Фармацевт (СИ) - Санфиров Александр - Страница 59

Сегодня, она мысленно себя ругала. Проверенное чутье на этот раз подвело.

После звонка из Комитета госбезопасности и Обкома партии она согласилась на перевод больного в урологическое отделение больницы. Реакция Гуткина с топаньем ногами и воплями, её нисколько не озаботила. Савелий Хананович так встречал всех левых пациентов.

– Покричит, покричит, да успокоится, не в первый раз, – говорила она себе. – Зато председатель Комитета будет мне обязан, и с обкомом партии отношения портить нельзя.

Однако все оказалось не так просто. Звоночек прозвенел уже на следующий день. Состояние больного ухудшалось на глазах. Его жена, допущенная по недосмотру персонала в палату, устроила жуткий скандал, требуя немедленно отправить мужа в госпиталь в Ленинград.

К сожалению, дать гарантию, что больной перенесет транспортировку на вертолете, дать никто не мог.

Конечно, даже если полковник умрет, никаких серьезных оргвыводов не будет. Врачи в больнице делали все, что могли, что подтвердит любая проверка. Но отношения! Отношения то могут испортиться капитально.

Увидев главного врача, доктора замолкли и с немалым удивлением разглядывали её.

Вера Игоревна не имела привычки, ходить по больнице, тем более по урологическому отделению, где постоянно пахло мочой и бродили угрюмые старики с мочеприемниками, вставленными в бутылки.

– Здравствуйте, коллеги, – мило улыбнувшись, она кивнула докторам. – Соломон Израилевич, вы тоже здесь, решаете какие-нибудь проблемы? У вас в аптеке все нормально?

Затем, не дожидаясь ответа, повернувшись к Гуткину, спросила:

– Савелий Хананович, скажите, каково состояние нашего больного?

– Добрый день, Вера Игоревна, – поздоровался тот, даже не подумав встать. В принципе, он мог себе такое позволить. Оперирующих урологов экстра класса таких, как он в городе можно было пересчитать по пальцам одной руки. К тому же он был ужасно зол на Куропаткину из-за такой подставы. Портить отношения с комитетом госбезопасности на ровном месте ему явно не хотелось.

– В общем, все плохо. Состояние больного тяжелое. Капаем растворы, витамины. Как вы знаете, на антибиотики, пенициллин, макролиды у него аллергия.

– Может, санавиацией отправим его в Ленинград? – предложила главврач.

– Сразу надо было отправлять, – буркнул Гуткин.

Переговорив с докторами, Вера Игоревна отправилась к себе, размышляя, что бы такого предпринять, для поддержания реноме больницы и своего собственного.

Когда за ней закрылась дверь, Гуткин обратился к Когану.

– Сеня, может, ну, его на х. й, этот твой гентамицин. Больной при смерти, а мы ему свечи в задницу пихаем. Как – то неприглядно это выглядит. Только персонал смешить.

– Даже не думай! – окрысился Соломон Израилевич. – Вот вам свечи и быстро дуйте в палату. Он ведь один в ней лежит и, как я понял, особо не адекватен. Поэтому даже не поймет, что вы там с ним делаете. Только медсестру с собой не берите. А то к вечеру вся больница будет знать, как урологи больных лечат.

– Ох, Сеня, Сеня, – вздохнул Савелий Хананович, – Опять нас в авантюру втягиваешь. Темнишь, как Троцкий. Елы – палы, никогда таким дураком себя не чувствовал, как сейчас.

Тем не менее, оба доктора встали и направились в конец коридора, где в отдельной палате, в будущем получившей гордое название VIP, под капельницей лежал полковник КГБ. Последний никогда не думал, что во время короткого романа с официанткой в командировке в Архангельске заполучит гонорею, а затем осложнение в виде абсцесса предстательной железы.

– Их же проверять регулярно должны, – жаловался он венерологу ведомственной поликлиники.

На что тот заверил пациента, что переживать не стоит, гонорея лечится быстрей, чем насморк, главное, что после возвращения из командировки, он не успел переспать с женой.

Вот только легко вылечиться не получилось.

