Месть мажора (СИ) - Фарди Кира - Страница 56

– Да не ссы, Ринка! Чисто для эксперимента. Если частота пульса будет около ста пятидесяти ударов в минуту, это просто интерес. Но, – она закатывает глаза, – если сердце станет биться как безумное, и даже покажется, что оно вот-вот взорвется, значит, он тебе и вправду нравится.

– Ага, потрогает она его! – хмыкает Настасья. – Скажи еще, пусть яйца пощекочет.

– А что! Можно и яйца, мужики от этого тащатся.

– Бабы, вы в своем уме! – я кручу пальцем у виска, чувствуя, как горят мои щеки. – Я лучше пойду.

Я сбегаю от подружек в склады, где долго брожу вдоль стеллажей, выбирая ткани. Но не столько ищу нужное, сколько думаю, думаю, думаю…

Что я чувствую к Эрику?

Ненависть? Желание заманить, вскружить ему голову и бросить, так отомстить за свою загубленную юность?

Нет. Ни один нерв не дергается от этой мысли.

Тогда что?

Благодарность за маму?

Да, это есть. Моя мамочка уже дома. Елена Ивановна нашла для нее хорошую сиделку, а Эрик обеспечил необходимым оборудованием, чтобы процесс выздоровления шел быстрее.

Нежность?

Прислушиваюсь к себе. И это есть. Внутри все разливается сладкой патокой от одного воспоминания о мажоре.

Привязанность?

Точно!

Я даже не представляю своей жизни без Эрика. Он уверенно вошел в нее, расположился по-хозяйски, и меня это нисколько не смущает. Вот ни капельки.

Дружба?

Хмурю брови. Только не это! Не бывает дружбы между мужчиной и женщиной. Всегда отношения глубже и стремятся к другому уровню.

Но Эрик не пристает ко мне как мужчина, хотя каждое прикосновение отзывается током во всем теле. Это озадачивает, я же вижу, как он светится, когда мы вместе, но лишнего не позволяет. Неужели боится спугнуть меня?

Почему-то так думать не хочется, никогда не стремилась быть неприступной скалой. Но и сама не могу предложить ему себя на блюдечке с голубой каемочкой.

– О боже! – трясу головой. – О чем думаю, дура? Мозговая горячка, не иначе. Или половая, что не легче.

Чувствую, как жар разливается по телу, ворчу себе под нос, записывая номера тканей, а Эрик не идет из головы. И вдруг бьет прямо в сердце: «Может, это и есть любовь? Неправильная, больная, родившаяся из горя, мести и страданий, но любовь?»

Страшно думать о таком. Страшно!

Бегу в кабинет и погружаюсь в подготовку к презентации своей первой коллекции, которая будет через неделю.

На нашем показе не было элитных моделей, представителей центральной прессы, телевидения и радио. Никто из них не заинтересовался представлением «V», по-русски – «Виктори», – нового бренда молодежной моды.

Зато Санек нашел несколько раскрученных блогеров, нарядил в нашу одежду и вывел на подиум. Глафира Викторовна уговорила мужа прийти на торжество сына. Борис Сергеевич сидел и сосредоточенно водил пальцем по дисплею телефона.

Волнение сдавливало сердце, когда я видела в просвете занавеса его равнодушное лицо. Он так и не принял меня, а когда узнал в деталях нашу судьбоносную связь с Эриком, вообще стал игнорировать. Видеть отца друга на показе было и страшно, и тревожно, потому что именно от него зависело будущее нашего производства.

Неожиданно все получилось феерично.

Приглашенная айдол-группа зажигала, зрители, состоявшие сплошь из подписчиков блогеров, развлекались, каждый выход импровизированных моделей встречали бурными овациями. Не знаю, это были купленные аплодисменты, как закадровый смех в старых комедиях, или реальные, но выглядело все здорово и весомо.

– Твой выход, Ариша, – толкает меня в спину Эрик, когда звучат финальные по сценарию аккорды.

– Я не пойду, – пячусь назад в ужасе.

Я едва стою в туфлях на таком высоком каблуке, что сама себе кажусь каланчой. Их, как и платье, покупал Эрик. Он выбрал удачный фасон. Высокий воротник-стойка прятал от любопытных глаз уродливый шрам. Зато сзади на спине открывалось глубокое декольте.

