Дядя самых честных правил (СИ) - Горбов Александр Михайлович - Страница 41

— Да, Константин Платонович.

В её голосе послышался лёгкий смешок. А ведь она меня ждала, хитрюга.

— Зайдите ко мне, Татьяна.

Она вошла в мою комнату, закрыла дверь и повернула ключ в замке. Соблазнительно улыбнулась и спустила с плеча лямку сарафана.

— Татьяна, я вызвал вас не для этого, — я нахмурился и сделал рукой знак подойти ближе.

Орка смутилась, быстренько вернула лямку на место и мелкими шагами подбежала ко мне.

— Я в чём-то провинилась, Константин Платонович?

— Наоборот, Таня, совсем наоборот.

С Бобровым и Добрятниковыми я уже отпраздновал победу. Тришку, Прошку и остальных дворовых наградил за участие в сражении. С Настасьей Филипповной мы отдельно посидели, душевно поговорив. От подарка ключница принципиально отказалась, сказала, это её работа — поддерживать меня во всём. Осталась без награды одна только Татьяна. А ведь она уложила из “огнебоя” трёх опричников, и это только тех, которых я заметил. И против бастарда она дралась, давая мне возможность прийти в себя. Так что сегодня будет ей маленький сюрприз.

Я взял бутылку шампанского, открыл с громким хлопком и налил в два фужера. Один подал девушке, другой поднял сам.

— За тебя, Таня. Самую лучшую мою помощницу!

Орка потупила взгляд, а по её щекам разлился тёмно-зелёный румянец.

— Константин Платонович, я ничего особенного не сделала.

— Мне виднее. За тебя!

Я стукнул бокалом о бокал, чтобы они звякнули, и пригубил. Танька несколько секунд раздумывала, а потом осторожно отпила глоток.

— Ой, пузырики!

Она хихикнула, стрельнула в меня глазами и осушила бокал до дна. Ох, чудо ты моё деревенское! Пузырики, это же надо додуматься. Ничего, я ещё сделаю из тебя что-нибудь путное. Такую красоту грех зарывать на хозяйственных работах, тем более ум у неё гораздо живей, чем у многих студентов Сорбонны. Знать бы ещё, как именно вывести её “в люди”.

На столе у меня была заготовлена жестяная баночка, расписанная цветочным узором. Я протянул её орке.

— Возьми, это тебе.

— Ой, какая красивая! Правда, мне?

— Открой.

Девушка осторожно, будто боясь спугнуть чудо, сдвинула крышку.

— Пахнет! Что это, Константин Платонович?

— Цукаты. Попробуй, не бойся.

Я наблюдал, как она берёт кусочек, нюхает, кладёт в рот. И как по лицу пробегает целая гамма эмоций — от удивления до восхищения. Как она зажмуривается от удовольствия и замирает на секунду от переполняющих чувств.

— Всё мне, да?

Танька прижала коробочку к груди, будто боясь, что я отниму её.

— Тебе, всё до последнего кусочка.

Есть у меня тайный грешок — люблю цукаты до одури. В Париже эта страсть иногда доводила меня до безденежья. Собственно, эту баночку я оттуда и привёз, собираясь растянуть лакомство подольше. Но для Танюшки не жалко, честное слово.

— Ещё шампанского?

— Угу.

Второй бокал она выпила медленно, смакуя напиток.

— А теперь главный подарок. Я хочу дать тебе вольную.

Глаза орки округлились. Мгновение она смотрела на меня ошарашенным взглядом, а потом внезапно бухнулась на колени.

— Константин Платонович, не надо! Пожалуйста!

— Таня, ты чего?

— Не надо мне вольную, Константин Платонович, — затараторила она. — Кто я буду? Служанка незамужняя, да без приданого. Свободная? Так свободны только дворяне, обычные люди, особенно девушки, должны их слушаться. Не нужна мне такая воля, где каждый обидеть может. А так я ваша, — она подчеркнула последнее слово, — вы меня в обиду не дадите. Вон вы за своих крепостных на волков пошли, не оставили. Опричников поубивали. За вами, Константин Платонович, как за каменной стеной. Вашей быть хорошо. Вы будете расти, так и на меня ваша слава упадёт. Вот станете князем, все будут говорить — вон, Танька пошла, самого князя Урусова девка.

