Как целует хулиган (СИ) - Андриевская Стася - Страница 9

А вот Оксана была в этом плане святая – спокойная, выдержанная, добрая. И это просто чудо, что Тёмушке попалась именно такая нянька, и что эта нянька полюбила опера Иванова, несмотря на его опасную работу, вечную угрюмость и острую, болезненную недоверчивость к женщинам. Да и сам он словно исцелился ею, доверился спустя долгие пять лет одиночества...

И только сейчас Маринка вдруг остро поняла, как сильно подставила её перед отцом. Не дай бог всё вскроется... Отец не простит. Не с его характером прощать такое. Будет страдать и жрать свой диктаторский кактус, но нарушения своих правил с рук не спустит. И что тогда? Ну не выдержит Оксанка, плюнет и уйдёт – они ведь даже не женаты! – и всем четверым разом станет плохо. А всё потому, что одна самонадеянная дура решила, что уже выросла.

– Спокойной ночи, – заглянула к ней перед сном Оксана.

– Оксан, – села на кровати Маринка, – прости меня, а?

– Ты понимаешь, что я за тебя волнуюсь? – подсела та к ней. – И отец волнуется. И что я не могу между вами разорваться? Понимаешь?

Маринка порывисто обняла её, уткнулась носом в плечо.

– Я не хотела. Не думала, что так получится. Ты только не уходи от нас, ладно?

– Я не собираюсь никуда уходить, но если с тобой что-то случиться, боюсь, отец сам меня выгонит. За ненадлежащее исполнение служебных обязанностей! – Она говорила полушутливым тоном, но Маринка чувствовала в нём горечь. – Надеюсь, прошлой ночью ты не наворотила ничего такого, что уже не исправить? – заглянула Маринке в глаза. – Ты понимаешь, о чём я?

Маринка испуганно кивнула.

– Да. В смысле нет! Не наворотила!

– Хорошо. Давай договоримся, что больше это не повторится. Да?

Она ушла, а Маринка ещё долго лежала и думала – а вдруг наворотила?

*** *** ***

Очнулся. Вокруг темно, в лицо что-то тычется. Доносятся обрывки музыки, смех. Не с первой попытки, но удалось подняться – оказалось, вокруг какие-то ветки. Стал из них выбираться – покатился вдруг куда-то. Внизу долго приходил в себя: в голове били набаты, бок со стороны спины, плечо и бедро тянуло противной болью. Собрался, поднялся на четвереньки. Чуть в стороне с рёвом проносились машины. Дорога. Посидел немного, приходя в себя. Обернулся – выше по склону белела полукруглая стена «Якоря», ярко горели панорамные окна, на террасе толпились гости со свадьбы. Чуть ниже тянулось ограждение из кустов сирени. Вот из них-то он только что и «выпал» Вот в них-то его и скинули, отпинав для начала и слегка порезав. Ощупал плечо – мокрое и липкое, то же и с боком.

Каким-то чудом добрался до своего жигулёнка. При включённом свете через прореху в штанах осмотрел рану на бедре – колотая, противная, но неглубокая, может, сантиметров пять. Болеть, конечно, будет долго, но опять же – хорошо, не перо под ребро.

Пока сидел, ещё ничего, даже без приключений довёл машину до дома, но стоило встать – шатало так, что приходилось держаться за стены. Кое-как поднялся на второй этаж, но вот с попаданием ключом в замок возникли проблемы – от ранения плеча правая рука дрожала, и всё расплывалось перед единственным видящим глазом.

Щёлкнула соседская дверь.

– Ой, Данила, ты что ли, а я-то думаю... – и баба Маша осеклась. – Батюшки-и-и... Что случилось?

– Нормально всё, баб Маш. Просто подрался.

– Да ты же в крови весь! Тебе, может, скорую вызвать?

– Не. Я сам. Не переживайте. До свидания...

– Погоди, тебе тут передали!

– А, спасибо, – ни хрена уже не соображая, кивнул Данила и, стараясь не рухнуть при соседке, ввалился в квартиру. И рухнул уже там.

В темноте и тишине ненадолго забылся прямо в коридоре на полу. Очнулся и не сразу понял, где находится. Помогла дурацкая картинка на стене: сестрица Алёнушка и братец Иванушка покрытые фосфоресцирующим составом – её когда-то сто лет назад подарил матери отец. Ещё до развода. Интересно, почему она забрала себе отцовский дубовый стол, а свою картинку оставила?.. Мысли роились идиотские, но они привели в сознание.

