Драконья кровь - Демина Карина - Страница 2

– Но я не только врач, я еще и человек. А мое подсознание кричало, что она опасна. Но отказать мистеру Эшби? Можно было бы попрощаться не только с местом, но и с карьерой. И разум взял верх. Признаюсь, теперь я рад, да… Несколько дней она провела, привязанная к кровати. И с кляпом во рту. Не потому, что я садист, отнюдь. Мне невыносимо, когда приходится применять подобные меры… я был рядом с ней, разговаривал. Наблюдал. Я поил ее. И ставил капельницы, чтобы как-то поддержать жизнь в ее теле. Я помогал ее мыть. Смазывал воспаленные места… их было много. Полагаю, что мистер Эшби сам пробовал справиться с болезнью. Как и многие до него, он просто недооценил серьезность ситуации и сделал только хуже. Обратись он раньше, и нам бы удалось скорректировать состояние Лукреции. Есть ведь лекарства. Очень хорошие лекарства.

Скупые строки: возраст, вес, девичья фамилия.

Три беременности? Но ребенок один… Так, выкидыш на позднем сроке. И младенец, который умер сразу после родов. Могло ли это повредить хрупкую душу? Но ведь она все равно рискнула и родила Ника. Имя его здесь же. И дата рождения.

– Люди закрывают глаза, говоря себе, что маленькие странности есть у каждого, не замечая, как маленькие странности растут, превращаясь в большие, а эти большие становятся полноценным сумасшествием. С ним же справиться способен не всякий. – Вздох.

И очередная страница. Краткий анамнез. Анализы… странные анализы.

– Что у нее с кровью?

– Вы про повышенный уровень лейкоцитов? Полагаю, тому виной воспаление. Говорю, ее кожа была в ужасном состоянии. Да… а гемоглобин низкий, поскольку, как выяснилось, в последние месяцы миссис Эшби питалась крайне скудно. Мы долго приводили ее в порядок.

Страница. Список лекарств. В принципе довольно стандартный, разве что сочетание успокоительного и снотворного кажется странным.

– Понимаю. – Ему не нужно больше задавать вопросов. Мистер Пимброк готов отвечать и так.

– Но обычные дозы на нее не действовали. Мы перепробовали многое. Она получала двойную дозу карпанола, однако безрезультатно, а вот сочетание с гладифармом оказывало успокаивающее воздействие. Лукреция не засыпала, но хотя бы переставала кидаться на людей. И вредить себе.

Не засыпала?

Да половины дозы хватит, чтобы успокоить здорового мужчину вроде Луки… Который делал вид, что все как обычно и ничего-то не случилось.

Не случалось.

На другую ночь Милдред сама пришла к нему. И он впустил ее. А потом так же молча выпустил, признавая за ней право уходить на рассвете. И за это ему захотелось отвесить пощечину, потому что никто из мужчин Милдред не готов был просто взять и отпустить ее.

Наверное, поэтому она вернулась снова.

А потом испугалась, что привяжется, и ушла. Лука собирался поехать с ней. Милдред не просила, но знала – собирался, только в последний момент ему позвонили: все ли в порядке?

– Сперва она почти все время находилась под действием этих лекарств. Не разговаривала сама. Не пила. Не ела. Но и не возражала, когда ее кормили и поили. Была вялой, апатичной. Но стоило чуть снизить дозу, и просыпался зверь… очень хитрый зверь.

Первый случай, судя по записям, произошел спустя полгода после того, как миссис Эшби оказалась в стенах сего заведения.

Краткие сухие записи: нападение, нанесение телесных повреждений средней тяжести.

– Она сперва бросалась сразу, стремилась вцепиться в горло или в лицо. И к этому привыкли. Научились предугадывать, но не учли, что шизофрения – болезнь крайне неровная. Мне показалось, что ей становится лучше. Во всяком случае, поведение выровнялось. Исчезли всплески агрессии. И миссис Эшби заговорила. Она просила прощения за то, как вела себя. Правда, тут же утверждала, что не помнит подробностей, что в голове туман. И что ей тяжело. Иногда спрашивала о сыне. Это был прогресс, и немалый. И когда она попросила уменьшить дозу, я пошел навстречу. Мне и самому проще работать с человеком, чей разум не затуманен.

– Вы менталист?

