(Не) твоя жена (СИ) - Шагаева Наталья - Страница 37

Но нет.

Никакой реакции.

Ну хотя бы оттолкни, накричи, дай пощёчину, прояви хоть какие-то эмоции, только не вот это гребаное равнодушие. Завожусь еще сильнее, подогретый яростью. Кидаю ее на кровать, срываю с себя одежду, нависаю над женой, пытаясь тормознуть себя и взять ее нежностью. Ласкаю грудь языком, всасываю, покрываю поцелуями ее живот. Мне просто необходима ее отдача. Она – все, что мне сейчас нужно. Для меня это важно. И дело не в сексе. Я хочу чувствовать, что она моя. Но не чувствую. Впервые, мать ее, не чувствую ровным счетом ничего. Она просто лежит и смотрит в потолок, даже не плачет, и мне хочется сдохнуть в этот момент у ее ног.

— Не хочешь так. Будет по-другому! — прихожу в ярость. Во мне просыпается то самое чудовище, за которого она меня принимает. Поднимаюсь с кровати, тащу ее за собой, сажаю на кровати, встаю вплотную. — Рот открой!

Я давно хотел этот рот. Но не мог заставить ее насильно. А сейчас срывает все планки.

Алина

Мне не больно, не противно, мне никак. Я делаю все, что он говорит, и жду, когда это закончится. Не понимаю, отчего мой муж в ярости, я ведь такая, как он хочет: послушная, ничего не чувствующая кукла, жизнью которой можно вертеть, как угодно.

Он приказывает открыть рот, и я открываю. Он хватает за волосы, дергает, толкая свой член, и я давлюсь, но терплю, мысленно отсчитывая секунды до конца. До конца момента, когда наш брак окончательно разобьется об его цинизм.

Чувствую, как Эмина трясет от злости и дикого животного возбуждения, слышу, как сбивается его дыхание и он шумно глотает кислород.

Мне холодно. Хочется назад в свой кокон из теплого пледа. Спрятаться там от всего мира.

Не трогайте меня.

Я отдала вам все, что у меня было. Вы ничего мне не оставили. Меня нет.

Не больно, но я отчего-то плачу, по щекам катятся ручейки горячих слез. Казалось, их не осталось во мне.

Но я плачу.

Эмин вдруг отпускает меня, разжимает руку в моих волосах и отстраняется. Шумно втягивает воздух и застегивает ширинку, не доводя дело до конца.

— Алина! — рычит, как зверь, размахивается и бьет кулаком в стену. — Что ты от меня хочешь?! — кричит так, что я содрогаюсь. А я ничего не хочу. — Что?! — хватает меня за подбородок, и я замечаю кровь на его разбитых костяшках.

Мне не больно.

Больно сейчас ему.

— Я все сделаю! Чего ты хочешь?! — кричит уже в лицо.

— Отпусти меня, — голос осип.

— Проси все, что хочешь, только не это. Я не могу тебя отпустить… Нет, — говорит уже тихо, почти шепотом, качая головой. Молча сглатываю, дергаю головой, вырываясь, обнимая себя руками, чтобы согреться.

Эмин отходит от меня, выходит на балкон и прикуривает сигарету. Не знала, что он курит.

Поднимаюсь с кровати, шатает, темно, включаю прикроватный светильник, оглядываюсь. Поднимаю платье с пола, хочу надеть его, но оно порвано. Отшвыриваю тряпку в кресло. Поднимаю с пола свой плед, путаюсь в нем, пытаясь закутаться.

Эмин возвращается слишком быстро, занося в комнату холод и запах табака. Он снова забирает у меня из рук плед, и я зажмуриваюсь.

Это еще не конец?

Но Эмин вдруг сам закутывает меня в плед и тянет за собой на кровать. Бережно меня укладывает и обнимает, тесно прижимая к себе. Вырываюсь, отворачиваюсь. Он позволяет, но обхватывает мою талию и снова тянет к себе, вжимая мою спину и бедра в свое тело, зарывается лицом в мои волосы и глубоко дышит, обжигая горячим дыханием.

Становится тепло. Он согревает меня против воли. Через какое-то время я даже расслабляюсь в его руках. Когда закрываю глаза, меня окутывает его запахом, заботой и теплотой. Я даже чувствую его внутреннее состояние бессилия, его слабость, его злость и отчаяние. Засыпаю, вымотанная этим бесконечно долгим днем.

Но утром все это не имеет значения. Чуда не происходит, реальность не стирается. Я имею то, с чем не могу смириться.