Никогда Григорий Борухович Крейман не чувствовал себя так глупо, как в тот момент, когда вставлял свечку в анус больного, находящегося практически в сопоре. В это время его зав отделением стоял на стрёме, чтобы процедурная медсестра, проверяющая капельницу, не зашла в палату.

– Слушай, Савелий, я один себя дураком чувствую, или ты тоже так думаешь? – спросил Крейман, когда они возвращались в ординаторскую.

Гуткин не ответил, но, судя по лицу, его чувства были понятны и без слов. Больше всего сейчас он злился на Когана, сумевшего подвигнуть его на эту авантюру.

Когда они зашли в помещение то увидели, что Соломон тоже перебазировался сюда из кабинета заведующего и сейчас оживленно беседовал еще с одним урологом Фаиной Моисеевной Левиной.

Фаина Моисеевна во время войны три года отслужила в должности начальника санитарного поезда, поэтому лексикон имела своеобразный. В общем, без мата связной речи у неё не получалось.

Вот и сейчас она прокуренным голосом спросила:

– Мальчики, вы, что, б… сегодня друг за другом ходите, б…, прямо, как два еба. тых пидораса.

Мальчики, которым было за пятьдесят, дружно заржали. После того, как они благополучно поставили свечку больному, и никто этого не заметил, им явно полегчало, поэтому смеялись они несколько дольше, чем нужно. Опытное ухо Фаины Моисеевны уловило этот диссонанс, поэтому она сразу поинтересовалась:

– Вы чего, б… п… опять натворили? Б…, Савелий, тебе не стыдно? Повзрослеть бы уже пора.

– Ничего мы не натворили, – пробурчал Гуткин. Но Фаину Моисеевну было не провести.

– Колитесь, быстро, чем занимались? – пристала она, как репейник.

Скрывать свою самодеятельность доктора не стали и рассказали все, как есть.

Левина, глядя на них, выразительно покрутила пальцем у виска.

– Больного надо было на операционный стол и абсцесс дренировать, – сообщила она. – А не свечки в жопу пихать. Крыша у кого-то едет полным ходом.

– Хватит об этом, – закрыл тему Гуткин. – Сеня нам обещает быстрое улучшение состояния, вот к вечеру и поглядим, что и как. Если на самом деле больному станет лучше, тогда и об оперативном лечении можно подумать.

– Ну, я тогда пойду, – Коган кряхтя поднялся со стула. – Ближе к четырем часам позвоню, узнаю, как тут у вас дела.

– Иди, иди, нам тут работать надо, – сообщил Гуткин и обратился к своим подчиненным. – Вы тоже, давайте на обход. Завтра у нас на операцию планируется трое больных, обратите внимание на их состояние, чтобы комар носа не подточил, а не как в прошлый раз.

Рабочий день сегодня врачам урологического отделения казалось, длится намного дольше, чем обычно. Доктор Гуткин, после обеда то и дело смотрел на часы, в чем ранее никогда не был замечен. Но ему в какой-то мере, было проще. У себя в кабинете он мог не скрывать своей нервозности. Зато в ординаторской доктора Крейман и Левина, обсуждая больных, то и дело в мыслях возвращались к пациенту лежащему в отдельной палате.

Ближе к трем часам дня Крейман не вытерпел.

– Пойду, гляну, как там Орлов себя имеет, – С этими словами он вышел из ординаторской.

– Наконец, съе. л, – облегченно вздохнула Фаина Моисеевна, – Хоть курну спокойно, без комментариев о вреде табака.

Открыв пачку Казбека, лежащую на столе, женщина прикурила папиросу от зажигалки, сделанной из крупнокалиберной гильзы – подарка одного из спасенных ей фронтовика.

Задумчиво выпуская дымные кольца в воздух, и стряхивая пепел в пепельницу, она мысленно ругала Гуткина за прогиб перед главным врачом, не сомневаясь, что сегодня урологическое отделение вновь увеличит статистику смертей. Что, конечно, не радовало.

Направляясь в палату, Григорий Борухович особо не дергался. Нет, конечно, смерть больного всегда трагедия. Но доктор Крейман работал далеко не первый год иуже не так остро переживал такие моменты, как в начале карьеры.

И все равно, каждый раз шел в палату с жутким ощущением беспомощности и вины, охватывающими его в моменты, когда он ничем не мог помочь, своим больным.