Фармацевт (СИ) - Санфиров Александр - Страница 41

– Завещание то у вас имеется?

– Имеется, – ответил я.

Соседи с жадным любопытством слушали нашу перебранку. Но если Тамаре это было в радость, то мы с мамой никакого удовольствия от перемывания грязного белья на людях не испытывали.

– Тогда покажите, – потребовала родственница.

– Покажем, не волнуйтесь, – сообщил я. – Время придет и покажем.

Больше в дискуссии по поводу наследства мы не вступали. Тем более что особого наследства, как такового у бабы Груни и не имелось. Денег, как вы понимаете, тоже не имелось, ни единого гроша.

А в квартире я был прописан на вполне законных основаниях. Так, что тетке Тамаре ничего не отколется. А не надо было ссориться со старушкой. Старики в этом возрасте очень обидчивы и меняют свои решения, как флюгер на ветру. Знаю по себе. Хе-хе, шучу.

В общем, день Победы в этом году оказался для нашей семьи не самым удачным днем в году. Тамара так и не ушла до позднего вечера, начиная рыдать и обвинять нас во всех смертных грехах, едва в квартире появлялись свежие уши.

Тем с большим удовольствием я выставил её за дверь, когда паломничество в квартиру, наконец, прекратилось.

Завтра у нас опять намечался трудный день. Поход за свидетельством о смерти, похороны и поминки.

Когда мы остались вдвоем, мама озабоченно спросила:

– Витя, как у тебя с деньгами? Завтра столько трат предстоит.

– Есть немного, – ответил я, чувствуя слабые уколы совести. – Думаю, на поминки хватит.

Говорить маме о своих находках я не собирался. Даже не сомневаюсь, что она попыталась бы наложить на них свою руку и не дать потратить впустую неразумному отпрыску. Но мне, как и любому разумному индивидууму казалось, что именно я смогу потратить такие деньжищи с наилучшей пользой. Разве не так?

Так, что не дрогнувшей рукой я вытащил из кармана заранее приготовленные сто двадцать рублей и вручил их маме.

– Ох, Витька, – вздохнула та, – чтобы я без тебя делала. Спаситель ты мой.

Уколы совести резко повысили свою интенсивность, но моя дубленая кожа их с успехом выдержала.

На следующий день, вооружившись вариантом лайт своих сонных капель, я отправился вместе с мамой на похороны. Трудно сказать, возможно, придется сегодня кого-нибудь отпаивать успокаивающим. Хотя, как правило, на похоронах стариков этого не требуется.

Да, уж, капли можно было с собой не брать. Никому они не понадобились. Кроме нас мамой, Кости и нескольких старух соседок на кладбище никто не появился. Ну, исключая двух алкоголиков, с утра выкопавших могилу и сидевших на куче песка, со скучающими лицами, наблюдая за нами.

Эти же два пособника Харона после прощания с покойной ловко опустили в могилу на полотенцах гроб с телом бабы Груни. Мы сыпанули на него по горсти земли и, дождавшись, когда в сформированную могильную насыпь поставят красную, деревянную пирамидку, расплатились с работниками и отправились на поминки.

Хорошо иметь будущего отчима с машиной, пусть и государственной. По крайней мере, в столовую, где пройдут поминки, мы возвращались на колесах.

На поминках народа присутствовало все же больше чем на кладбище, что несколько обрадовало маму. Поминки проходили в рабочей столовой, где Костя вчера, не подумав, заказал стол на двадцать человек.

Поэтомукогда мы зашли в помещение, мама облегченно выдохнула:

– Слава богу! Почти все соседи пришли. Так, что съедят все. Зря только расстраивалась.

– Конечно зря! – согласился я, глядя в окно, где в сторону входа торопливым шагом двигалась Тамара Синицына с мужем и дядей Леней, которого уже слегка пошатывало. – А если не съедят, то Синицына заберет.

Как ни странно, тётка Тамара больше не выступала, то ли ей не хватало красноречия, то ли не хотелось терять время на разговоры, когда можно было на халяву выпить и закусить. Дядя Леня, как и ожидалось, кое-как пробормотав слова соболезнования, выпал из беседы уже минут через пятнадцать. Мы с Костей оттащили его в уголок зала, спрятав за большой фикус, где дядя Леня благополучно проспал до того, как присутствующие начали расходиться.