Поднимаюсь с кровати, облегченно выдыхая, когда понимаю, что Эмина нет рядом.

Принимаю душ, привожу себя в порядок, собираюсь в больницу к отцу. Он пришел в себя, и я благодарю за это Бога, но состояние отца плачевное. Он почти не говорит, не двигается и мало что понимает. Мама еще не знает, но доктор дает неутешительные прогнозы. Возможно, папа проживет еще долго, но неполноценно, он не станет прежним уже никогда.

Одеваюсь в гардеробе, натягивая на себя плотные черные колготки и вязаное платье в виде длинного свитера.

Выхожу из гардероба и замираю на месте.

На столике между кресел накрыт завтрак. Мы никогда не кушали в спальне, всегда только в столовой. Эмин приверженец порядка и ритуалов. Кофе, тосты, масло, сыр, мой любимый малиновый джем. Эмин стоит возле окна в ожидании меня. Уже собранный, свежий, в идеально выглаженных брюках и рубашке.

Я не умею ругаться и скандалить. Да и не к чему это. Только разозлит Эмина и окончательно меня вымотает. Кушать хочется, я не ела почти сутки, желудок сжимается. Спокойно сажусь за стол, беру чашку кофе, отпивая. Эмин садится напротив и наблюдает за мной.

— Как ты себя чествуешь? — спокойно спрашивает он.

— Нормально, — киваю.

— Вчера я получил результаты теста на отцовство. Не хочешь узнать результат?

— Хочу.

— Это моя дочь, — обреченно выдыхает он. В его голосе пустота и безразличие.

— Поздравляю. Дочь – это прекрасно.

— Прекрати, — качает головой.

— Я искренне.

— Несмотря на это, у нас с тобой ничего не поменяется. Ты моя жена.

— Я подам на развод. Ребенку нужна полноценная семья.

— Какая, на хрен, семья?! — снова взрывается, повышая голос. Никогда не видела от него столько эмоций. Обычно он холоден и расчетлив. — Мне не нужна Инга. Она не спрашивала меня, когда беременела. Она сделала это намеренно, когда поняла, что теряет меня. Я не снимаю с себя ответственности за ребенка, но семья у нас с тобой.

— Девочка ни в чем не виновата. Ей нужен отец и мать.

— Алина… Малыш… Даже если тебя не будет в моей жизни, ради ребенка я не стану жить с Ингой. Поэтому твои жертвы напрасны. Я хочу, чтобы ты была в моей жизни. Это сложно принять, но так вышло против моего желания. Я дам ребенку все, она ни в чем не будет нуждаться.

— Ты знаешь, почему покончила с собой дочь Эсмы? — спрашиваю я, ошарашивая Эмина.

— Знаю, — цинично ухмыляется. Он бездушное животное. — Она была душевно больна.

— Она любила тебя…

— Это Эсма тебе так сказала? Мы росли вместе, дружили. Точнее, я единственный, кто с ней дружил в детстве. Девочка была с «особенностями», как сейчас это называют. Она жила в своем выдуманном мире. И когда мы стали взрослыми, я просто пошел своей дорогой, а она нафантазировала, что между нами что-то есть. Мне безумно ее жаль, но моей вины тут нет. Это ее выбор. Между нами не было ровным счетом ничего, кроме детской дружбы и моей жалости к ней.

— Ясно, — выдыхаю.

— Что тебе ясно? Я снова чудовище в твоих глазах?

Молчу, отворачиваясь к окну. Его телефон вибрирует.

— Да, мам, — отвечает на звонок. — Ты здесь? Сейчас спущусь, — скидывает звонок. — Позавтракай, — велит он мне и покидает комнату.

Допиваю кофе, заставляя себя съесть один тост с сыром. Звоню маме, интересуюсь состоянием отца. Мать настойчиво просит приехать к ней. Я знаю, чего она хочет. Она хочет, чтобы я вернулась домой. Она хочет развода. Я тоже этого хочу, но не желаю возвращаться домой. Не хочу жить по их сценарию. Мне надоело. Больше не могу смириться и доверять свою судьбу чужим людям. А для меня сейчас все чужие. Душит раздирающее чувство внутреннего одиночества.

Примерно через час раздается тихий стук в дверь.

— Да.

— Можно? — в спальню заглядывает Екатерина.

— Конечно.

— Как ты, моя девочка? — Екатерина раскрывает объятья, обнимая меня. Обнимаю ее в ответ. Это единственный человек, который относится ко мне искренне, так же, как и я к ней.