НОВАЯ ЖИЗНЬ или обычный японский школьник (СИ) - Хонихоев Виталий - Страница 48

— Что?! Я вовсе даже стройная! И кушаю я мало! — возмущается Хината: — А он — вон какой здоровый! Ничего с ним не сделается, если сестру в кафе сводит. А я, кстати, снова «с отличием» получила за тесты!

— Какая ты у меня молодец! — восхищается папа, а я молча ем. Отец у Кенты — редкий гость дома, но когда уж он дома — то все идет кувырком. Мама сразу же обалдевает и мгновенно превращается из слегка подшофе шальной императрицы — в восхищённую девчонку, к которой на дом пришел ее любимый рок-музыкант. Все из рук у нее валится и вообще ни на кого другого она внимания не обращает. Пока папа дома — никто ничего не готовит и не убирает. Еду мы начинаем заказывать в ресторанах, вечером они или пойдут в кино или устроят романтику дома, а нам с сестрицей надо будет уши заткнуть, потому что мама у нас в эти моменты не стесняется.

Хината в свою очередь — тоже от отца не отлипает, пользуясь случаем ему на уши приседает и рассказывает все — и что у нее в школе произошло и какие аниме она смотрела и что ее подруги сказали и какой Кента — бака. Она у него — любимица, младшенькая дочка, потому если папа дома — то он обязательно что-нибудь купит или денег даст. И будет она вокруг папы крутиться до тех пор, пока мама на нее не прикрикнет, что мол, пора и взрослым дать самим пообщаться.

На этом празднике жизни я чужой. Вернее, Кента чужой. Вернее — был чужим. Он искренне считал, что ему тут не рады и вообще будет лучше в своей комнате посидеть. Я же видел нормальную семью, с хорошими, крепкими взаимоотношениями, а что со мной не носятся как с Хинатой, так это оправдано — я же мужик. Так что все правильно отец делает, нечего пацанов расповаживать. Вообще парней воспитывать — это как по канату пройтись, нельзя их загнобить совсем авторитетом своим, но нельзя и дать охренеть сверх меры. Сложное это дело. А в моем случае — еще и неблагодарное.

Так что я заканчиваю завтрак, благодарю всех и поднимаюсь к себе — одеваться. Сегодня у меня день испытаний, надо мелкую вести в торговый центр. С другой стороны, отец сегодня дома, может и минет меня чаша сия. Мелкая обычно с ним весь день как он тут.

— Тук-тук — звучит от дверей и я оборачиваюсь. Отец. Не могу я его «папа» называть, даже мысленно. Как-то по-детски совсем.

— Можно зайти? — спрашивает он и не дожидаясь разрешения — входит. Я хмыкаю, мол, чего спрашиваешь, раз уже зашел. Он пожимает плечами.

— Мало ли что можно найти у парня-подростка в комнате — поясняет он: — это раньше к тебе без стука можно было войти. А сейчас … где ты ее прячешь? Под кроватью? — он снова улыбается.

— Очень смешно — отвечаю я начиная сам себе напоминать мужскую пародию на Вэнсдэй Адамс — такой же мрачный и саркастичный. Как если бы Венсдэй была парнем.

— Да ладно. — он садится на мою кровать и смотрит на меня. Серьезно так смотрит. Кивает на стул, что стоит за моим рабочим столом. Понятно. Сейчас будет разговор по душам. Значит потом будем проветривать комнату. Я сажусь напротив него, на стул, разворачиваюсь к нему. Он вздыхает и лезет в карман за мятой пачкой сигарет. Хлопает по карманам в поиске зажигалки. Точно разговор по душам. Все разговоры отца с сыном в этой семье начинались именно так — с мятой пачки «Мальборо». Он закуривает и выдыхает дым вверх. Прячет сперва зажигалку, потом сигареты.

— План не выполняем вот уже второй квартал — говорит он мне: — эти дураки из маркетингового отдела опять косяков напороли, а мы тащим. Чихэру-сан уволился, с сердцем нехорошо, врачи сказали, что ему работать ну никак нельзя, а у меня в отделе только четверо остались, остальные — либо стажеры, либо идиоты. Вот как с такими работать?

— Кошмар и катастрофа — говорю я: — понимаю.

— Хм. Понимаешь? — внезапно развеселился отец: — это хорошо что понимаешь. Что ты понимаешь-то, Кента-кун?

— Что у тебя на работе сложности — говорю я. Лишний раз лучше не умничать, вчера вон уже поумничал, сегодня трусы шиворот-навыворот одеты. А могло быть и хуже… лучше тоже могло быть, конечно… но обычно всегда бывает хуже.

