Противоестественно (СИ) - "Shamal" - Страница 14

Ухожу от прикосновения, потому что просто не могу с собой справиться. Таблетки не помогают, а от эмоций давление скачет, как бешеное.

Вытираю глаза рукавами и ухожу в коридор. Почти вслепую ищу свою обувь и, не зашнуровывая, выскакиваю на лестничную площадку. Слышу вслед «ну куда ты пойдешь в таком состоянии?!», но мне насрать. В таком состоянии только топиться.

Так! Спокойно!

Останавливаюсь, когда хлопает подъездная дверь. Ветер высушивает слезы, и я наконец-то понимаю, что забыл свою куртку. Ну и похер. Выкинет.

Холодно, конечно, но разве это сейчас важно?

Прикуриваю и невольно поднимаю глаза вверх, безошибочно определяя балкон. Конечно же, никто не смотрит мне вслед прощальным взглядом. Кому я нахер нужен.

Так только в сказках бывает, а жизнь не сказка — я это уже уяснил.

========== 6. You’ll always be next to me ==========

Рядом тихо гаснет ночь беспомощных огней,

И ко мне приходит пустота, и я иду за ней.

Ближе к краю в памяти боль стирая

Послушным пламенем, ведь что такое смерть?

Я не знаю, я ничего не знаю

Я просто вижу свет и в нём хочу сгореть…

Вельвет — Прости

К обеду подъезжает машина и увозит весь хлам из квартиры, что я выгрузил заранее. Желудок ноет от голода, сигаретным дымом провонялась вся одежда, но я стараюсь не курить в квартире. Завтра придут потенциальные покупатели, а значит нужно придать моим «апартаментам» товарный вид.

В одиннадцать, когда я уже полностью свободен и собираюсь лечь на диван чтобы поспать пару часиков, в дверь вдруг кто-то настойчиво стучит. В сонной голове отчего-то бьется в конвульсиях надежда, что это Владлен, но, конечно же, это не он.

На пороге стоит Алек, безупречный как всегда. Новая стильная стрижка, сережка в ухе, пижонский прикид — в этом весь он. Самодовольная улыбка слезает с лица, когда я появляюсь на пороге.

— Херово выглядишь, — вместо приветствия произносит он и проходит в квартиру, задевая меня плечом. Его голос разносится эхом по пустому помещению. — Съезжаешь?

— Отъезжаю.

Голос хрипит от долгого молчания, а моя нелепая шутка звучит жутко. Прикрываю дверь и прохожу на кухню. Здесь осталась вся мебель, но ничего более. Даже табуретку с расшатанными ножками вышвырнул.

— Даже не буду тебя уговаривать, — осматриваясь вокруг, бормочет Алек, и в его голосе я не слышу ни капли сочувствия. Это должно задеть, но мне хорошо с ним, спокойно. Он не лезет в душу, принимая все так, как есть.

И будто в подтверждение моих мыслей добавляет:

— Ты конченый, Кайя.

— Чего пришел?

Алек ухмыляется.

— Видимо, попрощаться. Ну, вообще я хотел пригласить тебя сегодня к себе. Соскучился по твоей горячей заднице, но, думаю, ты не в настроении.

— Как видишь, — я только развожу руками. Блестящие глаза парня говорят мне, что разговор еще не окончен.

— А, не парься. Сниму кого-нибудь. Но!

Он тянется во внутренний карман и достает свернутый в несколько раз лист, вырванный из блокнота.

— У меня есть кое-что для тебя. Можно сказать, плата за проведенные ночи.

— Звучит обидно, — холодно произношу я. Не думал, что то, что происходило между нами, расценивалось им как съем.

— Ой, да ладно, скажи еще, что ты обиделся, — Алек машет на меня рукой и расправляет лист. Вижу написанный номер телефона. Код не наш — какой-то другой страны. — Это, друг мой, — телефончик Никиты. Новый номер, который попал ко мне по чистой случайности.

Я забираю бумажку из его рук и понимаю, что мои губы растягиваются в улыбке. Непривычное чувство, почти болезненное.

— Это просто… потрясающе.

Когда Алек уходит, я накидываю на плечи ветровку, которую нашел в своих старых тряпках, и выхожу на улицу. Ночью метро не работает, и я добираюсь до дома Владлена на такси. Долго думаю, куда бы пристроить записку, и решаю просто просунуть ее в щель между дверью и коробкой. Уверен, никто ее не заберет — дом элитный.

