Голубка Атамана (СИ) - Драч Маша - Страница 22

— Что скажешь, Ло? Хочешь, можем устроить небольшое состязание и поставим на разных борцов? — Давид подался чуть вперед, сжав пальцы в замок.

Этот вопрос застал меня врасплох. Времени на раздумья почти не было, и я положительно кивнула.

— Делаем, — торжественно объявил Давид, доставая свой кошелек.

— Отлично, — Оксана раздала нам по одной карточке и ручку. — Вписывайте свое имя, имя кандидата и сумму ставки.

— Насколько безопасно вписывать свое имя? — я покрутила между пальцами ручку.

Давид, стараясь скрыть улыбку, поглядывал на меня.

— Не волнуйтесь, здесь все заинтересованы в безопасном заработке. Можете поставить сколько угодно. Минус двадцать процентов заведению. Мы же не паспортные данные просим внести или ПИН-код кредитки, — Оксана подчеркнуто обращалась ко мне на «вы».

Немного поколебавшись, я всё-таки написала свое имя и потянулась за рюкзаком, в котором лежал кошелек.

— Я плачу за двоих, — не спрашивая меня, объявил Давид, протягивая двумя пальцами четыре стодолларовые купюры.

— Нет, — твердо ответила я. — Состязание должно быть честным. Поэтому я сама оплачу свою ставку.

Оксана бросила на меня короткий взгляд, в котором явно прослеживался вполне понятный посыл: «Ну и дура». Но мне было всё равно. Если уж и проигрывать деньги, то только свои. Пусть доллары у меня в кошельке и не хранились.

— Двести на ставку, двести — тебе, — обратился Давид к Оксане.

— Дава, ты с ума сошел? Я могу дать тебе новую карточку, перепишешь.

Он лишь махнул рукой и немного нахмурился, демонстрируя всем своим видом, что не хочет сегодня себя ничем утруждать. Оксана молча всё забрала, пожелала нам хорошего вечера и ушла.

— Значит, родители тебя воспитали независимой? — спросил меня Давид, когда мы остались одни.

— Нет. Научили не быть наглой и рассчитывать только на себя, — твердо ответила я, пряча свой кошелек в рюкзак.

Давид никак не прокомментировал мои слова, лишь снова расслабленно откинулся на спинку стула. Нам принесли еду, и через секунду всё освещение в зале плавно погасло. На ринг вышли двое крепких мужчин. Бой вот-вот должен был начаться.

Желудок неприятно сжался. Я отложила обратно на тарелку закуску, наблюдая за кровавой бойней, что разворачивалась на ринге вот уже третий раунд подряд. Зал гудел. Кажется, я немного переоценила свои силы, решив, что смогу спокойно смотреть на то, как двое огромных мужчин жестоко колотят друг друга. В голове сразу же вспыхнули жуткие картинки, связанные с нападением у бара. Мне совсем стало нехорошо.

Давид, наоборот, выглядел полностью расслабленным. Он неспешно закидывал в рот закуску и запивал ее пивом. Иногда на губах мелькала тень улыбки. И что же его могло так веселить? Как вообще эта кошмарная сцена на ринге могла вызывать искренний интерес?

Перетерпев минутный момент тошноты, я всё-таки заставила себя взглянуть на бойцов. В конце концов, я могла бы отказаться и уйти. Но раз уж решение остаться уже было принято, то следовало до победного конца его придерживаться. Может, тогда-то я и смогу сделать еще какие-нибудь занимательные выводы по поводу Давида?

— Ну как? Порядок? — спросил он меня, перегнувшись через весь столик.

— Да, — я кивнула и плавно разжала пальцы, что до этого момента были стиснуты в кулаки.

Давид выпрямился и скользнул по мне оценивающим взглядом. Всё еще присматривался, и, наверное, до конца не верил в правдивость моей храбрости.

— Почему не ешь? — он вытер руки салфеткой.

— Не хочется, — взглянув на еду, я снова ощутила прилив тошнотны. Нет уж, на сегодня с ужином явно покончено.

Давид лишь выгнул одну бровь, а затем снова сосредоточил свое внимание на поединке. Я периодически останавливала взгляд то на ринге, то на моем спутнике. Давид большую часть времени вёл себя спокойно, но, когда его боец начал заметно сдавать позиции, в глазах вспыхнул опасный блеск. Думаю, Давид не лгал и не приукрашал, когда говорил, что вся эта кровавая сцена помогает получить безопасную долю азарта и разгрузить мозги.

