Лавандовые тайны (СИ) - Хаан Ашира - Страница 41

— Не может быть, чтобы южные народы не знали о таком свойстве песчаных монстров. Может быть, в крепости сохранились какие-то записи от прежних владельцев? — голос Тойво заставляет Тимиру вздрогнуть и вынырнуть из бездны ужаса, куда ее погрузил взгляд Петры.

— У нас есть архив, но он весь написан на языке пустынных кочевников, — отвечает Иржи, и Тимира невольно переводит на него взгляд, но тут же пугается, что сейчас он посмотрит в ответ и случится непоправимое.

— И ты ни разу за эти четыре года не поинтересовался, что там? — в голосе Тойво раздражение.

Тимира знает его достаточно, чтобы понимать, что это признак его самого сильного гнева.

Она знает, что в такие дни нужна своему мужу сильнее, чем раньше. Нужна, чтобы он мог обнять ее, расслабиться под ее прикосновениями и поцелуями, погрузиться в то тепло, что может дать только она.

— Что ж, значит пришло время это сделать, — отвечает Иржи спокойно, с легкой насмешкой. — Хочешь заняться этим сам или я направлю в архив Грега. Он знает язык кочевников.

— Займусь вместе с Грегом, — решает Тойво, кивая тому, сидящему по левую руку Иржи. — Завтра же с утра.

— Договорились. Грег — поступаешь в распоряжение господина советника. Все его приказы выполнять, как если бы они исходили от меня.

Тимира вздрагивает, когда все вокруг начинают вставать, отодвигая со скрипом тяжелые стулья и направляясь к выходу. Иржи тут же окружает толпа магов огня, заслоняя его от взглядов. Почему-то становится немного легче.

— Пойдем, — говорит Тойво. Он сплетает свои пальцы с ее, поднимает руку и легко-легко притрагивается губами к тыльной стороне ладони. — Отдохнем. Я ужасно соскучился.

Раньше Тимира встала бы на цыпочки, провела ладонью по его щеке и даже поцеловала несмотря на толпу свидетелей. Но сейчас она тянет его поскорее в темные коридоры крепости, тянет к их комнатам и только за закрытой дверью наконец позволяет себя поцеловать.

— Наберешь мне ванную? — спрашивает Тойво, не замечая странностей в поведении жены.

Пока не замечая.

Он расстегивает мундир, садится в кресло и со вздохом облегчения стягивает сапоги.

Тимира привычным жестом наполняет ванну, стоящую у зажженного слугами камина. Тойво встает, стягивая рубаху через голову, подходит и протягивает руку, чтобы подогреть воду…

И замирает на месте, замечая легкий парок, поднимающийся от медной лохани.

— Теплая? Ты сразу сотворила теплую воду? — в изумлении оборачивается он к Тимире.

Она тянет руку к янтарному амулету у себя на шее и стискивает его в ладони, умоляя забрать тот ошеломляющий ужас, который раскручивается тайфуном и поднимается вверх по позвоночнику.

Стук в дверь.

Спасает. Останавливает. Прерывает разговор, который кажется Тойво лишь милой семейной беседой о странностях магии, а Тимире — началом конца.

Тойво делает несколько шагов к тяжелой двери, набрасывая обратно снятую было рубаху, распахивает ее и видит на пороге генерала Тотха.

— Что-то случилось? — встревоженно спрашивает он.

Тимира оседает на застеленную покрывалом кровать, ноги больше не держат ее.

— Да, господин советник… — склоняет голову генерал. — Да, Тойво. Я должен тебе кое-что рассказать…

— Где Грег? — спрашивает Иржи, не отрывая глаз от страниц старинного журнала, что привезли ему разведчики. — Тут есть перевод, но на гравюрах, кажется, написано что-то важное.

— Как обычно, в архиве. — Петра сидит, откинувшись назад, на спинку высокого стула и смотрит в потолок. — С господином советником, помнишь?

— А, да… Иди сюда ты тогда. Ты же знаешь язык пустынных дикарей?

— Не так хорошо, как мой брат, — отзывается Петра, не двигаясь с места и даже не отвлекаясь от разглядывания темной трещины на штукатурке, которая огибает вбитый в потолок крюк для тяжелой люстры. Люстры там давно уже нет, и на него вешают обычные фонари со свечой внутри.

