Дело двух Феликсов - АНОНИМYС - Страница 10

Сейчас дача была пуста, жена и сын уехали на отдых в Сочи. Яну, рожденному в тюрьме и обладавшему слабым здоровьем, морской воздух был очень полезен, да и Софье Сигизмундовне надо было восстанавливать здоровье, подорванное революционной борьбой. Чекист, постоянно дежуривший на даче, почему-то не вышел встречать хозяина. Но это Феликса Эдмундовича не обеспокоило: охранник, в конце концов, тоже человек, мог отлучиться на минутку. Впрочем, остановил себя Дзержинский, охранников должно быть двое. Что же выходит, оба отлучились?

На самом деле охранники, разумеется, никуда не отлучались. Поскольку семьи хозяина на даче не было, они дали себе небольшое послабление – вполне, надо сказать, простительное, – поставили самовар. Нарушением устава караульной службы это не являлось, но было некоторым развлечением, милым сердцу любого телохранителя, особенно в те скучные периоды, когда не предвиделось ни стрельбы, ни беготни. Да и какая могла быть стрельба, товарищи, когда правительственные дачи так охраняются по периметру, что не прошмыгнет не только вездесущая мышь, но даже и блоха без соответствующих полномочий?

Младший из охранников, двадцатипятилетний Иван Дробыш, происходил из крестьян Елецкого уезда Орловской губернии. В силу молодости и запальчивости характера он любил поговорить о материях высоких и малодоступных, например, о мировой революции, и о том, когда она, наконец, случится по всему миру. Старший, сорокалетний Андрей Андреевич Котоврасов, когда-то был рабочим Путиловского завода и ум имел практический, приземленный.

– Не наше это собачье дело – про революцию рассуждать, – говорил он. – Наше дело – объект охранять.

Такой буквализм несколько обижал Дробыша. Он полагал, что всякий сознательный крестьянин, а пуще того – чекист, должен расти над собой и задаваться мировыми проблемами вроде: отчего это земное притяжение на людей действует, а на воздушные шары и аэропланы – совсем почти никак?

Котоврасов на такие провокационные вопросы имел примерно один ответ: велено – вот и не действует. Мир, по его разумению, подчинялся строгой иерархии, во главе которой, за отсутствием бога, стояло непосредственное и высшее начальство, которое могло приказывать всему и вся, да хоть бы даже и земному притяжению. Как именно это происходило, он тоже мог ответить, не задумываясь – посредством марксистской науки, перед которой нет и не может быть нерешаемых задач. Начальство давало указание науке, наука же, в свою очередь, распоряжалась мирозданием как в целом, так и отдельными его законами.

– Что же, – ехидно спрашивал Дробыш, – если, к примеру, наука мне велит летать без применения аэроплана, я летать начну?

– Начнешь, – сурово отвечал Котоврасов, – будешь летать как миленький, если не хочешь, чтобы разжаловали и с довольствия сняли.

Дробыш задумывался. Угроза действительно выглядела серьезно. Никто не хотел быть разжалованным и лишенным довольствия. Но как этот страх может заставить его, Дробыша, порхать в небесах аки старорежимные ангелы, этого он совсем не понимал. Приходилось в этом сложном вопросе целиком и полностью полагаться на старшего товарища, который, в свою очередь, исходил из того, что учение Маркса всесильно, потому что оно верно.

Высокая устремленность бывшего крестьянина, а ныне образцового чекиста Дробыша, впрочем, не мешала ему наслаждаться простыми человеческими радостями вроде чаепития. Однако в этот раз случился казус. Известно, что когда самовар закипает, вода в нем от химических и физических причин начинает бурлить и шуметь. И этот вот шум, обычно совершенно безвредный, сыграл с охранниками злую шутку. Видимо, пока самовар кипел, на охраняемом объекте что-то случилось. Но что именно, никто не услышал как раз из-за самовара.

Так или иначе, когда Дробыш вышел из кухни, прямо перед собой он неожиданно увидел немолодого косого черта с желтой физиономией. Черт как две капли воды похож был на одного торгового китайца, с которым лет пять назад был знаком Дробыш – вот только возрастом постарше. В руках незваный гость держал корзинку для грибов, в которой лежали почему-то одни поганки.

