Ты моя жена. Настоящая (СИ) - Пиратова Лана - Страница 25

Усмехается.

Я недовольно фыркаю и пытаюсь отвернуться, но Давид вдруг берет меня за затылок и буквально пихает мне в рот кусок мяса.

Пытаюсь возмутиться, но рот забит. Оглядываю окружающих — но никто не следит за нами. Иначе бы я точно убила Давида.

— Да, ты мне больше нравишься, когда твой рот занят делом, — усмехается Давид.

Дальше идут какие-то разговоры, в которых я не принимаю участия. Слышу лишь, что речь заходит о скакунах и скачках.

Спустя время свет в комнате приглушают и становится совсем тихо. Все замолкают. Я непонимающе смотрю на Давида. Он в ответ прикладывает палец к своим губам, показывая, что надо молчать. Я успеваю выпить еще бокал, как вдруг начинает звучать восточная музыка и откуда-то сбоку появляется девушка в красивом одеянии бордового цвета. У нее открыт живот, а сзади тянется длинный шлейф.

И вот, она встает в центре комнаты и начинает исполнять танец живота. Как у нее получается так двигаться, не представляю. Зрелище завораживает.

Но самое завораживающее точно не это. У девушки на голове поднос со свечами. Настоящими! Это не искусственные свечи, а самые что ни на есть настоящие. Огоньки мелькают туда-сюда от движений девушки.

А она как-то умудряется танцевать так, что поднос остается на одной линии.

Я лично теперь слежу только за ее головой. Меня не волнует ее живот. Как на голове удерживается поднос? Как?!

Девушка в танце обходит весь зал, особое внимание уделяет, конечно, мужчинам. Я вижу, как скользят их взгляды по ее, безусловно, шикарной фигуре. А она еще и двигается так, что даже я начинаю дышать чаще.

Но еще чаще я начинаю дышать, когда она оказывается рядом с Давидом. Она трется своим животом о его затылок под одобряющие улыбки других мужчин.

Вот стерва! И как-то сразу она мне перестает нравиться. Вот прям резко.

Внутренне я негодую, когда ее груди, которые раза в два больше моих точно, оказываются вдруг на голове Давида! Да она сейчас просто раздавит его!

Хватаю бокал и отворачиваюсь. Но взгляд сам скользит в ту сторону. Да блин!

Теперь Давид под присвистывания своих дружков разворачивает стул и садится лицом к танцовщице.

— Она тебя выбрала сегодня! Давай, Давид! Смотри, не обожгись! — раздаются со всех сторон довольные возгласы. Одной мне это все не нравится?

Залпом выпиваю бокал и продолжаю следить.

А там уже становится очень откровенно.

Танцовщица, не стесняясь, трется об Давида. То сбоку подойдет, то чуть ли не в лицо ему ткнется. А поднос на месте!

Но и Давид не лучше! Сидит и не сводит с нее взгляда! Я буквально испепеляю его, а он как будто и не замечает.

Мне это все не нравится.

Официант как раз вовремя ставит передо мной коктейль. Тяну через трубочку напиток, наблюдая за происходящим.

И тут начинается самое интересное.

Танцовщица, вконец обнаглев, сначала садится на колени Давида. Потом встает, чуть отходит и наклоняется перед ним. Причем поднос со свечами не падает, она каким-то чудом удерживает его. Выпячивает задницу и тянется лицом к Давиду.

Опять в танце отходит от него и опять приближается.

Я чувствую, как во мне все бушует. И вот, когда танцовщица в очередной раз отходит от Давида и заносит ногу, чтобы сделать шаг к нему, я чуть придвигаюсь на стуле и носком наступаю ей на шлейф.

Танцовщица дергается, теряет свое идеальное равновесие, наклоняет голову и поднос со свечами четко падает на брюки Давида.

Он тут же вскакивает.

— Блять! — буквально кричит, руками пытаясь что-то стряхнуть со своих брюк.

И взгляд его потемневших глаз останавливается на мне.

А я уже подвинулась обратно и невинно моргаю, потягивая коктейль из трубочки.

Приятели Давида уже возле него. Ага, оказывается, воск от свечей попал на очень важное, по мнению Давида, место.

Танцовщица стоит растерянная. Ее провожают из комнаты.

Постепенно все перерастает в шутку — значит не обожгло. А жаль.

— Аха-ха, Давид, — стучит его по плечу мужчина, показавшийся мне знакомым, — а я смотрю, в этот раз кобылку придется объезжать долго.