— Петра! Ты все равно ничем не занята! — сердито замечает Иржи. — Какое удовольствие целый день торчать рядом со мной и дуреть от безделья?

— Я не бездельничаю, я вас охраняю, господин командующий, — все так же безразлично отзывается Петра. — Вы сами назначили меня в свою личную гвардию. По ранговому расписанию командующему крепости положен личный охранник. Это я.

— Охранник, значит… — говорит Иржи, и глаза его гневно сверкают. — А не переводчик?

— Ни в коем случае. Переводчика присылают из столицы, если ожидаются переговоры с иностранными посольствами или требуется допрос пойманных разведчиков.

Иржи отрывается от журнала и долго смотрит на нее. Очень долго. Надеясь, что своенравная подруга найдет в себе крохи совести. Но не для того она уже третий день старается вывести его из себя, чтобы сдаться так легко.

— Значит то, что ты ходишь за мной по пятам и ни на минуту не оставляешь одного — это ты меня так охраняешь? — уточняет он.

— Именно так, господин командующий.

Петре потихоньку надоедает эта трещина на потолке, но упрямства ей не занимать.

— И от кого же?

Он щурит темные глаза, и угроза в его голосе очевидна любому, даже незнакомому свидетелю. Разумеется, она очевидна и Петре, ведь она знает Иржи так, как никто другой во всем мире.

— От опасности, — обтекаемо отвечает она. — Вы знаете… даже тут, в крепости, очень много опасностей. Особенно тут, в крепости.

— И поэтому ты ночуешь у дверей моих покоев?

— Я обязана охранять вас и днем, и ночью.

Особенно ночью.

Особенно.

Когда вечерами Иржи накидывает плащ и выходит, чтобы подняться в башню, он обнаруживает Петру у своих дверей. И ее понимающий взгляд не сулит ему ничего хорошего.

Уже три ночи он проводит один в своей спальне, помнящей стоны и вздохи Тимиры. Хранящей на подушках теплый аромат трав, исходящий от волос Тимиры. Это долгие, невыносимые часы бессонницы, когда Иржи мечется от безумной своей любви к такой же безумной вине.

Он распахивает окно и смотрит на красноватую луну, равнодушно освещающую пески югов. Сухие от песчаной пыли глаза зудят и чешутся, слезные каналы пересыхают, как реки в сезон ветров. В самое страшное время — в самые темные часы он остается один, лицом к лицу со своим выбором без выбора. И раз за разом делает его. Чтобы тут же пожалеть. Но не отменить этот выбор.

Утром он встречается глазами с Тимирой в общем зале. Ненадолго, на несколько мгновений. Замечает и ее усталый вид и все признаки бессонницы. Может быть, она приходила к его покоям тайком этой ночью, но заметив Петру — ушла?

Он все думает спросить ее об этом, но когда оба, ускользнув — он от своей помощницы, она — от фрейлин, оказываются в тайной комнате почти на самой вершине башни, им не до разговоров.

Ее юбок всегда слишком много, его завязки на штанах всегда путаются, их поцелуи бесконечно ненасытны, а время утекает стремительно, как вода — тонкой струйкой — чтобы не возвратиться. Жадные прикосновения, всего несколько слов — самых главных. Всегда одинаковых.

И расставание.

С надеждой на новую встречу.

Украдкой сорванные поцелуи, когда удается пройти мимо друг друга в узких коридорах.

Прикосновения пальцев почти у всех на глазах.

Запретные и рискованные.

Но взгляды их выдадут быстрее прикосновений.

Поэтому они стараются не поднимать глаз.

— Позови Грега, Петра, — ровным голосом говорит Иржи.

— Что мне делать, если твой брат не отпустит его?

— Как он может не отпустить моего офицера? — удивляется тот.

— Посмотрит разочарованным взглядом, — пожимает плечами она, переводя наконец взгляд на что-то другое, кроме трещины.

На шпалеру во всю стену ровно напротив стола. На ней изображен один из оазисов, существовавших когда-то в этой части пустыни, но не доживший до нынешних дней.

Башня в три этажа, пруд под ее окнами и влюбленная пара на берегу этого пруда. Пышные растения почти полностью скрывают их, но поцелуй, вытканный шелковыми нитями, все же достаточно страстен, чтобы был повод удивиться, что это произведение искусства делает в кабинете командующего.