Пионерский гамбит 2 (СИ) - Фишер Саша - Страница 37

— А у нас в СССР как же? — спросил Марчуков, оттопырив губу. — Вообще что ли нету?

— Не гони лошадей, рыжий! — Илья Сергеевич уселся на крыльцо и закинул ногу на ногу. — Наша разведка — лучшая в мире! Так что, ясное дело, мы раздобыли как старую версию пленки, так и смитсоновскую. И сейчас наши ученые уже почти раскрыли ее секрет, — в конце фразы Илья Сергеевич перешел на зловещий шепот. Обычно так страшные истории рассказывают.

— Но ведь получается, что красная пленка есть только у ученых и разведки? — серьезно спросил Марчуков.

— Так ЦРУ тоже не дремлет! — Илья Сергеевич важно поднял палец. — Перед олимпиадой они подбросили в магазины красную пленку под видом обычной. И теперь любой фотограф должен проявлять бдительность, когда проявляет отснятые кадры. Любая пленка может оказаться красной. Среди фотографов распространили важное заявление. Что если они увидят на негативах голых людей, то им нужно немедленно звонить по особому телефону и сообщать об этом. И ни в коем случае не печатать фотографии, иначе их ждут большие неприятности!

— И тебе уже попадалась красная пленка? — спросил Мамонов.

— Мне нет, — покачал головой Илья Сергеевич. — Но моему хорошему другу попадалась. Он позвонил, куда следует, приехала черная волга, и два вежливых, но строгих человека изъяли пленку и взяли с него подписку о неразглашении. И он никому, кроме меня не рассказывал. Так что, я рассчитываю, что вы тоже будете молчать. Ясно вам?

Марчуков, Мамонов и Друпи завороженно покивали.

— Илья Сергеевич, признайтесь, вы же все это выдумали? — иронично сказал я. Если бы я точно не знал, что все им рассказанное — полнейший бред, то тоже бы поверил. Он с такой убедительной серьезностью рассказывал…

— Кирилл, — фотограф повернулся ко мне, его очки сверкнули. — Ты что, мне не веришь?

— Ни капельки, — хмыкнул я.

— Кирюха, ты же сам говорил, что поверишь, если тебе специалист расскажет! — возмутился Марчуков.

— Да блин… — я набрал в грудь воздуха, чтобы рассказать про тяжеленный ящик тепловизора, но посмотрел на лица своих приятелей. Они выглядели как дети, которым я пытаюсь доказать, что в роли Деда Мороза на каждый Новый Год к ним приходил сосед дядя Вася, а подарки от зайчика их мама просто покупает в соседнем гастрономе. Ну хочется им верить в шпионские чудеса и злокозненную американскую разведку! Всем всегда хочется верить в чудеса. Кому-то в волшебные таблетки для похудения. Кому-то в инопланетные летающие тарелочки. Кому-то в торсионные поля и психотронное оружие. А ребятам, вот, в красную пленку, на которой все получаются голые.

— Ладно, ребята, у меня еще куча дел, а обед уже через полчаса, — Илья Сергеевич поднялся, пожал нам всем руки. — Но только помните, что ни-ко-му! Молчок, ясно?

— Могила, — громким шепотом проговорил Марчуков.

К отряду мы возвращались молча. Марчуков иногда бросал на меня победные взгляды, по его лицу было видно, что он очень хочет обсудить то, что рассказал хитрый Илья Сергеевич, но он пока держится. Обещание же дал! Вдруг американский шпион прячется за каким-нибудь кустом и подслушивает.

На обеде обсуждались две новости — во-первых, наш отряд завтра дежурит по лагерю, а во-вторых — надо делать выступление на родительский день. Тема, конечно же, про спорт и олимпиаду, поскольку начало ее стремительно приближалось. И пока мы сидели у речки, группа подготовки уже была создана, и Марчуков в нее не вошел, чему теперь ужасно расстраивался. Пропавшую газету уже не обсуждали, как будто утром ничего странного не произошло. Ну или Елена Евгеньевна уже как-то это обсуждение пресекла, что мы, опять-таки, пропустили. Вожатая же выглядела и вела себя как обычно, только в нашу сторону совсем не смотрела. Как будто мы были пустым местом.

— А может быть, отпроситься на тихий час в библиотеку? — предложил Марчуков, держа покрывало за край. — Ну глупо же тратить столько времени в палате, когда нам надо газету успеть сделать, а? Скажем, что Марина Климовна разрешила.