– Не бойся, я с тобой! – он гладит меня по обнаженной коже, и мурашки прокалывают каждую клетку тела.

– Не пойду. Пусть завершают без меня.

Я делаю шаг назад, но мой мажор непреклонен. Он решительно берет меня за руку, вытаскивает что-то из кармана и быстро надевает мне на палец.

– Так тоже не пойдешь?

Я испуганно смотрю вниз: кольцо! Простое, без камня, они у меня вызывают дрожь. Тонкий витой ободок из белого золота сияет на моем пальце, а его лучики бьют прямо в глаза, вызывая слезы.

– Но… это неправильно…

– Правильно, дорогая, правильно.

Эрик вытаскивает второе кольцо, цепляет его себе на палец, сжимает мою ладонь и тащит меня на подиум. Иду, и дорожка расплывается перед глазами. Сквозь мутную пелену вижу гостей.

В первом ряду сидят самые важные. Рыжая Настасья пылает копной волос, а рядом ревностно охраняет подругу Марго, которая на днях вышла из колонии.

Чуть дальше Варя держит бокал шампанского, готовится пить на брудершафт с Саньком. Эти двое в последнее время стали неразлучны.

Сбоку в инвалидном кресле напряженно держит спину мама, она впервые вышла в свет, еще не привыкла к обществу. За креслом стоит Елена Ивановна, а ее дочь Настя глазеет вокруг восхищенными глазами.

Через сиденье от них – Глафира Викторовна что-то объясняет соседке по ряду, а та держит микрофон журналиста.

И только отец Эрика по-прежнему смотрит в телефон.

– Позвольте представить вам модельера Арину Васильеву, – вдруг говорит Эрик в микрофон, и я вздрагиваю. – Автор бренда «Виктори» только что согласилась стать моей женой.

Он показывает всем наши окольцованные пальцы, а я замираю, озноб бежит по коже. Кажется, сейчас произойдет взрыв, и мир разлетится на множество осколков.

И он происходит.

Зал взрывается аплодисментами.

– Доченька, – всхлипывает мама.

– Арина Романовна, поздравляю! – хлопает в ладоши Настя.

– Ринка, ура! – кричат подруги.

– Так его! – басит Марго. – В бараний рог мажора… пусть знает наших!

О боже! Только не это!

Я испуганно ищу взглядом Бориса Сергеевича. Вот он свапает по экрану, убирает телефон в карман, потом в упор смотрит на меня. Ледяной свет струится из прозрачных голубых глаз. Сердце падает в пятки, сжимаю ладонь Эрика.

И тут отец поднимает вверх большой палец, и широкая улыбка лучиками морщинок разбегается по его лицу.

– Спасибо, батя, – дрогнувшим голосом шепчет мажор и целует меня в щеку.

– Спасибо, – эхом повторяю я.

Наконец-то облегченно выдыхаю: черная полоса бед и неприятностей закончилась, какое счастье!

А какова будет белая, поживем-увидим…

Эрик

Падает на кровать и качает пресс, чтобы не думать об Арине, когда начинает сомневаться.

– Не думать! Не думать! Не думать! Она виновата!

Протягиваю Арине коробочку и замираю от волнения: неизвестно, как она воспримет такую романтическую дурь с моей стороны. Любимая, неуверенно улыбаясь и поглядывая на меня, открывает ее и разглядывает, карточки, сложенные в виде рукописной книжки.

– Что это, Эрик?

Ее лицо выражает недоумение и настороженность, недоверие так и свозит в глазах. Кажется, она видит в моем подарке подвох. Это ранит: я надеялся, что последняя преграда между нами давно рухнула.

– Сюрприз, – улыбаюсь смущенно, не привык дарить такие подарки.

Арина тянет за бумажный язычок первую карточку.

«Не помню, когда все началось».

Она поднимает глаза, увлажненные слезами, я показываю кивком: «Дальше».

«Когда я чуть не врезался в мальчишку у школы, а сердитая учительница накричала на меня?»

Губы дрожат и кривятся.

«Или когда увидел футляр с обручальным кольцом в твоих руках?»

Книжка чуть не падает из ослабевших пальцев, я успеваю подхватить ее.

«А может, когда пришел к тебе в тюрьму, а твои печальные глаза преследовали меня потом всю ночь?»

– Правда?

– Конечно.

«И тогда я стал задумываться о будущем».

Новый лист.