— Стоп! — я прервал водопад слов. — Какой князь, Таня? Что ты говоришь?

— Ой, Константин Платонович, станете, обязательно станете. Только князья могут против целой опричной дружины стоять, все это знают.

— Встань. Не люблю, когда на колени бухаются. Значит, не хочешь вольную?

— Не хочу.

— Настаивать не буду. Если передумаешь, приходи — я слова своего не меняю.

Я вздохнул и покачал головой. До чего же странная у неё логика! Не понимаю я такого, честное слово. И ведь она была настолько искренней, даже слёзы в глазах стояли. Может, я не разбираюсь в местных реалиях?

— Константин Платонович, — Танька облизнула губы, — а вы уже спать собирались?

Она игриво повела плечами, скидывая лямки сарафана, и кошкой выскользнула из одежды.

— Я помогу вам раздеться, Константин Платонович, — орка шагнула ко мне с горящими страстью глазами.

Отказываться я не стал.

Танька сидела рядом со мной на кровати, совершенно не стесняясь наготы. Задумчиво теребила кончик длинной косы и довольно щурилась. Я не торопился отправлять её спать — смотреть на девушку было настоящим удовольствием.

— Константин Платонович…

— Горе ты моё, да зови уже Костей, когда мы наедине.

— Да что вы такое говорите, Константин Платонович?! Не могу я барина по имени кликать. Нехорошо это, неправильно.

Я махнул рукой — спорить с оркой было невозможно. Если упёрлась, то никакими силами не сдвинешь.

— Константин Платонович, можно спросить?

— Да.

— А вы можете меня научить играть в “Смерть пуди… поди…”

— Падишаха?

— Ага! В “Смерть падишаха”.

От удивления я приподнялся на локтях и внимательно посмотрел на Танюху. Орка оказалась полна удивительных сюрпризов.

— Неожиданная просьба. Зачем тебе?

— Я видела, как Настасья Филипповна играла с Василием Фёдоровичем. А она потом говорила, что умная женщина больше нравится мужчинам.

— Что же ты Настасью Филипповну и не попросила научить?

Таня поджала губы.

— Я просила. А она всё “некогда”, “потом”, “не до этого”.

— Уговорила, языкатая. — Мне даже стало интересно, сможет ли орка освоить сложную игру. — Прямо сейчас и начнём. Вон там коробка в шкафу, тащи её сюда.

Я разложил клетчатую доску и принялся расставлять фигуры, называя каждую и объясняя, как она ходит. Двенадцать пешек, башни, рыцари, слоны, маг, шут, визирь и падишах.

— Авалонцы визиря и падишаха называют королевой и королём.

Орка прищурилась, разглядывая доску.

— А как дальше?

Первую партию Таня только слушала мои указания да кивала, передвигая на доске фигуры. Вторую — уже пыталась играть самостоятельно, но часто путалась, смущалась, морщила лоб и зажмуривалась, когда я “съедал” её фигуры. А когда удавалось “съесть” мою, радостно хлопала в ладоши.

Если бы мне кто-нибудь год назад сказал, что я буду сидеть ночью в собственном имении и играть с голой оркой в “Смерть падишаха”, — двинул бы ему в челюсть, чтобы не болтал ерунды. А сейчас сижу и ничего.

Пока Таня думала над очередным ходом, смешно наморщив нос, я протянул руку и погладил её обнажённое бедро.

— Константин Платонович, — в голосе орки прозвучала лёгкая обида, — обещали меня учить игре, а сами отвлекаете.

— Всё-всё, — я убрал руку, — думай спокойно.

Во время третьей партии она из принципа не спрашивала у меня советов. Почти не ошибалась и даже пыталась поставить мне “детскую” ловушку. Пожалуй, я был к ней несправедлив — мозги у девочки работают отлично.

— Ещё партию? — она с надеждой посмотрела на меня.

— Нет, хватит на сегодня. Слышишь? Петух орёт, скоро утро. И нечего дуть губы, мы ещё сыграем.

Орка вздохнула, оделась и сбежала к себе. А я растянулся на кровати. Пожалуй, решение оставить Париж было правильным. Где ещё я смог бы найти такие впечатления? Осталось только добиться более прочного положения да поправить доходы имения. И можно считать, что жизнь удалась. С этой мыслью я и заснул.