Спасение - Гамильтон Питер Ф. - Страница 115

— А пока… — Я протянул ему таблетки от тошноты.

— Нет. Мне нужен ясный ум.

— Конечно.

Официально база, на которой мы находились, считалась трансферным буфером Ковчега — эта построенная людьми космическая станция держалась в десяти километрах от переднего конца «Спасения жизни». Все звали ее попросту Прихожей.

Станция понадобилась потому, что оликсы с полной определенностью дали понять: они не желают иметь на ковчеге портала, и особенно портала с Землей. Опасались земной заразы, которая могла бы погубить их биосферу. Вполне разумно: мы сами еще не классифицировали и не изучили всех земных микробов и вирусов, а уж что они могли натворить с биологией оликсов…

Переговоры по радио завязались, едва «Спасение жизни» начало торможение в системе Сол — еще в 2144 году. Первое требование комитета первого контакта от Сената Сол после установки радиообмена звучало так: «Чтобы этой штуки и близко у Земли не было». Причина проста: сорокапятикилометровый, миллиардотонный ковчег питался антиматерией. Ее запас на борту у оликсов позволял разогнать корабль до двадцати процентов световой. А значит, окажись они врагами, пришельцы легко могли стереть Землю со всеми астероидными поселениями с лица Солнечной системы, и у них еще осталось бы довольно, чтобы основательно покалечить Марс и Венеру (хотя эти планеты мы так и не потрудились терраформировать). Так что первым требованием было припарковать «Спасение» в точке Лагранжа‑3 — прямо напротив Земли по другую сторону от Солнца. И даже это успокоило не всех чиновников и старых генералов.

Когда «Спасение» вышло на орбиту, начался физический контакт. Прихожую собрали за пару месяцев — километрового поперечника тороид в центре шестиугольного причала, обслуживавшего десятки грузовых и пассажирских челноков. Эти суденышки целыми днями порхали от Прихожей до осевого, расположенного в невесомости причала «Спасения».

Экуменическую делегацию провели в номер для удаления загрязнений — красивое название для обычного дезинфицирующего душа. Он продолжался обязательные восемь минут, чтобы проникнуть во все фолликулы и кожные складки человеческого тела. Думаю, принудительная помывка заключенных из шланга была не столь унизительна. Зато группа контакта успела облучить нашу одежду, обувь и багаж.

Мы снова собрались в маленьком зале ожидания, стараясь не показывать, как обескуражили нас очистительные процедуры. Я опасался, что в моих волосах навсегда застрянет запах туалетного освежителя воздуха.

— А оликсов, когда они прибывают на Землю, так же обрабатывают? — осведомился Науэль. Он сел на пластиковый стул, приподняв ноги, чтобы с неодобрением разглядеть свои сандалии. По–моему, и монашеское одеяние на нем немножко вылиняло.

— Понятия не имею, — ответил я, покривив душой, этого требовала моя новая легенда: квакер из Ланкастера не мог знать всех статей о защите от биологического переноса, выторгованных Сенатом Сол. На самом деле оликсы действительно подвергались умеренному обеззараживанию по пути на Землю, но они и не покидали своих представительств, атмосфера которых фильтровалась. А вот возвращаясь на «Спасение жизни», они проходили ту же обработку, что и люди.

Нашу делегацию на лифте подняли по оси тора и отпустили в свободное падение. На полпути наверх я еще раз предложил Науэлю таблетку. На этот раз он ее молча принял.

Пара стюардов помогла нам пробраться по расположенному в невесомости центральному коридору. Переходник представлял собой широкий цилиндр с четырьмя люками для выхода в тор и еще четырьмя — к причалу. На полпути между ними имелся клапан, позволяющий половинкам цилиндра разворачиваться без потери воздуха. Из конца в конец сновало, непринужденно ныряя в люки и выныривая из них, множество народу. Вся конструкция показалась мне очень примитивной, но ведь я вырос в мире, живущем под девизом «Связи» — до всего один шаг.

