Синдзи-кун и дорога домой (СИ) - Хонихоев Виталий - Страница 30

О, рынок, где продают надежду — это самый большой рынок в мире, все глянцевые журналы продают именно ее. Взгляните на лилии полевые, кричат они, выкладывая на обложку очередную старлетку с безупречной фигурой и пустыми, съеденными изнутри глазами — взгляните на них! Они не сеют, не пашут, но и сам Царь Соломон во всей славе своей не был так красив, не был так одет, не был так богат… насколько же вы лучше лилий? И очередная полевая «лилия» с готовностью снимала купальник на обложке и вкладке. Вам все возможно! — продают эти журналы. Вы можете добиться чего угодно! Вот, птицы, да птицы — говорят они и на обложке журнала появляется и птицы — голенастые, угловатые, еще подростки, в нарочито наполовину детских нарядах и с леденцами в руках — будто школьницы. Но наряды у них только похожи на детские, а их позы вызывающе эротичны, а леденцы они кладут себе в рот и облизывают словно это и не леденцы вовсе. Лицемерие голенастых подростков, прикидывающихся детьми на обложках, — кричит словами Нагорной проповеди — Взгляните на птиц небесных!

Взгляните на них — они не сеют, не жнут, не собирают в житницы, и Отец Небесный их питает — насколько же Вы лучше их? — говорят обложки глянцевых журналов и вечерние шоу на развлекательных каналах. Этой птице небесной всего четырнадцать лет, но она уже зарабатывает миллионы, снимаясь в откровенных фотосессиях для журналов и продавая воду, в которой она купалась. А эта птица небесная — уже купила себе сеть заправок и парикмахерских, а все, что она сделала — снялась в двух эротических фильмах и вышла замуж за рок-звезду. Они развелись, но имущество было поделено пополам. А вот еще птица — ей и вовсе повезло. У нее такая занимательная щербинка между передними зубами, она такая милая с этим недостатком, что стала пользоваться невероятной популярностью. Ну, конечно, этому немного помог тот факт что у нее грудь четвертого размера и готовность обнажать эту самую грудь по поводу и без.

Подумайте — продают надежду глянцевые журнала и вечерние шоу — вы же можете быть как они. Не прикладывая усилий — просто получить миллионы и быть популярным. Вот, например один фермер — выиграл деньги в национальной лотерее — теперь он богач и живет в Токио, вот его бассейн, заполненный красотками. Или тот неприметный паренек из провинции, который работал в офисе — в него неожиданно влюбилась принцесса корпорации «Мегумин ИНК» и теперь он — тоже принц и наследник. Все возможно — так шепчут журналы. Отец Небесный прокормит вас, он подумает о вас, он обеспечит и оденет вас …

Но надежду продают не только глянцевые журнал и вечерние шоу на развлекательных каналах. Надежду продают все — это самый большой рынок. Она пользуется спросом почище героина, потому что человеку на дне, человеку отчаявшемуся — ничто так не нужно, как щепотка, горсточка, понюшка надежды.

Надежды на то, что все будет иначе чем есть сейчас. Надежды на чудо, на то, что лежа в бетонированном желобе ливневого стока он наконец сможет увидеть звезды. Он горько усмехается, зная, что это никто не увидит. Правильно говорила мать, думает он, такие как я — заканчивают свои дни в канаве. Просто в ее время еще были канавы — выкопанные в земле, в мягкой земле. Наверное, и лежать там было помягче. В наше время в городе не найти такой вот канавы, если только бетонные ложа ливневых стоков, перекрытые решетками… но этого достаточно для такого как он. У него нет работы, потому что «офис СКПУ в Сейтеки скомпрометировал себя в инциденте с Сумераги-тайчо» и «инцидент требует дальнейшего расследования, оставайтесь на связи, Горо-сан». Он прекрасно понимает, что означает это «оставайтесь на связи». Это означает увольнение, а в дальнейшем — возможно, что уголовное преследование. Все произошло так, как он и подозревал — вся эта возня с Сумераги-тайчо и ее «демонами» — была только прикрытием для настоящей, большой игры с большими мальчиками и девочками. Такой игры, в которой сам Горо и Кеко и все в местном офисе СКПУ — не были даже пешками, а так, пылью на игровой доске. Которую сдули. И как! Двух суток хватило на то, чтобы «группа террористов, арестованная спецотрядом Инквизиции» превратилась в «случайных жертв произвола коррупционной системы», «спасителей нации, которые открыли глаза Императору и народу на истинную суть Инквизиции» и «сотрудников «Антимагии» под прикрытием». Официального признания «Демонов» в этом качестве не последовало, но этого и не было нужно. Все поняли.