Это настолько яркая и ужасающая в своей реалистичности картинка, что вряд ли в данную секунду можно думать о чем-то другом. А Давиду явно было о чем поразмышлять. Я постаралась воспринимать всё происходящее на ринге, как танец. Необычный и жестокий, но всё-таки танец. Танец мужской силы и дикой жажды доказать свое доминирование над противником.

Давид явно обладал внутренней жесткостью и порой даже жестокостью. Мягкотелый или впечатлительный человек вряд ли бы сюда добровольно приходил. Несмотря на то, что у Давида в жизни однозначно случилось что-то очень ужасное и он вероятно был сломлен, я всё равно ощущала его стальную непоколебимую мужественность. Вот в Сашке, к примеру, я ее не чувствовала. Это что-то такое, что живет на уровне инстинктов и не нуждается в словесном подкреплении. Оно либо есть, либо нет. Даже если Давида поместить в окружение блесток, воздушных шариков и каруселей, его мужественность никуда не исчезнет. Она впечатана в ДНК.

— Ло, у тебя есть все шансы сегодня выйти победительницей, — вдруг заявил Давид, не сводя глаз с ринга.

Если честно, то для меня совершенно не было принципиальным, кто из нас двоих всё же окажется победителем. Я была здесь не ради выигрыша, а ради Давида. Я лишь сделала первый шаг, переступила границу и оказалась в пространстве чужой жизни. Пока что совершенно мне незнакомой, но не отталкивающей, как бы мой желудок при этом ни сопротивлялся.

Бой завершился полным нокаутом для бойца, на которого Давид сделал ставку. Но эмоционального потока или злости с его стороны не последовало. Ему совершенно не было жаль проигранных денег.

— Поздравляю, Ло, ты выиграла, — он повернулся всем корпусом к столу, допивая свое пиво. — Прикажу человеку, он выдаст тебе выигрыш.

— Это необязательно. Пусть остается, — я пожала плечами.

— Нет-нет. Здесь всё по-честному. Так что даже не сопротивляйся.

Я украдкой глянула на повергнутого противника. Несколько людей, кажется, пытались привести его в чувства. Внутри меня всё вновь туго и болезненно сжалось. Не уверена, что я смогла бы часто посещать это место. Но кое-чем оно всё же мне помогло.

— После такого устрашающего представления я уж точно больше не стану бояться воспоминаний, что касаются нападения в баре, — вдруг призналась я.

— На это и была сделана ставка, — ответил Давид без тени ликования или самодовольства, что так бы и говорило: «смотри, какой я молодец и тонкий стратег». — Такие вещи могут очень долго не забываться, — серьезным тоном продолжил Давид. — Поэтому вышибаем клин клином.

— Это помогло, — я улыбнулась и с благодарностью приняла эту нетривиальную форму заботы.

Пусть время и не стояло на месте, но я всё равно моментами возвращалась мысленно к тем подонкам. Вообще ко всей той ночи. Сашка вот только через пару дней будет выписываться из больницы. Такая жестокость была для меня сродни обуху по голове. Но сейчас я понимаю, что она есть везде, лишь скрывается под разными личинами и подчиняется различной мотивации.

— Точно всё в норме? — Давид сосредоточенно посмотрел на меня, затем протянул ладонь и коснулся костяшками пальцев моего лба.

Я замерла на месте и затаила дыхание. Оказалось, достаточно одного лишь незначительного прикосновения, чтобы внутри меня взвилась настоящая буря. Сердце отзывчиво забилось чаще.

— Абсолютно, — бодро ответила я.

Давид убрал руку. В зале снова включили свет. Пока мы ожидали, когда принесут мой выигрыш, к Давиду неожиданно подошли несколько мужчин. Трое. Всем примерно лет по тридцать.

— Ну как вам сегодняшний бой? — вежливо спросил тот, который стоял по центру и вероятно являлся главным в троице.

— Достойно, — расслабленно ответил Давид.

Учитывая то, что он остался вальяжно сидеть на своем месте, прибывшие явно были либо в подчинении, либо в непостижимой для меня иерархии, ниже по статусу.