***

Шум вокзала заглушает все остальные звуки, но самое главное, что он заглушает голос Арбениной в моей голове, настойчиво уговаривающий меня «с любимыми не расставаться».

Я выкидываю рюкзак в ближайший мусорный бак и сую руки в непривычно пустые карманы. Деньги лежат где-то во внутреннем, а телефон мне больше не нужен. Все рассчитано до мелочей — такси уже ожидает, закладка уже на месте. Убийственная доза, уж мне-то не знать. Сколько раз меня откачивали? Сколько раз я был за гранью?

Все это не важно.

Только паспорт у меня остался — уж его-то нужно уничтожить.

Подъезд, облупленная батарея, пакетик с белым порошком и, конечно же, стерильный шприц, даже есть ремень. Сервис, как говорится.

Я прячу все свое добро по карманам и поспешно сваливаю. Ухожу к реке. Я хорошо знаю эти места. Частенько бывал здесь с родителями — раньше в этом городе жила бабка. Потом померла, конечно.

Возле реки так тихо, что звон сверчков почти оглушает. В кармане купленный по дороге шоколадный батончик, пачка сигарет и белая смерть. О, какая сладкая белая смерть. Немного жаль, что нет алкашки, но, возможно, спьяну я не попаду, куда надо.

Вот тут, под оливой камень. Он никуда, конечно же, не делся. Куда ему деться-то? Камни статичны, их жизнь понятна и размерена. Моя тоже, в принципе, статична — постоянный кромешный пиздец.

Закуриваю и, зажав зубами сигарету, щелкаю зажигалкой. Паспорт тоже горит медленно, нехотя, обжигая пальцы. Плавится обложка, съеживается фотография, где мне четырнадцать. Я такой здесь невинный, милый. Я еще не понял себя, не узнал про свое уродство. Я еще ребенок. Даже симпатичный.

Смотрю в глаза своему прошлому, удивляясь, и почему раньше не замечал, какие они большие и красивые. Очень выразительные, обрамленные густыми черными ресницами. И вообще лицо миловидное, с мягкими приятными чертами.

Кровожадное пламя пожирает призрака прошлого, унося с собой последние крупицы сомнения.

Вспоминаю Макса и Софи. С Максом я так и не попрощался, но, может, оно и к лучшему. Не хочется пятнать его своей грязью.

Все вырученные за квартиру деньги я перевел на счет Владлена, уверен, он найдет им применение. А еще уверен, что если Алек не обманул и телефон Никиты настоящий, то и его, крысу, найти смогут.

Паспорт сгорает дотла, я слежу, чтоб ни один кусочек не остался без поцелуя пламени. Серый пепел и кусок горелой обложки выкидываю в реку. Течение унесет его и смоет последние следы только вот…

До меня вдруг доходит, что я есть в полицейской базе.

Это осознание бьет так сильно и так больно, что я почти чувствую, как задыхаюсь. Нет! Так нельзя! Это несправедливо!

Почти с ненавистью смотрю на свои ладони. Мои отпечатки у них есть. И если они начнут искать…

Достаю порошок и понимаю, что в кармане нет ни копейки. В прямом смысле слова — всю сдачу с шоколадного батончика я оставил на кассе.

Обезумевший взгляд падает на камыш. Он достаточно сухой, но ведь это…

Выбора нет. Я пробираюсь вглубь камышей, слыша, как снуют под ногами ночные жители, как змеи шуршат по траве, и безумие прорывается наружу. Стебли цепляются за ноги, и я едва ли не падаю. Будто природа против своего сожжения. Моего сожжения. Я смеюсь, сначала тихо, почти неслышно, а потом хохот пробивает меня, и я уже трясусь, как ненормальный. Бензинчику бы…

Уже давно забытыми, казалось, движениями готовлю себе дозу. Тройную дозу. И коня убьет, не то, что меня — голодного, полуживого. Закатываю рукав, пережимаю ремнем. Готовлюсь.

От внезапно стукнувшего по темечку осознания ситуации становится гадко. Хочется выть и плакать, но какой в этом смысл?

Щелкает зажигалка. Один раз, второй, третий… Поджигаю траву совсем близко — она горит сперва неохотно, но цепная реакция делает свое дело. Ветер сделает все остальное.

Камыш горит быстро, и я поспешно сажусь на землю — комары лезут в лицо, но я подозрительно спокоен и мне насрать на укусы. Насрать даже на жар, лижущий кроссовки. Я думаю только об одном — пусть мое тело сгорит до такого состояния, чтоб точно не опознали. Это ведь реально, да?