Противоестественно (СИ) - "Shamal" - Страница 26

Она права, мне немного холодно, но после слов Владлена как-то вообще становится наплевать на печальные последствия промерзания моей задницы.

— Они с папой ссорятся каждый день, — наконец-то София предпринимает новую попытку завести разговор. — Кричат друг на друга везде, где бы не сталкивались. Я уже и не помню, чтобы они нормально разговаривали.

Мычу что-то неопределенное, продолжая вертеть пачку сигарет в руках, мечтая прямо сейчас взять и закурить.

Вспоминаю слова: «Не сможешь удержаться от того, чтобы купить пачку, вытащить сигарету, щелкнуть зажигалкой и вдохнуть дым?» и прячу ее в карман. Могу. Могу удержаться.

— Почему они ссорятся? — продолжает состоящий из вопросов монолог София, рассматривая свои выглядывающие из-под пледа ноги в теплых махровых носочках и тапочках с заячьими ушами.

Решаю ответить наконец-то, чтобы не отталкивать ее от себя еще дальше.

— У Макса сложный период в жизни. Это скоро пройдет.

Племянница пожимает плечами и вдруг задумчиво произносит:

— Может, он просто влюбился?

Смотрю на нее заинтересованно, удивляясь такому предположению. Я не знаю, когда девочки начинают думать о мальчиках, но… но ей почти десять. Это уже пора, или еще рано?

— С чего ты взяла? — спрашиваю осторожно, боясь спугнуть, смутить.

Но София, видимо, не из тех, кого так просто смутить подобными разговорами. Она быстро повзрослела, и, если Владлен с Максом не перестанут орать друг на друга, то ее словарный запас, к тому же, пополнится новыми выражениями.

— Ну, я когда влюбилась в одноклассника, тоже с мамой огрызалась.

— А потом что?

— А потом прошло, — София пожимает плечами, беззаботно улыбаясь, и мне впервые за весь вечер становится тепло на душе.

========== 4. Новый океан ==========

Так не ругай меня, что я зову новую бурю

Давай доверимся ей, и плевать, что будет…

Пусть проснутся ветры и пройдутся по волнам

И там, где сдохло море, будет новый океан.

Люмен — Буря

— Это какая-то ерунда, честное слово! — возмущенно бурчит Ленка, застегивая пальто. — Шла днем на работу, решила зайти в магазин купить булочку и кефир. Взгляд упал на сухарики, и я вдруг вспомнила, как в детстве каждый день на сэкономленные на обеде деньги покупала себе эти чертовы сухари и газировку, и все было отлично, а сегодня что?

— Что?

— Съела я эту несчастную пачку сухарей, так у меня до сих пор желудок болит! Весь день думаю, нахрена мне эти сухари сдались?!

Она закидывает сумку на плечо и, продолжая возмущенно бухтеть себе что-то под нос, идет к лифту.

— В какой вообще момент мои «секс, наркотики, рок-н-ролл» превратились в «кекс, котики, корвалол»?..

В кабину лифта в последний момент успевает заскочить наш программист Валерка и тут же подхватывает разговор:

— Ага, особенно с сексом обидно! Потеешь, ногу сводит, голова кружится, одышка бешенная, пульс подскакивает — и это только предварительные ласки! — шутливо жалуется он, а Ленка все хохочет, разгоняя своим задорным смехом угнетающую атмосферу понедельника.

Мы втроем направляемся к выходу, коротко прощаясь с охранником, спускаемся по ступеням, обсуждая вопросы здорового питания, но уже возле самого пешеходного перехода я останавливаюсь, различая знакомый силуэт.

— Твой племянник? — заинтересованно поглядывая на парня, спрашивает Ленка, а потом ехидно улыбается: — Иди, поговори, а то сколько он уже будет тут торчать?

— Что? — не двигаясь с места, рассматриваю небрежно прислонившегося к дверце машины Макса. С такого расстояния невозможно различить глаза под низко надвинутым капюшоном, но я почти уверен, что он смотрит на меня.

— Я его еще час назад заметила под офисом, но не была уверена, что он, — пожимает плечами женщина. — Иди, видимо, что-то серьезное. А я с Валеркой пройдусь.

Мне чертовски не хочется разговаривать с Максом сейчас, тем более, что я за эти полторы недели так и не придумал ничего путного, но Ленка права. Убегать от проблем нельзя.

