Непростительно молод (СИ) - "Shamal" - Страница 19

Особенно ноуту я был рад, хотя, если так подумать, чему радоваться? Идей для рассказов не возникало, все силы и фантазия были потрачены на поддержание того образа, который я создал.

Да, я привык. И уже не стеснялся лазить по шкафчикам на кухне и в холодильник, когда просто хотел сварганить бутерброд или чай.

Единственное, что меня угнетало, это необходимость врать. Каждый раз, когда я писал Лешке сообщение, на вопрос Павла Сергеевича, что я делаю, приходилось выдумывать что-нибудь правдоподобное.

Я боялся, что однажды он сам возьмет мой телефон и посмотрит, и потому впервые в жизни установил пароль.

Это напрягало.

Я присел на край подоконника, дожидаясь, пока закипит чайник.

В который раз проверил уведомления и наконец-то увидел долгожданное сообщение.

15:54 Лешка:

Сижу с теткой. Глушу водку и свою любовь к уебку. Подъезжай если хочешь.

Я прикусил губу от досады и написал в ответ:

Не могу. Павел Сергеевич не поймет.

15:55 Лешка:

Окей.

Ну вот и поговорили!

На все мои дальнейшие расспросы, что произошло, он не отвечал, трубку не брал, а потом и вовсе абонент оказался вне зоны действия сети.

***

— Ребята, познакомьтесь, это Есений, — произнеся по слогам имя, Марлен небрежно глянул в мою сторону и лучезарно улыбнулся, обведя взглядом группу.

Я неловко прислонился к хореографическому станку и внимательно посмотрел в лица парней и девчонок. Многих я знал лично, со многими я был в хороших отношениях, но сейчас все они были какие-то недружелюбные и настороженные.

— Времени у нас немного, поэтому я бы хотел, чтобы Есений показал нам свой танец с отбора, а мы все дружно попытаемся определить в чем же ошибка.

Звучит странно. И пугающе. Меня будут оценивать люди, которые со мной на одном уровне.

Выбора не было, заиграла музыка, и я без особого желания исполнил то, что они от меня ждали.

— Уныло как-то… — высказался нагловатый паренек спустя какое-то время.

За ним последовали другие комментарии: «Без экспрессии!», «Будто «березку» посмотрела», «Нужно больше страсти!».

— Хорошо! Есений, еще раз!

Я едва отдышался, хотел возразить, сказать, что мне не нравится это сраное публичное унижение, но все равно послушно встал в позу.

Не шибко стараясь, допуская ошибки, я повторил танец и в свою сторону снова услышал только критику.

Блядство!

Я метнул на Марлена яростный взгляд, но он ответил только теплой улыбкой.

Сука, пафосный мудак! Ходит туда-сюда деловой такой, а девки слюни на него пускают, вон паркет весь вздулся уже!

— Еще раз! — рявкнул он, и музыка началась заново.

Я танцевал и третий раз, не совсем понимая, чего он от меня хочет. Ну не получается у меня, может, действительно не мое?..

— Как-то криво! — произнесла девочка, которая прошла на отборе, и я почувствовал, как на глазах закипают слезы. Вот еще! Не хватало только разрыдаться при этих шакалах! Им покажи слабину — они на куски растащат!

А Марлен подошел ближе, заглянул в лицо… Такой самовлюбленный мудак!

Я оттаял только когда почувствовал на своей щеке холодные пальцы. Он был так близко, что я мог почувствовать аромат его несомненно дорого парфюма.

Темно-серые, почти синие глаза напротив прищурились, в них засверкали искры жестокости.

— Еще раз, Есений, — протянул он, погладив меня по щеке. — Еще раз, давай!

Я сжал губы до ноющей боли и с силой оттолкнул его.

— Да иди ты! — рявкнул я, направляясь прочь из зала.

Во множестве зеркал отражалось изумление на лицах ребят, но мне было плевать. Я захлопнул за собой дверь раздевалки и принялся срывать с себя шмотки.

Нахер все! Бросаю чертовы танцы! Они все правы, это глупо! Нет у меня ничего кроме развитой мускулатуры и пластичности, и внутри тоже ничего нет, раз меня не смог разбудить даже чертов секс с мужчиной, по которому я сох с семнадцати сраных лет!

— А ну-ка стой! — Марлен резко развернул меня к себе за плечо и больно вжал лопатками в стену. — Только чуть надавили, и уже поплыл?