Давид зло зыркает на него, потом на меня. И направляется ко мне.

Ой. Почему-то вот сейчас становится страшно.

Давид подходит и я прямо чувствую, с каким удовольствием он сейчас ммм… съел бы меня? или укусил бы?

Глаза потемнели, а ноздри так и раздуваются.

Я зачем-то перевожу взгляд вниз, на его ширинку со следами парафина. Ой, зря!

Давид резко хватает меня за подбородок и дергает его вверх.

— Довела ты меня, Василиса. Довела, — буквально рычит и вдруг обхватывает меня за бедра и приподнимает.

— Эй! На место поставь! — требую я.

За спиной Давида раздается гогот его дружков.

— Неси в соседний номер, Давид! Если донесешь! Где такую необъезженную нашел?!

И опять гогот.

Я пытаюсь оттолкнуть его от себя и тогда он, удерживая меня одной рукой, второй сильно шлепает по попе. Я вскрикиваю. Скорее, от неожиданности, чем от боли.

Мы быстро оказываемся в какой-то пустой и полутемной комнате. Давид захлопывает ногой дверь и ставит меня на пол. Прижимает своим телом к двери.

— Ты что творишь? — наклоняется и цедит мне прямо в губы.

— Пусти! — кричу ему в лицо.

Он хмурится, но потом на его лице появляется усмешка. Он чуть отодвигается от меня.

— Ну-ка, дыхни еще раз, — просит.

Я, наоборот, закрываю крепче рот и отворачиваюсь.

— И закуска не помогла. Я был прав — пьяная ты вообще не соображаешь. Ты хоть понимаешь, что натворила?

Молчу, насупившись.

— Ну ладно, мне хотела больно сделать, но о танцовщице ты подумала? Ее ведь уволят за это. Совсем не жалко ее? Она в чем виновата? Чего молчишь? Посмотри на меня.

Но я не двигаюсь. Мой взгляд все также устремлен в стену.

Его руки оказываются на уровне моей головы — он упирается ими в дверь.

— Как извиняться будешь? — спрашивает, усмехаясь.

— За что это? — я, наконец, перевожу взгляд на него. — За то, что сисястый канделябр чуть не изнасиловал тебя прилюдно?

— Ревнуешь? — Давид наклоняется и упирается лбом в мой лоб.

— Вот еще! — фыркаю я.

— Хватит врать, Василиса.

Я пытаюсь увернуться от него, но Давид просовывает мне между ног свою коленку, лишая возможности выбраться из-под него.

— Тебе же не понравилось, что там происходило. Так? Поэтому ты сделала это.

— Что «это»? — прикидываюсь, что не понимаю, о чем он. — Я ничего не делала.

Давид хитро улыбается.

Берет мою руку и тянет к себе. Пытаюсь освободить ее, но бесполезно. И Давид кладет мою ладонь себе на брюки. Туда, где остался еще парафин от свечей.

— Мне было больно, Василиса, — шепчет мне в губы. — Но и приятно. Знаешь, почему?

Я смотрю на него в упор, следя за его губами.

— Ты ревновала меня. Хоть и не признаешься в этом. Но ревновала.

— Я…

Не успеваю что-либо произнести, потому что его губы накрывают мой рот.

Давид сильно вжимается в мои губы. Так сильно, что мне не хватает воздуха. Его язык уже во мне и он вытворяет такие вещи, что заставляет меня покраснеть.

Но еще больше я смущаюсь, когда он ведет мою руку к своей ширинке, и я пальцами ощущаю его уже возбужденный член.

— Что ты делаешь? — шепчу я, когда он немного отрывается от моих губ, чтобы перевести дыхание.

— Проверить хочу, все ли цело, и убедиться, что функционирует, — с усмешкой нагло произносит он, глядя мне в глаза и продолжая удерживать мою ладонь.

Его вторая рука скользит по моей скуле вниз и оказывается на шее.

— Василиса, — шепчет Давид. — Ну, видишь, я весь твой. Зря ревновала. Не нужен мне никто.

— А канделябр? — спрашиваю я.

Давид усмехается.

— Никто. Тебя хочу. Заслужил я награду?

Да он издевается.

— Ты серьезно? — хмурюсь я и чуть сгибаю пальцы и слегка впиваюсь ими ему в ширинку. Он сразу же отпускает мою руку.

— Что ты хочешь? — спрашивает уже серьезно он.