А их офис, отделение в Сейтеки — как назло оказалось в самом центре событий. Именно ресурсы и материальную базу местного СКПУ использовала Инквизиция при визите сюда и попытке задержания «Демонов». Причем дважды. И всем плевать, что местный офис попросту не имел возможности отказать высокопоставленным «гостям» из столицы. У них в уставе прописано «содействие и взаимопомощь» всем правоохранительным органам! Обратилась бы «Антимагия» — и им бы помогли. Вот только «Антимагия» не обратиться. Никогда ни к кому не обращалась. «Антимагия» просто появляется где угодно и творит что захочет. Единственным противовесом этой службе уничтожения неугодных магов — была Инквизиция. И вот теперь — ее фактически нет. Совпадение? Случайность? Горо не верил в случайности. Их не бывает.

Значит большая игра, затеянная большими мальчиками и девочками — удалась. Где-то в Токио потирает руки тот, кто стоит за «Антимагией» — и Горо был уверен, что это седой, худощавый старик, чем-то неуловимо похожий на Джиро-сама, с такими же добрыми лучиками морщинок вокруг глаз и сталью во взгляде. Где-то далеко этот старик закуривает свою трубку, стирает с лица уже ненужную улыбку и смотрит вверх. На звезды. Почему-то Горо уверен, что он — их видит. И эта несправедливость особенно больно ранит сердце. Он — всего лишь горстка пыли на игровой доске, всего лишь один старик в умирающем городе на побережье, но и у него есть право увидеть звезды. Хотя бы раз.

Он снова смотрит вверх и видит, как там — наверху — загорается алая звезда. Арктур? Сириус? Слишком яркая и слишком большая… звезда разгорается все ярче… освещая и лицо той, кто затягивается в ночи сигаретой, стоя над ним.

Кайя садится на край бетонного ложа ливневого стока и затягивается снова, выдыхая клуб дыма вверх. Очертания дыма можно увидеть, потому что огни ночного города отражаются от дыма. Или это ее дыхание?

— Сегодня будет довольно холодно, Горо-сан — говорит Кайя: — простудишься.

Он ничего не отвечает, Кайя-сан всего лишь одна из жертв этого города, тоже погнавшаяся за своей мечтой в блестящей обертке из надежды. Никто не знает, что на самом деле стоит за этим «взгляните на лилии, как они растут: не трудятся, не прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них.» Никто не знает, но он может предположить — Кайя-сан вынуждена терпеть тяжелое дыхание и потные мужские ладони, терпеть что-то, от чего невозможно отмыться, даже если стоять под обжигающим кожу душем пять часов подряд. Марать свою душу, послушно подставляя ее под плевки и окурки тех, чьи мечты уже поломаны и теперь они с подленьким чувством сладости — ломают мечты других. Ее душа — гибкая, ее натура — позитивная и оптимистичная, только это и дает ей силы вставать с утра и открывать шторы навстречу солнечному свету вместо того, чтобы набрать горсть таблеток или уронить тостер в ванную или поднять над предплечьем бритву... Кайя-сан сильнее душой чем все они вместе взятые, но однажды… однажды этот город сломает и ее. Как он уже сломал его. И сейчас, лежа на холодном бетоне — он отдал бы все за новую порцию надежды. На то, что все уладится. На то, что Кеко-тян вернется и что они будут жить вместе, в уютном домике в деревне, на то, что они вместе заведут себе кошку, толстую и ленивую, которая будет греться летними деньками под солнцем и согревать ноги долгими зимними ночами, на то, что он наконец сможет увидеть звезды в небе.

Рядом раздается шорох. Он скашивает глаза. В полутьме он видит, как Кайя-сан ложится в бетонный желоб ливневого стока рядом с ним.