– Тебе чего, дед? – спросил чекист. – Это охраняемая территория, ты как сюда забрел?

Черные глаза косого черта блеснули злостью.

– Сам ты дед, – отвечал он. – Я тебе сейчас покажу деда, дурак.

К угрозе этой Дробыш отнесся легкомысленно, о чем вскорости сильно пожалел. Следовало, конечно, выхватить револьвер и, как учили, прямо от живота пальнуть черту в косую его рожу. Однако чекист просто взял пришельца за шиворот, чтобы вывести его прочь и передать внешнему охранению.

Но желтый черт оказался неожиданно вертким, еще даже ловчее настоящих. Он перехватил правой рукой руку Дробыша, левую просунул между собой и плечом охранника, после чего бравый чекист неожиданно обнаружил себя лежащим носом в пол. В довершение позора враг с виду легонько, но на деле очень чувствительно тюкнул кулаком Дробыша в затылок, после чего тот потерял не только пролетарское самосознание, но и вовсе лишился чувств.

Андрей Андреевич Котоврасов был человеком опытным, поэтому, услышав за дверью переговоры Дробыша с неизвестным, мгновенно вытащил из кармана табельное оружие и легким бесшумным шагом двинулся к выходу, готовый без всяких церемоний уложить первого, кого увидит. Однако в служебном рвении в этот раз он не преуспел.

Перед ним словно из-под земли вырос высокий седовласый гражданин с черными бровями – и откуда взялся, только что кухня была пустой? Не говоря худого слова, гражданин перехватил чекистскую руку с пистолетом и нажал большим пальцем на запястье, куда-то рядом с пульсом. Рука Котоврасова, мозолистая рука путиловского рабочего, только что бывшая совершенно железной, вдруг предательски обмякла, и револьвер со стуком выпал из нее на паркетный пол.

– Прошу простить, – негромко сказал седовласый, – но это совершенно необходимая процедура.

С этим словами он прижал чекисту сонную артерию. Спустя секунду тот почувствовал, что проваливается в светлое небытие. «В месте светлом, в месте злачном, в месте покойном…» – почему-то вспомнился ему старый псалом, и дух его временно отлетел от тела в неизвестном направлении.

Именно описанные события стали причиной того, что приехавшего на дачу главу ВСНХ так никто и не встретил. Однако Феликс Эдмундович, увлеченный своими соображениями, не обратил на это должного внимания – и совершенно напрасно не обратил. В противном случае он бы вышел во двор, побежал бы к дороге, поднял шум – и на помощь ему непременно пришли бы товарищи из внешнего охранения. Но он, как мы уже говорили, был слишком рассеян мыслями и потому направился сразу в кабинет.

Однако, подойдя к порогу, замер. Дверь кабинета была открыта как обычно и в то же время как-то по-другому. Инстинкт старого подпольщика подсказал ему, что здесь что-то не так.

– Все так, Феликс Эдмундович, – раздался из кабинета незнакомый голос. – Заходите, прошу, не будем же мы с вами через порог разговаривать.

Дзержинский быстрым движением расстегнул кобуру. Вызвать охрану? Но если бы на него покушались, то зачем им себя обнаруживать? С другой стороны, кто мог так легко пройти все кордоны и по-хозяйски устроиться в его доме? Жизнь председателя ОГПУ полна тайн и секретов. Возможно, там, в гостиной, прячется очередной секрет, по какой-то причине явившийся незваным. Впрочем, неважно. Как говорил в таких случаях пролетарский поэт Маяковский, ваше слово, товарищ маузер!

Дзержинский, не торопясь, вошел в гостиную, держа пистолет в руке. В любимом его коричневом кожаном кресле сидел человек, чья внешность показалась ему смутно знакомой. Однако размышлять было некогда – на это, вероятно, и рассчитывал враг. Дзержинский повел дулом, но выстрелить в смутно знакомого не успел – тот кинул в него небольшим медным бюстиком Карла Маркса, стоявшим на столе у главного чекиста страны Советов. Основатель научного коммунизма оказался страшно тяжелым: он ударил Дзержинскому прямо в кисть, и пистолет со стуком повалился на пол.