— Вот-вот. — кивает отец и затягивается. Выдыхает облако дыма, протирает слезящиеся глаза. Глаза у него красные и окружены усталыми морщинками. Видно, что ему сейчас больше всего спать охота, а не хохотать с мамой внизу или с Хинатой в магазин идти. Но тут уж как — сам себе семью завел, всех приручил — будь добр отвечай. Я ж говорю, что в стране матриархат. Надо мне скорее начать деньги зарабатывать, хоть сам с его шеи слезу.

— Но это мои неприятности. С тобой-то что случилось? — прищуривается он. Недоуменно моргаю глазами. А что со мной? Опять что-то шиворот-навыворот надел? Да нет, вроде, все нормально.

— Зуб у тебя выбит — перечисляет отец: — и синяк на скуле. Давний, прошел уже, но все равно виден. Говори, что случилось, кто тебя так? Тебя в школе травят что ли?

— Ээ… ну это я подрался — честно признаюсь я. Избиения вроде не было, сам первый полез и выхватил — значит драка была. А где и когда синяк на скулу посадил… наверное в зале, когда с Отоши в паре стоял, тот пробил разок через руку, когда расстроился, что попасть не может — в силу ударил. Переживал потом, извинялся.

— С кем это ты подрался? И почему тебя домой какой-то парень принес? — спрашивает отец и я понимаю, откуда ноги растут у этого внезапного «разговора по душам с отцом». Это ему с утра уже все донести успели — и про зуб, и про Томоко и про то, что меня сюда Дзинтаро принес. Все донесли, уверен, что в оба уха доносили — в одно ухо мама (сделай что-нибудь, дорогой, что-то случилось с нашим Кентой, он сам не свой), а в другое — Хината (и зуб ему выбили и подрался он и голый по кухне ходил, а у меня подружка в гостях! А что он с этой бедной девчонкой вытворял!). Вот как можно сохранить тайну частной жизни и приватность переписки в этом доме?

— Да все в порядке! — отрицаю я необходимость вмешательства в мою жизнь тяжелой артиллерии и высокого начальства: — подрался я как раз с этим вот парнем, но потом мы помирились. Подрались из-за девушки, ее я потом домой приводил. Сейчас уже все в порядке, никаких эксцессов. С Дзинтаро у нас мир, с Томоко — дружба. — сам думаю, что мои папа и мама, а также папа и мама Томоко наверняка посчитали бы иначе, знай они все детали, но, к счастью, они этого не знают. Особенно к счастью — не знают деталей о нашей с Томоко дружбе. Счастье в неведении, не так ли, Сайфер?

— Точно все именно так было? — отец проверяет сетчатку моего глаза на ложь и умышленное сокрытие фактов, а равно одностороннюю интерпретацию последних. Ничего не находит и, удовлетворенный — садится на кровати ровно.

— Ну так я и сказал Сайке, мол зря она на пустом месте панику разводит. Взрослеет, пацан! — он хлопает меня по плечу и переходит на заговорщицкий шепот: — но ты все же презервативы используй, а? На всякий случай, а то я дедушкой пока еще не готов стать, да и ты папой пока наверное тоже…

— Да все у меня в порядке — хмурюсь. Понимаю, что сейчас в теле подростка, но все же неимоверно раздражает такой вот покровительственный тон. Хотя, чего у меня опять гормоны начинают бушевать? Верно говорит Хироши — низведу гордых и возведу смиренных. Так что не ерепенься, а старшего послушай, глядишь чего нужного скажет.

— Ну-ну. — говорит отец: — ты молодец у меня. Уже и подрался и девчонку домой притащил, весь в меня. Наслаждайся силой и красотой юности пока можешь. — он встает, засовывает сигарету в угол рта и начинает шарить по карманам.

— На вот — он вкладывает мне в руку смятые купюры: — на свидания девчонок водить нынче дорого. А за зуб не беспокойся, я с мамой переговорил, она на следующей неделе тебя к стоматологу сводит. Есть у нас дисконт от компании и страховка медицинская, но пятнадцать процентов оплатить придется… сделают как новенький.

— Спасибо — говорю я, глядя на купюры в своей ладони и у меня на глаза почему-то начинают наворачиваться слезы. Почему? Сам не знаю. Наверное у меня так давно не было отца, понимающего и способного поддержать тебя без лишних слов. Решено, думаю я, как можно скорей надо подработку найти или там иной способ деньги зарабатывать… жаль, что я в криповалюте ни в зуб ногой. Но должно быть что-то…