– Эмпат, как и вы. Но более опытный. – Его улыбка была чистой, что весеннее небо. И немного лукавой. – Но, признаться, не ожидал и не сразу понял. Здесь я не закрываюсь. Привык. Да и легче уловить неладное. А с миссис Эшби неладного я не ощущал. Напротив, она была полна раскаяния. И очень грустила. По дому, по сыну.

– А по мужу?

– Нет. О нем она старалась не говорить. Впрочем, я, как уже упоминал, пошел ей навстречу. И дозу снизили. Первые несколько недель мы были осторожны. Мы наблюдали за ее поведением. Я лично проверял ее настроение каждый день, и не по разу. Я боялся пропустить вспышку гнева.

– Но пропустили?

Ту медсестру звали Эбони. И выписка из личного дела имелась. Вес. И рост немалый. И судя по тому, что Милдред видела, здесь работали весьма крупные женщины.

– Это не было гневом. Это было частью плана. Совершенно безумного, но в то же время довольно логичного. Шизофреники в принципе способны мыслить логично. Они удивительно последовательны в своем безумии, оттого часто это безумие и остается незамеченным. Миссис Эшби начали выпускать на прогулку. Она сумела подружиться с Эбони. Та работала уже десять лет. Очень опытная сестра… была.

– Она…

– Нет, что вы. Уволилась. Мистер Эшби выплатил ей такую компенсацию, что у Эбони просто отпала необходимость работать дальше.

– И что произошло?

– Во время прогулки миссис Эшби ударила Эбони камнем. Подобрала у клумбы. Обмотала в тряпку. Понятия не имею, где она ее нашла. Сперва она оглушила Эбони, а когда та упала, начала наносить удар за ударом по лицу. Мистеру Эшби пришлось оплачивать его восстановление. И поверьте, он нанял лучших целителей.

Еще бы. Вряд ли мистера Эшби порадовал бы скандал. Безумная жена, изуродовавшая медсестру, и сын, который тоже потенциально может оказаться безумцем.

В городе бы их не поняли.

– Она раздела Эбони. Она надеялась столкнуть тело в воду и спрятаться. У нас большая территория. И признаю, что при определенной толике везения прятаться она могла бы долго. Затем, по ее замыслу, когда тело отыскали бы, все бы решили, что миссис Эшби мертва.

– Погодите, они же не похожи.

– Да. Для вас. Для меня. Для всех прочих. Но по разумению миссис Эшби, ей было достаточно поменяться одеждой, чтобы стать Эбони. И обратите внимание. Она не собиралась притворяться Эбони. Она хотела ею стать.

Интересное уточнение. И пожалуй, важное.

– Она не учла, что я все равно оставил наблюдение. Да и маячки на территории сработали. У нас самая совершенная система контроля. Во многом стараниями мистера Эшби.

– И как он отреагировал?

– Был расстроен. Но я опасался, что он станет обвинять меня. Все-таки это был мой недосмотр. Но нет, он быстро договорился о курсе лечения для Эбони. Предложил ей компенсацию… в четверть миллиона.

Сколько? Да, пожалуй, четверть миллиона – веская причина молчать.

А медикаменты сменили.

Тазепам? Он только лет пять как получил лицензию.

– Да, мы проводим испытания… иногда… с разрешения опекунов, естественно. А тазепам показывал отличные результаты.

Что ж, мистер Пимброк хотя бы не лукавит.

Испытания и вправду проводятся. И далеко не всегда те, на ком они проводятся, знают правду.

– Лукреция очень разозлилась, когда побег не удался. И заговорила. То есть мы и до этого беседовали, но на нейтральные темы. А тут она заговорила о том, что действительно важно. Для нее. И так я узнал, что миссис Эшби ненавидит своего сына.

Она изменилась. Похудела. И поблекла.

Узкое личико. И глаза, в которых пряталось безумие. Инвалидное кресло, на подлокотниках которого лежат полупрозрачные ладони. Пальцы мелко подрагивают, и смотреть на это неприятно. Но обманываться не стоит, силы в этих руках немало.

Следующую медсестру, приставленную к ней, миссис Эшби задушила.

И да, мистер Эшби выплатил семье полмиллиона. А еще столько же ушло, чтобы замять дело. Нет, расследование проводилось, и выяснилось, что покойная сама нарушала внутренние правила. Именно она научила миссис Эшби плести кашпо.