Мы, толкаясь, извиваясь и стукаясь локтями, пробрались по коридору к шлюзу 17В, где стоял наш пассажирский паром. Его маленькая цилиндрическая кабина была обита мягким и снабжена двадцатью четырьмя простыми металлическими сиденьями в два ряда и еще одним, впереди, для нашего «пилота», который просто наблюдал за работой управлявшего перелетом Ген 7 Тьюринга. Этот обычай, как видно, восходил ко временам, когда автопилоту отдавали все больше и больше функций, но люди все еще требовали контроля человека. Лично я всегда предпочту Ген 7 пилоту–человеку.

Я, подтянувшись и скользнув через кабину, захватил место у окошка. Решетка дока отодвинулась к звездам вместе со всеми баками и проводами, укутанными серебристым термопокрытием. Как всегда в космосе, яркий солнечный свет здесь сменялся совершенно черной тенью. Контраст между ними был резок и разителен.

Мы плавно выдвинулись из дока, и по кабине отдались громкие удары: короткими импульсами заработали крошечные ракетные двигатели. Я видел уходящий назад причал. Полет должен был занять двенадцать минут. На четвертой минуте включились, разворачивая судно, маневровые ракеты.

В поле зрения вплыл «Спасение жизни». Я насмотрелся изображений и схем, и все равно настоящий он задал мне жару. Я таращился на него, как встарь пилоты–реактивщики смотрели на дирижабли — со смесью зависти и фальшивой ностальгии по альтернативной истории, где эти гигантские медлительные аппараты могли бы стать властителями мира. Межзвездное странствие на искусственном планетоиде было бы потрясающим переживанием.

Оликсы взяли за основу астероид, плававший по какой–то далекой орбите их родной звезды. Люди с их технологией молекулярных связей попросту выкопали бы рудные жилы и минералы, чтобы, очистив эти материалы, выстроить из них ковчег размером с космический город. А оликсы прибегли к методу попроще: срезали мятую, испещренную кратерами кору, оставив гладкий цилиндр длиной в сорок пять километров и диаметром в двенадцать. После чего выкопали в нем три основные биополости и огромные соты помещений для техники и двигателей в корме.

Учитывая, сколько тысячелетий ковчег провел в космосе, он на удивление хорошо выглядел: в непрестанном солнечном сиянии поблескивал, как полированный уголь. Такой безупречной полировкой он, конечно, был обязан противоударному экрану. Двигаясь в межзвездном пространстве, ковчег генерировал впереди себя массивное плазменное облако, отвращавшее или поглощавшее все частицы, на которые он налетал со скоростью в двадцать процентов световой. В передней секции ковчега золотистыми нашлепками торчали генераторы магнитного поля, которое и удерживало ионизированный газ.

На половине разворота парома мы оказались бортом к осевому противовращающемуся причалу, и мне открылась вся панорама. Док имел форму диска, чуть шире оставшегося позади тороида Прихожей. Видимое глазу вращение на самом деле удерживало его в неподвижности относительно крутящегося вокруг оси «Спасения». Этот причал выглядел на удивление привычным для человеческого глаза, но ведь инженерные задачи имеют одинаковые решения, какого бы типа нервные системы их ни решали. Кроме множества шлюзов, причал служил для соединения силовых установок. Маленькие портальные двери человеческого производства наподобие геометрических футбольных мячей в дюжину метров диаметром парили в нескольких метрах от причала. По их экваторам светились насыщенной бирюзой ионные маневровые двигатели, удерживая порталы в одном положении и позволяя толстым сверхпроводящим кабелям медленно преодолевать расстояние до корпуса.

Вот здесь и заключалась вся причина для торговых соглашений между оликсами и Сенатом Сол. Для оликсов Солнечная система была лишь очередной остановкой на немыслимом пути к краю вселенной; они уже посетили сотни звезд и собирались посетить еще тысячи — миллионы, — прежде чем в Конце Времен встретиться лицом к лицу со своим Богом. Каждая система, в которой они побывали, становилась для них заправочной станцией. Там они использовали (или закупали) местные ресурсы для снабжения корабля–ковчега и производства новой антиматерии, позволившей бы им двигаться дальше.