— Точно проводишь до дома? — строго спрашиваю у Валеры, чувствуя ответственность за безопасность подруги.

— Да не беспокойся, папочка, будет дома в одиннадцать, — смеется он на мой чрезмерно серьезный вопрос и машет рукой. — До завтра!

Мы прощаемся, я дожидаюсь, пока они перейдут на другую сторону дороги, когда им загорается зеленый, и только потом направляюсь к Максу.

— Привет.

Он не отвечает, только хмуро зыркает из-под насупленных бровей и упрямо складывает руки на груди.

— Почему ты не отвечаешь на звонки? — сердито интересуется Макс, и я бы сказал, что он выглядит забавно, но это не так.

От него веет властностью и какой-то неосязаемой силой, так что идея поставить зарвавшегося мальчишку на место кажется до абсурда смехотворной. Он сам кого хочешь поставит на место. Или на колени.

— Твой отец против нашего общения, — произношу глухо, зная, как это звучит.

— А ты всегда делаешь только то, что тебе разрешают, да? — парирует он, и я понимаю, что он действительно слышал тот разговор.

Мне не хочется продолжать бессмысленную ссору, а потому я отворачиваюсь, чтобы не утонуть в лишающих воли зеленых омутах, и прошу, надеясь, что голос мой звучит не слишком жалобно:

— Езжай домой, Макс. Общайся со сверстниками, гуляй с друзьями, встречайся с девушками. Оставь меня в покое, пожалуйста, не звони, не ищи встречи. Не нужен я тебе.

— Нет, нужен! — упрямо произносит племянник, открывает дверь машины с пассажирской стороны и кидает повелительно: — Поехали!

— Макс! — поднимаю на него глаза, наталкиваясь на решительный взгляд.

Боже, как же он похож этим на отца…

— Садись в салон, Кайя. Иначе я буду приезжать к твоему дому каждую чертову ночь и ждать в машине, пока ты не соизволишь мне объяснить, в чем я виноват и как могу загладить вину. И, да, предвосхищая твои претензии, сразу отвечу. Это шантаж. Иначе с тобой никак.

Провожу языком по пересохшим губам и от удивления даже не могу злиться на него. Что ж такого случилось с ним за неделю, если он вдруг из веселого обаятельного мальчишки превратился в…

— Ты ни в чем не виноват и тебе не нужно заглаживать никакую вину, — предпринимаю последнюю попытку образумить его, но лишь натыкаюсь на новый категоричный вопрос:

— Тогда почему ты динамишь меня?

Вот тут уж я действительно не знаю, что сказать, а потому покорно опускаю голову и забираюсь в салон.

Макс ведет машину молча, сосредоточенно глядя на серое дорожное полотно, блестящее от прошедшего пару часов назад мокрого снега. Я украдкой наблюдаю за ним, улавливая на его лице то искорки гнева, то печали, то радости. Он думает о чем-то, и мне действительно интересно было бы узнать, о чем, но я замечаю, что он сворачивает с пустого проспекта в сторону центра, и встревоженно спрашиваю:

— Куда ты меня везешь?

Макс дергает уголками губ, изображая мимолетную улыбку, но потом снова хмурится и на светофоре резко выворачивает руль вправо, лишь чудом не врезавшись в фонарный столб.

— Ужинать, разумеется, — улыбается он таинственной шальной улыбкой и так же резко, будто мстительно, тормозит возле сияющего огнями ресторана.

— В «Престиже»? — я устало наклоняюсь вперед, рассматривая вывеску. — Нас даже на порог не пустят.

— Пустят, — самоуверенно бросает Макс, а потом поясняет: — Это ресторан хорошего друга отца. Меня здесь знают.

— Ужинать мы тоже будем за счет твоего отца?

Я не хочу обижать его, подкалывать, но вопрос формируется как-то сам собой, и я задаю его раньше, чем решаю этого не делать. Но Макс только саркастически произносит:

— Ха-ха, как смешно. Выходи уже, юморист!

Он зол. По-настоящему зол.

Мы пропускаем выходящую из дверей наряженную пьяненькую компанию и заходим в теплоту ресторана, оказываясь в узком, освещенном самыми настоящими восковыми свечами в подсвечниках, коридоре.

Из-за тяжелой портьеры нам навстречу выступает швейцар и любезно улыбается Максу.