Воздушные десанты Второй мировой войны - Коллектив авторов - Страница 67

Позади трудное время учебы и тренировок, когда парашютисты вставали и ложились, думая только о прыжках с парашютом. Развалясь на койке в каюте, я погрузился в воспоминания. У меня всплыли в памяти образы молодого, не достигшего еще двадцатилетнего возраста матроса 3-го класса Цутитама, погибшего во время испытаний парашюта, матроса 1-го класса Тиба, разбившегося во время ускоренной подготовки на базе Татэяма. «Отомщу врагу за них, непременно!» — даю себе клятву и чувствую прилив воодушевления.

Узкая полоска побережья Кюсю постепенно исчезла из виду, я еще раз взглянул в сторону родных берегов, и сердце наполнилось горечью разлуки.

Однако в целом нам было на судне не скучно. «Синда-мару», недавно спущенный на воду пассажирский лайнер, был предоставлен в наше распоряжение в знак признания нашей особой миссии. Парашютисты разместились в каютах первого и второго классов. Обслуживание было поставлено по американскому образцу. Чтобы не было скучно, мы занимались фехтованием. В нашем отряде было много известных фехтовальщиков, и в том числе чемпион флота по фехтованию мичман Сэнно. Некоторые учились передавать сигналы по флажному семафору, не умеющие плавать — обучались плаванию в бассейне и т. п.

1 декабря завершилось наше веселое морское путешествие, и мы вошли в тайваньский порт Гаосюн (Такао). На рейде стояли транспортные и эскортные корабли, в порту находились части сухопутных войск. Все окружающее говорило о приближении войны.

В целях сохранения тайны парашютистов высадили на берег ночью и доставили на авиабазу сухопутных войск, расположенную в пригороде Каги. На базе не было ни одного солдата. Сразу же за нами на базу прибыл отряд транспортных самолетов, которым командовал капитан 3-го ранга Мори.

Нашему парашютно-десантному отряду, сформированному недавно, необходимо было перед отправкой на выполнение боевой задачи заняться повышением боевой подготовки. С этой целью днем мы обычно тренировались в прыжках, а ночью отрабатывали приемы общевойскового боя.

Тренировочные прыжки проводились в условиях, приближенных к боевой обстановке. Основное внимание обращалось на взаимодействие парашютистов с отрядом транспортных самолетов. В целях сокращения потерь при выброске парашютистов и матчасти с парашютами самолет перед выброской переходил на планирующий полет, чтобы, теряя высоту, тем самым затруднять прицеливание зенитчикам. Парашютисты прыгали в полном вооружении и в стальных касках.

Вокруг аэродрома Каги на площади, как мне показалось, около 4 км² простирались бесконечные заросли сахарного тростника. Привыкшим видеть в Японии узкие, тесные аэродромы военно-морского флота, нам этот простор напоминал Маньчжурию. Как здесь легко и свободно дышалось — парашютисту не надо было беспокоиться о том, что его ветром унесет в море. Однако в этом таилась иная опасность. Стоило парашютисту приземлиться в тростниковых зарослях, как он сразу терял ориентировку. Выбирался он оттуда не скоро, словно побитый, с расцарапанным до крови лицом.

— О, дьявол, даже корни у тростника колючие!.. — ругались парашютисты, когда, обливаясь потом, выбирались из непролазных зарослей.

Южное солнце светило особенно ярко. Ежедневно в небе над Каги парили белые купола парашютов. И вот однажды произошло несчастье, в воздухе среди куполов появилась длинная, узкая белая лента нераскрывшегося парашюта и стремительно понеслась к земле. Парашютист разбился.

В тот период батальоны Хоригути и Фукуми проводили тренировочные прыжки поочередно. Несчастье случилось в тот день, когда тренировался личный состав батальона Хоригути. Я в то время, как командир 1-й роты, отрабатывал с десантниками задачу: «Ведение боя после приземления». Узнав о случившемся, я поспешил к месту происшествия. Увидев разбившегося парашютиста, я спросил:

— А где же запасной парашют?

— Он не надевал его, ведь скоро выступаем, — был ответ.

