История одного гоблина. Два в одном (СИ) - Болотов Андрей Тимофеевич - Страница 3

– Похоже, рабы, – шепнул остальным Аггрх и побарабанил своими толстыми зелеными пальцами по еще более толстой мускулистой шее.

Много лет назад он сам носил рабский ошейник, и сейчас сочувствовал тем, кто пока не обрел свободу. Кольцо оставило глубокий след не только на теле бывшего гладиатора, но и в душе.

О незавидном положении бедолаг свидетельствовали многочисленные кровоточащие рубцы на их спинах и устрашающего вида надсмотрщики с чудовищного вида хлыстами в руках.

– По приказу аршидука, – пояснил гид, – устаревшие многоэтажки нужно сносить, а темп жизни у нас такой, что здания морально устаревают в одно мгновение. Вот и выкручиваемся, как умеем. Хорошо хоть, указы такого рода редко касаются частных особняков, а то ночевать бы пришлось под открытым небом. Вот, кстати, Академию злословия, которую вы можете видеть в отдалении по правую руку, тоже уже давно никто не сносил.

– А эти строители, они кто? – полюбопытствовал минотавр Каввель, прядя единственным ухом. – Перерожденные грешники?

– Хи-хи-хи, – прыснул в кулак Муфад’ал, – это неблагонадежные. Отвергнутые из других миров к нам попадают в виде бесплотных сущностей, и работать их заставить невозможно. Мы их используем как источник энергии-Дэ: дом там отопить или запасы пополнить. Это у вас смертных Дэ восстанавливается, а нам приходится выкручиваться. Ну, и еще большое количество душ в собственности повышает положение в обществе. Это как золото или самоцветы, только лучше и дороже.

– Отвратительно! – прошептал Михель.

– Еще бы! – горячо поддержал услышавший его гид. – Порядочным жахани приходится работать только потому, что нам не разрешают тратить Дэ там, где можно обойтись руками.

– А разве тут не должны вечно мучить души грешников или как ты их назвал отвергнутых? – уточнил Бурбалка, на всякий случай, сжимаясь в призрачный комок, что всегда с ним происходило в момент испуга.

– Да, отвергнутых богами. Не должны, но для тебя можно сделать исключение, – подмигнул дьявол и расхохотался, когда силуэт призрака пошел нервной рябью. – Шутка! На самом деле это нерационально. Обычно мы не делаем ничего, что не приносит выгоду. Так уж повелось. Большая часть из них идет на переработку, но некоторые сильные отверженные перерождаются в жахани. В низших, естественно. Потом уже за время службы они начинают трансформацию в более разумные формы.

– Ваще мрак! – искренне восхитился новому знанию призрак.

Михель поежился и пробормотал что-то насчет еще более незавидной участи для грешников.

– Ты говоришь, неблагонадежные? – попытался увести разговор в сторону Гарб.

– Да, – радостно отозвался Муфад’ал, – вольнодумцы! Они думают, что законы иногда можно нарушать!

– И что, для всех нарушителей законов одинаковое наказание? – удивился Каввель.

– Они не наказаны, они перевоспитываются. Трудотерапия, понимаете? Отбудут на стройке свои сто-двести циклов и снова станут порядочными гражданами, вроде меня. Наказание у нас обычно одно – уничтожение и вечное забвение. Видите ли, большинство из нас не может умереть ненасильственной смертью, поэтому жизнью мы очень дорожим. Высшая мера применяется только за очень тяжкие преступления. А те строители, видите, у них у всех искажены лица – это тоже часть наказания. Заодно это позволяет отличить их от благонадежных.

Все всмотрелись в лица строителей. В отличие от облика их сопровождающего, несчастные походили больше на зверей с гуманоидными телами. Минотавр возмущенно фыркнул, представив, кем он выглядит для местных.

– Циклы? – с любопытством переспросил Гарб.

– Ах да, вы же не знаете, – сокрушенно произнес гид. – У нас тут постоянная война с пуутами – вы зовете их демонами. Периоды между их набегами на наш первый круг называются циклами. Продолжается так уже давно с завидной периодичностью, и конца и края войне не видно. Пууты плодятся очень быстро. Видимо, им нужно куда-то девать излишки населения, вот они и вторгаются к нам. Мы же любезно избавляем их от всех лишних элементов.

