Противоестественно (СИ) - "Shamal" - Страница 5

— Нет, — отрезаю я, открывая глаза. Белый потолок надвигается ближе, прислушиваясь. Стены сжимаются, желая обнять и утешить, погладить по голове оклеенными обоями руками, мягко улыбнуться картиной…

От боли остались лишь отголоски. Легкое жжение, покалывание. Руки, сжимающие резное изголовье, и то больше болят. Хочется в душ. Хочется выпить воды или чего покрепче. Хочется…

— Нет, — уже мягче повторяю я. — Все хорошо.

Кровать скрипит под весом его тела, я чувствую на себе испытывающий взгляд и понимаю, что он хочет получить развернутый ответ, но я просто не могу выдавить из себя хоть слово.

В ванной кое-как привожу себя в порядок, с ненавистью разглядывая небритую физиономию и совершенно бандитский оскал. Хочется отхерачить себя подобно Тайлеру Дёрдену, жаль только, ванна девственно чиста. Не пачкать же белый кафель своей грязной кровью.

Боль не волнует меня совершенно. Больно — это когда ты откусываешь своими же зубами кусочек собственной щеки из-за удара в челюсть. Больно от разъяренной бабы получить по яйцам. Больно, когда тебе ломают пальцы тяжелым ботинком. А вот трахаться в жопу, блять, не больно.

Я на пределе. Я просто хочу выйти в окно. Жаль, что квартира у этого ты-никто-а-я-король находится на пятнадцатом этаже, и я не могу позволять себе такие шалости регулярно.

Меня уже заждались.

Алек при параде и готов к труду и обороне, а мне бы упасть мордой в подушку и умереть.

Он такой весь с иголочки, в идеально выглаженной рубашке, в брюках от Giorgio Armani за штуку баксов. Стоит, застегивает запонки с таким лицом, будто прямо сейчас на первую обложку журнала фоткается. И не скажешь, что двадцать один. Слишком нахальный и самоуверенный оскал.

— Ты какой-то бледный, — говорит он, вскинув глаза на мгновение.

Я не отвечаю. Что ответить? «Хэй, парень, да все пучком!» или «Не твое дело, съебись» или «Я, кажется, в очередной раз совершил непоправимую ошибку. Может, забудем все, ок?»

Пока я отметаю версию за версией, Алек уже решает, что разговаривать с ним я не хочу, и отправляется копошиться на кухню. Никакой домовитости или аккуратности, никаких блинчиков с кленовым сиропом. Засунуть капсулу в кофемашину и нажать кнопку…

Я мельком глянул на валяющуюся в углу футболку и решаю все-таки надеть ее. Штаны… когда я успел их натянуть? Они далеко не фирменные. Кажется, я купил их в ближайшем к дому секонд-хенде.

Провожу ладонью по волосам и невольно касаюсь пальцами шрама на виске — след недавней стычки в подворотне. Поднимаю с пола пачку сигарет и пялюсь в ее пустое нутро. В таком положении Алек и застает меня. Наверное, мой отсутствующий взгляд говорит о многом.

— Ты выходил курить вечером пять раз. Весь балкон провонялся сигаретами, — напоминает он, всовывая мне в руки чашку ароматного кофе.

— Так вот почему пачка пустая.

— Вообще ничего не помнишь? — с налетом заинтересованности спрашивает он, зачесывая пальцами волосы назад. Я провожаю его руку взглядом, заворожено отмечая, как светлые пряди проходят сквозь по-девчачьи тонкие пальцы.

— Совершенно ничего не помню. Забей.

Алек едва заметно приподнимает правый уголок своих бледных, будто бескровных губ, и где-то в глубине сознания я нажимаю кнопку «сохранить».

Он красив. Не настолько, чтоб сходить с ума, но достаточно для того, чтоб хотеть его. А еще он богат. И остроумен.

Пожалуй, последнее мне и нравится в нем.

Которая эта ночь? Десятая? Пятнадцатая?

С ним я могу не думать о Владлене, о родителях, о своем прошлом. С ним мой мозг отключается.

Усмехаюсь и делаю глоток обжигающего кофе, чувствуя, как вспыхивает болью язык.

— Что? — Алек откидывает со лба челку, а я издевательски тяну:

— Вью-юноша.

Он приподнимает бровь, и я понимаю, почему он так удивлен. Кто-кто, а он явно дьявол во плоти, а не милый мальчик.