— Дурачье, — в сердцах выругался я, но потом остыл.

Как я говорил выше, уже первый удачный прыжок заставляет думать парашютиста о том, что «не так страшен черт, как его малюют». А после 5—6 прыжков он начинает вообще относиться к ним иногда просто легкомысленно. Я всегда подчеркивал опасность таких настроений, но некоторые из слишком высокомерных офицеров строили гримасу во время моих замечаний и пропускали сказанное мною мимо ушей. Для них все было нипочем. Это меня порою приводило буквально в ярость. Я ведь, не щадя себя, делал все для предотвращения несчастных случаев. (К тому времени на моем счету было уже 50 прыжков, что являлось рекордом в военно-морском флоте. Тогда рекордом считалось даже меньшее количество прыжков. При этом нельзя забывать, что тогда парашюты раскрывались далеко не всегда.)

Уже год, как я имел дело с парашютами. На моих глазах было совершено около 10 000 прыжков с парашютом. Окружающие, видимо, смотрели на меня как на весьма ограниченного человека, который, кроме парашютов, ничего не знает. Среди летчиков, моих предшественников, был один веселый парень, который иногда, остановив кого-нибудь, спрашивал: «Послушай, у меня, должно быть, глупый вид? С утра до вечера я, как дурак, сижу за пультом управления и таращу глаза на приборы».

Я и сейчас вспоминаю об этом. Действительно, и я был в таком положении. Пусть мое поведение казалось тогда людям дурацким, однако именно я понимал истинные причины наших неудач. Вероятно, только поэтому, когда все были подавлены тяжелым чувством во время несчастных случаев, я особенно не боялся. И, напротив, когда все радовались тому, что все парашюты раскрывались и происшествий не случалось, меня охватывало чувство какого-то страха и опасения за то, что радоваться еще не время.

В то время моим искренним желанием было убедить руководящих офицеров в том, что радоваться успехам еще рано, так как надо вообще ликвидировать трагические случаи, связанные с потерей драгоценных нам людей в период обучения. Но мои старания не давали большого эффекта.

Я твердо знал, что недавно созданный парашютный отряд нуждается в очень серьезной подготовке, и целиком отдавался этому делу. Однако каждый человек имеет свои возможности, и вскоре жестокая действительность сделала все мои благие намерения ненужными. Наш парашютно-десантный отряд в то время напоминал цыпленка, только что вылупившегося из яйца, причем единственного во флоте. Но этот совсем еще не оперившийся цыпленок уже готов был броситься на орла. Полные боевого задора, но не знавшие действительности парашютисты проявляли большую опрометчивость. И вот близился час, когда они должны были вступить в бой.

Вскоре я узнал от командира отряда содержание секретного приказа, в котором говорилось о том, что Япония вступила в войну с Америкой. Наступал решительный момент, когда нация Ямато мощным ударом в самое сердце должна была отомстить ненавистным англосаксам, которые в стремлении захватить весь мир стали распоряжаться на Тихом океане.

Поистине было досадно то, что как раз в это время пришлось отправить в Японию 10 парашютистов, получивших травмы во время тренировочных прыжков, а также прах одного погибшего.

Два раза в неделю в свободное от занятий время нам разрешалось уходить из расположения части, и мы старались как можно веселее провести это время. В многочисленных лавчонках, устроенных прямо на улице, в изобилии продавалась всякая снедь, овощи, фрукты — выбирай и ешь, что хочешь. Мы очень обрадовались, так как в Японии в этом отношении было трудно. В хорошем расположении духа под влиянием перемены обстановки мы ждали «дня X». Мы надеялись и верили в то, что войну начнем именно мы, что нас сначала перебросят на Филиппины, а затем на остров Таракан.

8 декабря 1941 года. Рано утром в казармах раздался сигнал «Тревога!». Командиры отрядов объявили: «„День X“ наступил, к югу от Японии, в районе Тихого океана, начались военные действия».

Вот и пришло наконец время, которого мы так ждали. Именно ради этого дня я пришел в военно-морской флот и преодолел столько трудностей.