Компаньоны приуныли. Перспектива застрять во враждебном мире в условиях войны не радовала. Наступившую тишину разорвал звук лютни – это Адинук решил подбодрить товарищей музыкой. Муфад’ал аж подпрыгнул на месте и разъяренно зашипел:

– Прекрати немедленно, идиот! Такие звуки строжайше запрещены! Это иррационально и нарушает упорядоченную структуру мира!

Предупреждение запоздало: струны еще дрожали, а из провала в стене одного из домов уже выходили два восьмифутовых стража порядка. Их новенькие с виду металлические доспехи тускло мерцали, а огненные дубинки в руках недвусмысленно дьяволстрировали серьезность намерений.

– Вы арестованы по обвинению в нарушении общественного порядка! – гулко пророкотал из-за забрала рогатого шлема голос одного из стражников. – Вас ждет мучительное уничтожение третьей степени.

Словно в подтверждение его слов золотистая молния расколола багряно-черное небо, и на город обрушились потоки густой кроваво-красной жидкости, отдаленно напоминающей дождь на Лумее.

– Нас всех казнят! – тонко пискнул Муфад’ал и упал в обморок.

Каввель хмыкнул и вытащил из-за спины боевой топор. По лезвию тут же забегали синие искорки. Аггрх схватился за меч, Адинук спрятал лютню и вытащил лук. Бурбалка немедленно съежился до размеров горошинки.

– Спокойно, – сказал Гарб и постучал по земле посохом, привлекая внимание к своей персоне.

«Дождь» прекратился так же внезапно, как и начался. Стражники посмотрели на гоблинского шамана, переглянулись и дружно последовали примеру истеричного гида, вызвав у Михеля нервный смешок. Минотавр, подозревая тактическую хитрость, пошевелил одного из блюстителей кончиком секиры, но обморок оказался самым настоящим.

– Это какой-то странный Ад, как будто его отражение в кривом зеркале, – задумчиво произнес Адинук. – Или в посохе дело?

– А может, в Гарбе, который теперь ростом с олифанта? – подал голос Бурбалка.

Друзья резко обернулись и узрели гигантскую копию своего друга, смущенно поигрывающую подходящим ей по размеру чаром. Большой лоб, приплюснутый нос, и короткая коричневая шерстка по всему телу никуда не делись, но смотрелись как-то иначе. Так величественно, что дух захватывало. Длинные лапы все также доставали до колен, но теперь внушали почтение.

– Оно как-то само получилось, – извиняющимся тоном произнес шаман.

– Похорошел, – заметил Адинук. – Не пойму только, как именно. Брови, что ли, гуще стали?

– Ты молился Бирканитре? – спросил Михель.

– Я машинально, но молитва тут ни при чем, – пошаркал ножкой Гарб.

– Не извиняйся, – Каввель попытался похлопать его по плечу и не смог дотянуться несмотря на свой немаленький рост.

– Давайте разбудим этого чертяку и быстро слиняем, пока к этим подмога не подоспела! – взволнованно предложил Бурбалка.

– Не хочу вас огорчать, но мы, кажется, не успеваем, – упавшим голосом прошептал монах, подтягивая пояс на балахоне.

Схватка грозила быть нешуточной. К друзьям со всех сторон приближались дьяволы-жахани. Большая часть из них – строители, хотя встречались и субъекты неопределенного рода занятий. Собравшихся объединяло крайне свирепое выражение морд и в основном негуманоидные черты. Когда дьяволы вплотную приблизились к замершей в ожидании компании, от толпы отделился тип с крокодильей головой в желтой каске и очень располосованной спиной. Видимо, его перевоспитывали сильнее других.

– Мы ждали тебя, о Освободитель! – воскликнул он, обращаясь к Гарбу. – Как и было предсказано, ты пришел!

– Вот те раз! – крякнул от удивления Адинук.

– Веди нас к победе! На Ме’дин! – не унимался неблагонадежный.

Толпа восторженно подхватила призыв.

– А что такое Ме’дин? – осторожно спросил шаман.

– Столица ненавистного тирана! – с жаром откликнулся крокодилоголовый, щелкнув двумя рядами зубов. – А вы разве не знаете про город-совершенство?

– Нет, – честно ответили компаньоны.

Лица и морды дьяволов омрачились почти вселенской скорбью, когда парламентер передал им эту мысль.