— А Марина Климовна нас снова вызовет в ленинскую комнату и устроит втык до небес, — хмыкнул Мамонов.

— Но мы же не на рыбалку собираемся сбежать, — Марчуков все еще в задумчивости стоял рядом со своей кроватью. Видимо, ему не хотелось ее расправлять, а потом заправлять обратно. — Мы для дела. Чтобы… ну… сделать настоящую газету… рупор этот самый.

— Все должно быть по режиму, — хохотнул я и сдернул со своей кровати покрывало. И от неожиданности отскочил в сторону. С покрывала во все стороны разбежалась куча длиннолапых пауков-косиножек. Существ совершенно безобидных, но вот с внешним видом им не повезло, конечно.

Остальные парни в палате громко и синхронно заржали. Будто только и ждали этого момента. Ага, теперь понятно, почему кроме нас перед тихим часом никто не разговаривал. Я как-то мимоходом мысленно удивился, что все молча расселись по своим кроватям и старательно не смотрят в нашу сторону.

Прикол, значит, решили устроить. Такой себе прикол, кстати. Теперь у нас полная палата пауков, с моей кровати длиннолапые твари уже разбежались во все темные углы.

— А это что еще? — спросил Марчуков, поднимая сброшенный моим покрывалом листок бумаги.

На бумажке в клеточку, явно вырванной из блокнота на кольцах, крупными печатными буквами было написано:

НАДО ПОГОВОРИТЬ. Б.С

Все остальные соседи по палате снова сделали постные лица, отвернулись, уткнулись носами в книжки или начали сосредоточенно сворачивать покрывала. Ну, понятно. Были в курсе. Скорее всего, кто-то из них банку с пауками мне под покрывало и вытряхнул. Не сам же Бодя незаметно пробирался в чужую палату. Нас тут, конечно, не было, но как-то не в его духе предпринимать самостоятельные действия, когда можно нанять какого-нибудь Андрюху или Алешу, заплатив несколько металлических кругляшиков.

— Ты куда? — громким шепотом спросил Марчуков, когда я шагнул к двери.

— Ну он же сказал, что хочет поговорить, — я пожал плечами. — Не вижу повода тянуть с этим. Зря что ли он пауков мне в постель подкладывал…

Я вышел из палаты и выглянул на веранду. Ну, мало ли, вдруг расчетливый парень Бодя прикинул все точно по времени и ждет меня на диване. Но там никого не было. Даж странно, обычно в тихий час на веранде кто-нибудь да был. Девчонки рукоделием занимались или парни что-то негромко обсуждали. Как самых старших, нас не загоняли в тихий час строго по своим кроватям. От нас требовалось только находиться в корпусе и делать это нешумно. Но валяться в кровати рекомендовалось все-таки не поверх покрывала. Хотя это правило мы тоже не всегда соблюдали. Обычно Елене Евгеньевне было все равно, но иногда, в плохом настроении, например, она могла докопаться и заставить собирать бумажки или, там, еще какую-нибудь пользу лагерю или отряду причинять.

Я заглянул в первую палату. Как-то получилось, что в эту смену я сюда ни разу не заходил.

Хм, надо же! Парни изрядно украсили унылый интерьер лагерной палаты. В отличие от нас, которые даже не задумались об этом. Над каждой кроватью висело по одному или несколько портретов, закрепленных кусочками изоленты. Цветные и черно-белые фотографии были вырезками из газеты или открытками. Лица были мне по большей части не знакомы. Некоторые, судя по форме, были спортсменами. А те, что без формы, кажется, актеры. Я опознал Янковского и Караченцева. Женских портретов, как ни странно, на стенах не было.

Над кроватью Боди глянцевых портретов висел добрый десяток. Похоже, эту моду именно он в первой палате и ввел. Сам хозяин сидел на покрывале. Перед ним суетился мелкий Серый и расшнуровывал его кроссовки.

— Борис, ты хотел поговорить, — сказал я.

— Кто это еще там? — недовольно-уставшим тоном спросил Бодя, поворачивая голову. Заглянуть за плечо у него не получалось, мешали лишние подбородки и необъятная шея. Серый вскочил и что-то шепнул. Бодя зашевелился. Кровать под ним жалобно заскрипела, спинки сделали движение друг к другу, будто сейчас конструкция сложится книжкой. Но кровать советской сборки выдержала, и Бодя поднялся на ноги. — А, это ты. Пойдем.