— Отпустите! — зашипел я, пытаясь вырваться. — Ну чего вы приебались ко мне?! Чего вы хотите?

— Хотел убедиться…

— Убедился?!

Он ухмыльнулся и толкнул к скамейке, так что я перецепился через чью-то сумку и завалился назад, не сумев вцепиться в шкафчик.

Упал на спину, больно ударившись боком о край столика…

— Убедился, — довольно протянул Марлен, нависая сверху. — И могу с уверенностью сказать, что ты проблемный. Пока со своей башкой не разберешься, не видать тебе ни столичного танцевального театра, ни областного, никакого.

— Не собираюсь я делать карьеру в сраных театрах! — заорал я в ответ, пытаясь подяться с пола. Черт, бок болит, башкой стукнулся… — Я ухожу!

— Слабак! — фыркнул Марлен, толкая меня обратно. — Терпила и слабак! Кто тебя воспитал таким безвольным? Деспотичная мать? Отец, которому на тебя плевать? Или может быть твой апатичный любовник?

Мои щеки покрылись красными пятнами от гнева и стыда, и я не нашелся, что ответить. Да и предпринимать очередную попытку встать тоже не стал. Зачем? Он все равно толкнет меня и продолжит говорить…

— Угомонился? Отлично! — иронично улыбнулся Марлен, складывая руки на груди. — Дай угадаю, всю жизнь ты слышал в свою сторону что-то про симпатичную мордашку, красивую фигурку, талант, да? Говорили танцуй — ты танцевал. Говорили сиди дома — ты сидел. Покорный мальчик…

Он присел рядом со мной на корточки и потянул за плечо, помогая выпрямиться.

— Они говорили, что ты должен чувствовать и о чем должен думать, я знаю. Расскажи мне.

— Что рассказать? — я поднял на него глаза, чувствуя себя пустым и ничтожным. Во мне ничего нет. Во мне ничего не осталось…

— Расскажи, зачем тебе танцы. Почему тебе нравится танцевать?

— Мне нравится… контролировать свое тело, — честно признался я, почти не задумываясь. — Оттачивать каждое движение, ловить ритм. Забывать, кто я и где я, и просто отдаваться во власть этого течения.

Марлен растянул губы в змеиной улыбке и приблизил свое лицо ко мне, так что я непроизвольно вжался затылком в стену.

— Вспомни тот момент, когда ты танцевал, будучи под кайфом. Ты не особо что-то контролировал, да?

— То было другое…

— А сегодня ты с каждым разом делал все больше и больше ошибок просто потому, что начинал злиться.

— Я не…

— Ты не с того начал, Есений. Ты оттачивал мастерство, а начинать надо было с эмоции. Это важно ведь, какой ногой ты делаешь первый шаг в вальсе, да? Так и здесь — сначала чувства, потом навыки.

Он встал в полный рост и протянул мне руку, и я охотно вцепился в нее ледяными пальцами. Все-таки с голым торсом в холодной раздевалке такое себе…

— Одевайся, — Марлен швырнул мне в лицо мою футболку и упер руки в бока. — А потом пойдем в зал!

— Зачем?

— Потому что ты боишься людей, — заявил он и, схватив меня за плечо, потащил за собой. — Тебе должно быть наплевать на них, и не важно, хвалят они тебя или критикуют. На твоем жизненному пути уже достаточно человек, которые думают, что знают, как тебе нужно жить. Они пытаются контролировать тебя, пытаются внушить, что хотят тебе добра, но это не так. Маловато вокруг танцоров, зато критиков хоть отбавляй!

Он распахнул дверь и втолкнул меня в объятия родного залитого искусственным светом зала.

— Забей на правила, на правильную постановку рук, на элементы и связки. Забей, Весенний! — с шальной улыбкой произнес Марлен и, сжав пальцами мое запястье, резко притянул к себе. — Они все смотрят… нет, они пялятся! А тебе должно быть в кайф от их изумления, от их злости, от их зависти!

Он обхватил меня за талию, и мне ничего не оставалось, как положить руку ему на плечо, машинально отслеживая, чтобы локоть не опускался вниз, чтоб между нами было достаточное расстояние.

— Они всегда будут смотреть, потому что тебе дано все, чего у них нет! — продолжал он нашептывать, подобно змею искусителю, ведя меня за собой в танце.