богдан.

— Моджеевский, ты помнишь, какая шикарная была у Женьки клумба? Хотя, конечно, как ты можешь помнить… мы встречались зимой, там ничего не цвело. Но у них с Ромой тоже есть… Так вот — прекрасное у Маличей в крови. У меня обязательно все получится. Будет не хуже, гарантирую!

— Ты не оставила мне выбора, — вздохнул Бодя. — Придется мне завести новую секретаршу.

— Зачем?!

— Чтобы ты меня хоть к кому-нибудь ревновала.

— Это нечестно! Значит, я тебя ревновать буду, а ты меня — нет?

— Хочешь водителя или бодигарда?

— Не хочу. Но, похоже, придется. Правда есть тысяча других способов, кроме ревности, каждый день объясняться в любви. Может, попробуем?

— Ты даже до душа дойти не можешь попробовать! — рыкнул Богдан и, резво перекинув Юльку через плечо, поволок на второй этаж.

— Бодька! Ты что вытворяешь?! Бодька-а-а! — визжала она, хохоча и болтая босыми ногами в воздухе, а плед, в который была обернута, наполовину размотался и теперь его край подметал ступеньки лестницы.

— Петру все равно уже придется ждать. Поэтому пусть хоть повод будет значимым, — деловито заявил он и распахнул дверь в ванную.

Пол и потолок замелькали перед Юлькиными глазами, как будто она каталась на карусели. А когда почувствовала ступнями прохладный кафель, оказалась стоящей к Моджеевскому вплотную рядом с кабинкой. Самодельное подобие одежды окончательно соскользнуло с нее, и она прижалась к нему грудью, безоговорочно принимая правила, устанавливаемые теперь им. Действительно, вряд ли есть более значимый повод для опоздания, чем быть любимой. Здесь и сейчас.

Она провела ладонью по его лицу, пробежала пальцами по плечу, спустилась по руке к запястью и фыркнула:

— Часы сними, умник.

После чего, коснувшись губами его колючей щеки, нырнула в кабинку.

— Вчера они тебе не мешали, — хмыкнул Бодя, стащил с себя спортивки и, шагнув следом за Юлькой, захлопнул дверцы, отгородившись от всего остального мира. Там, за матово-прозрачной стеной, вдвоем, наедине, они существовали как единое целое, как будто под струями теплой воды смывали навсегда, насовсем — чужое, наросшее, ненужное.

Невозможно исправить ошибки. Можно только постараться не наделать новых. Можно свернуть в правильном месте на нужном перекрестке и пойти совсем в другую сторону, вряд ли зная наверняка, что этот путь верен. Но если признать, что мечта — это не блажь, что человек нуждается в том, чтобы мечтать, то не может быть тщетным любой поход за мечтой.

Куда-нибудь она все равно приведет.

Машина под окнами, просигнализировав о своем прибытии, прождала за воротами столько, сколько понадобилось на то, чтобы Богдан и Юлька все же привели себя в порядок. Пришлось, правда, обойтись без кофе и выпечки. Наспех расчесанная, без грамма косметики, но вместо этого с сияющими глазами, она сама не замечала, насколько вчерашняя Юля и сегодняшняя — отличаются. Но он — видел. И вряд ли это могло бы его не радовать.

Он держал ее за руку, когда вел к автомобилю. И там, на заднем сидении, он тоже держал ее за руку. И через двор Гунинского особняка вел ее, не размыкая замка пальцев. И на третьем этаже, стоя у двери Юлиного отца, они все еще не отпускали друг друга. Такими Андрей Никитич и увидел их, когда отворил после звонка.

— Привет, — выпалила его младшая дочь и улыбнулась. — Мы за Андрюшкой.

— Что? И чаю не попьете? — с самым серьезным выражением лица поинтересовался папа Малич, внимательно оглядев явившихся «детишек».

— Без чая не уйдем! — заявил Богдан и протянул Андрею Никитичу пакет с фирменным логотипом «Миндаля». — Доброе утро!

— Пакет Стефании вручай, — велел Малич, пропуская их в квартиру. — Она у нас главная по плюшкам.

Стеша показалась в прихожей тоже, очевидно, собранная в дорогу, потому как выглядела, как обычно, идеально. Завидя пришедших, она ласково что-то пророкотала, вроде: «Явились, мальчики и девочки», — и, получив в руки «взятку» от Моджеевского, отправилась ставить чайник, обдав всех окружающих ароматом ванили и табака.