Так, что похороны и поминки в этот день прошли у нас тихо и спокойно, без эксцессов.

После поминок у нас разыгралась непродолжительная дискуссия, кто, куда сейчас пойдет. В итоге я отправился на свою новую жилплощадь, а мама с Костей, весьма довольные этим обстоятельством, собрались к нам домой.

Сам Костя овдовел три года назад и жил в настоящее время в скромной барачной однокомнатной квартире вместе с дочкой, довольно острой на язык особой четырнадцати лет. А та в последнее время стала интенсивно интересоваться, отчего любимый папочка начал так часто оставлять её ночевать у бабушки.

Когда Костя с простодушным видом рассказывал об этом, мне так и хотелось ему сказать:

– Да, все твоя Катька прекрасно знает и понимает, а вопросы задает из обычной женской вредности.

Мысленно же я пожалел маму. Кто знает, как у неё сложатся отношения с будущей падчерицей. Уж очень сложный у той сейчас возраст.

Когда собрался уходить, мама все же шепнула:

– Витя, ближе к вечеру приходи домой. Костя все равно ночевать к себе уйдет. Беспокоится за Наташку свою.

– Подумаю, – кратко сообщил я и направился к выходу.

Десятое мая, как и девятое отличилось замечательной погодой. Поэтому я шел, не торопясь, подставив лицо весеннему солнцу, жмурясь от его лучей.

– Гребнев! – послышался удивленный мужской голос. – Ты, почему не на занятиях?

Открыв глаза шире, обнаружил, что чуть не столкнулся с директором училища.

– Все, как всегда, – насмешливо подумалось мне. – За зиму ни разу не встречался на улице с Дмитрием Игнатьевичем. А стоило раз не пойти на учебу, он тут, как тут.

– Похороны у меня сегодня. Бабушка умерла, – ответил я.

Москальченко неуверенно улыбнулся.

– Виктор, если ты так хочешь меня провести, не стоит этого делать. Такими вещами не шутят. – Наставительно произнес он.

– Так я и не шучу, – сообщил я. – Сейчас вот с поминок иду.

Директор явно почувствовал себя неловко.

– Ну, тогда понятно, сочувствую вашей семье, – сказал он и добавил.

– Кстати, давно хотел с тобой поговорить, зайди, пожалуйста, завтра ко мне после первого урока. Хорошо?

– Хорошо, – согласился я и на этом мы разошлись.

По дороге в новое жилище я зашел в гастроном, прикупить кое-чего к ужину.

Вроде бы я поживший, много видевший человек, но дверь в опустевшую квартиру открывал с некоторым трепетом. Видимо, несмотря на возраст, мы все волнуемся, встречаясь со смертью.

В квартире, после того, как вынесли гроб с покойной бабой Груней, оставался жуткий бардак. Полы затоптаны, в углу комнаты на пол были скиданы охапки сухих трав, закрытые драной простыней.

На кухне все дверцы старого буфета были открыты. Короче было ясно, что здесь кто-то что-то усиленно искал.

Что искали, было понятно, при взгляде на распотрошенную перину.

Тяжко вздохнув, я поставил сетку с продуктами на кухонный столик, посмотрел время и начал переодеваться. Благо, мою рабочую амуницию никто не спер.

Когда я начал уборку, времени было около пяти часов пополудни. Когда же вылил последнее ведро грязной воды в унитаз, на часах была половина десятого вечера.

– Мда, Валентина Викторовна меня точно сегодня домой не дождется, – подумал я, поставив чайник на газовую плиту.

За время уборки я курсировал на улицу к мусорному контейнеру раз двадцать. Поэтому устал, как собака, но труды окупились, квартира без хлама показалась намного просторней. Ревизию платяного шкафа я оставил на следующий день. Хотя там, без сомнения уже покопалась тетка Тамара. Видимо, ключи от квартиры имелись у неё в не одном экземпляре. Поэтому на завтра у меня была запланирована еще и смена дверного замка.

Стенной шкаф в коридоре тоже не избежал проверки четы Синицыных, но трогать многочисленные пузырьки с настойками и мазями, заполнявшими его, они не рискнули. Баба Груня не утомляла себя наклейкой этикеток, поэтому узнать, для чего конкретно нужна та, или иная микстура, было сложно.