— Так мне тебя представил Никита. Я думал, что ты какой-то малолетний слюнтяй-романтик, что повелся на угрюмого молчуна и бывшего алкаша.

Алек только пожимает плечами.

— Я не романтик, но на бывшего алкаша действительно повелся.

— Разочарован?

— Еще бы!

Он подходит ближе и смотрит в глаза своим пронзительным, будто сканирующим взглядом. Иногда меня эти немигающие глаза пугают.

— Я думал грубо трахнуть тебя, чтоб ты отстал, — признаюсь ему, делая очередной глоток обжигающе горячего кофе и убираю чашку на столик, боясь разлить его на белоснежную рубашку Алека, так как уже чувствую его руки на своей груди.

— А в итоге вьюноша трахнул тебя. Какая ирония судьбы…

— Да ирония, ведь это именно то, что мне нужно…

…Спустя пару минут переступаю порог его дома и выдыхаю громко и смиренно. Мои таблетки перестали действовать. Думаю, нужно увеличить дозу, но врач что-то там говорил о последствиях. Они сильные. Явно сильнее меня. А сегодня мне понадобится вся сила, которую я могу себе позволить использовать.

Заскочить домой, чтобы побриться и переодеться во что-нибудь поприличнее мятой и не совсем свежей футболки. Может быть рубашка?

Вопрос скорее состоит в том, чего от меня ждут. Костюма? Фрака? В семнадцать я бы пришел в самом неопрятном и наименее подходящем наряде, какой только смог бы найти, но, как там говорит отец? Я несу ответственность за честь семьи?

Прикуриваю и минут пять стою посреди улицы, разглядывая блюющего в кустах бомжа. А ведь я был почти таким же, когда в последний раз вышел из колонии. Тоже слонялся по улицам, воровал, бухал, как черт…

Нужно идти. Родители и так не рады меня видеть, но мы с братом наследники его фирмы и должны присутствовать на некоторых официальных встречах. Наследники… хах. Наследник всего один — мой брат. Я не смогу удержать в руках фирму, даже если очень захочу.

Мля. Все-таки таблетки лучше выпить сейчас. Но разве их можно пить на голодный желудок? Похер, в принципе. Главное не наблевать в миску с греческим салатом, если вдруг таблетки полезут обратно.

Сильные антидепрессанты перестали помогать мне уже давно. Очень сильные только сейчас.

***

Нож в правой руке, вилка в левой. Доведенные до автоматизма движения, формальные улыбки, попытки не обращать внимание на неодобрительные взгляды отца и жалостливые взгляды матери. Мне хочется провалиться сквозь землю от стыда. Один только брат не смотрит на меня, и это правильно. Единственное правильное решение. Я для него не пустое место, нет. Пустые места остаются без внимания, а он же игнорирует специально, всеми силами заставляет себя не смотреть.

Да, будь мне семнадцать, я бы специально заговаривал с ним. Специально вынуждал его отвечать. Первый зам отца не затыкается и вещает что-то о политике, хотя тема эта должна быть закрыта на семь замков, запечатана, зарыта в землю, ведь ей не место в приличном обществе.

Смотрю на свои руки. Нож в правой, вилка в левой. Локти прижаты к бокам, спина ровная. Как тупо. Я делаю на автомате действия, которые мне не свойственны. Куда проще сжимать рукой чей-то член, и засовывать в рот его, а не форель в сливочном соусе.

Чувствую непреодолимое желание рассмеяться, но это лишь отсутствие эффекта от таблеток. Я жалок.

— Несомненно, он не должен был выносить этот вопрос на обсуждение…

— Как вам результаты голосования?..

— Пожалуй, они обратятся в арбитражный суд…

Все эти фразы проходят мимо. Я отвечаю заместителю отца на автомате и осознаю, что не имею никакого собственного мнения по поводу политики. Просто говорю то, что он хочет услышать, чтоб этот надушенный и важный человек самодовольно ухмыльнулся, найдя во мне единомышленника. Боже, неужели он не замечает фальши? Неужели не видит, что нельзя верить ни единому моему слову?

После ужина я предельно вежливо прошу меня извинить и, ссылаясь на важные дела, ухожу, не дождавшись десерта. Брат пожимает мне руку неохотно, смиренно, под чутким взглядом отца. Да, папа, сегодня я вел себя, как хороший мальчик. Настолько хороший, что ты даже можешь вернуть мое имя в завещание.