Постоял возле зеркала в коридоре, рассматривая абсолютно заплывший глаз. Выругался, добрёл до кухни, выбрал нож поострее, прокалил его над плитой и, захватив полотенце и чекушку дядь Серёгиного самогона, вернулся к зеркалу.

Сотряс чувствовал, знал его симптомы, но не боялся. Был у него как-то нокаут с долгой отключкой, периодически случались нокдауны. Тренированная башка, короче. А уж сколько этих заплывших глаз и поломаных ушей! Тренер всё шутил: «Пока нос целый, ты, Магницкий, недобоксёр! Иди тренируйся!» Но на самом деле уважал, выделял среди остальных, пророчил большое спортивное будущее. А Данила подрос и, едва перейдя из средней весовой в тяжёлую, променял спортивный режим на кураж и дворовые бойни.

Сжав зубы, надрезал гематому под бровью, спустил кровь. Жаль льда нету.

Завалившись на диван, вспомнил вдруг про соседкину передачку.

– Барс, кс-кс-кс...

Тот примчался, полный надежд на кормёжку, но Данила только кивнул:

– Братан, притащи там пакет из коридора...

Кот глянул на него как на дурака.

– Дармоед, – борясь с головокружением, снова поднялся с постели Данила. – Поедешь у меня в гаражи жить, понял... – и, открыв пакет, замер.

В груди вдруг как-то непривычно расширилось и погорячело. Сердце радостно заколотилось, отдаваясь тупой болью в виски. Сама пришла! И тут же, следующей волной, догнало разочарование – но больше не придёт... С новой силой заболела голова, отбитые рёбра, порезы... Всё вдруг стало таким раздражающим и не имеющим смысла... А потом нашёл записку: «Верни мои босоножки! Завтра в десять на Заканальной»...

Лежал на диване, снова и снова перечитывая эти две строчки, и лыбился как идиот. И вроде уже даже ничего не болело. И было бы там «Сегодня ночью в Удаче» – встал бы и пошёл. А то до утра ещё ждать и ждать, блин...

К утру сто раз передумала туда-сюда. Измучилась и даже разозлилась на себя: Всего лишь забрать босоножки! Пришла, взяла, ушла. Всё! Не надо ни в глаза ему смотреть, ни разговаривать, ни даже здороваться, если не хочется!

Решила не идти. Всё, уже точно. Однако когда в начале десятого Оксана попросила её погулять с братом, Маринка неожиданно психанула.

– А можно было заранее предупредить? У меня вообще-то планы на это время!

Тут же болезненно заскребло по совести, но Оксана только вздохнула:

– Хорошо, я сама. Но говорю заранее: вечером надо будет погулять с Тёмушкой. Так тебя устраивает? И впиши, пожалуйста, в свои супер-планы на сегодня уборку в квартире. Ты, если помнишь, должна была сделать её ещё вчера.

Остановка «Заканальная» находилась в трёх кварталах от дома, от силы пять минут ходьбы, но Маринка почему-то шла все пятнадцать, а уже на подходе и вовсе остановилась. Стало вдруг как-то не по себе.

Ну и зачем ей эти дурацкие поломанные босоножки? Не проще ли соврать Оксанке, что, например, гуляли с Катькой ночью босиком по набережной, и она просто забыла обувь там? Ну да, по пьяни. Но с этим-то уже, вроде, разобрались?

Ещё более идиотски она чувствовала себя стоя на остановке: пять минут одиннадцатого, десять, пятнадцать...

Что он о себе вообще возомнил? Думает, она ему свидание назначила?! Идиот! Да просто босоножки суперские! И, между прочим, денег стоят! А каблуки можно и новые приделать!

Решительно направилась в сторону его дома. Просто заберёт своё и всё. Имеет право.

Позвонила в дверь, а в ответ тишина. И снова это ощущение, что она дура. Даже щёки вспыхнули, а в груди пронзительно заныла вдруг тоска по Кириллу.

Больно. Как же больно! И сколько глупостей не совершай – а заглушить боль не получается.

Всё мужики – козлы! Да пошли они все!

Пнула в сердцах дверь, и, словно в ответ, ручка на ней вдруг дёрнулась. И ещё раз, как будто кто-то баловался ею с обратной стороны. Из-за двери раздалось истошное мяуканье.

Маринка склонилась к косяку:

– Кс-кс-кс... Барсик, Барсик...