А потом он убил меня - Барелли Натали - Страница 2

Я не убивала своего мужа.

Я говорю толпе:

— Я не убивала мужа! — Но никто меня не слушает, поэтому я кричу, кричу во все горло, чтобы перекрыть их вопли «Убийца!»: — Я не убивала своего мужа!

Кто-то тащит меня назад.

— У-бий-ца! — скандирует толпа.

— У-бий-ца!

— У-бей е-е!

— С годовщиной, любимая!

Мой замечательный преданный муж мягко ставит на стол между нами синюю подарочную коробочку. Я восхищенно хлопаю в ладоши.

— Что там?

Джим поднимает бокал шампанского и жестом приглашает меня присоединиться. Я следую его примеру, мы чокаемся. Мне никак не согнать с лица улыбку.

— Тебя тоже с юбилеем, дорогой, — отвечаю я, вдруг немного застеснявшись. Оттого, что я сижу за столом напротив этого представительного и обладающего властью мужчины, у меня вдруг замирает сердце.

— Открой.

— Вообще-то, ты вовсе не обязан, — нежно браню я его, глядя вниз, на коробочку от Тиффани, которую ни с чем не спутаешь. — С виду там что-то дорогое.

Джим улыбается, открывает рот, собираясь что-то сказать, и тут сзади доносится:

— Эмма Ферн?

Я не знаю ее, эту элегантную женщину, которая смотрит на меня широко раскрытыми глазами, чуть подавшись вперед, чтобы лучше видеть. Я прячу легкое раздражение от ее вмешательства и улыбаюсь.

— Да?

— Так и думала, что это вы! Ох, дорогая моя, как чудесно вас встретить! — говорит она, хватает мою руку в свои и начинает трясти. Незнакомка все никак не унимается, и приходится мягко забрать руку.

— Большое спасибо. Я тоже рада встрече.

Мне на диво неловко, когда люди так себя ведут, потому что вроде бы напрашивается вопрос: «А вы сами кто будете?», но получится слишком высокомерно. «Я вас знаю? Мы уже встречались?» — проносятся в голове варианты.

Разумеется, я понимаю, отчего такое случается. Я знаменитость: любимая многими писательница, лауреат премии Пултона (сказать по правде, понятия не имею, кто там победил после меня, да и какая разница) и автор бестселлера, легко обошедшего остальные новинки.

— Шарлотта Харпер, — догадавшись о моих мыслях, сообщает женщина, — а это Корнелиус. — И она оборачивается к мужу (во всяком случае, я предполагаю, что это ее муж), который даже на таком расстоянии выглядит слишком молодым, чтобы зваться Корнелиусом.

Мне известно, кто такие эти Харперы. Никогда не встречала их прежде, зато неоднократно видела в светской хронике и соцсетях. Они вечно фотографируются то на балах, то на благотворительных мероприятиях.

— Спасибо, Шарлотта, до чего же приятно с вами познакомиться! — Я стараюсь не пялиться на ее прекрасное платье.

— Так и знала, что это вы, — повторяет она. — Хотела сказать, что обожаю «Бегом по высокой траве». У вас действительно получился великолепный роман.

— Спасибо, очень любезно с вашей стороны. — Я показываю в сторону Джима: — А это мой муж, Джим Ферн.

— Да-да, конечно, экономист. Приятно познакомиться. Вы, наверное, страшно горды, — начинает Шарлотта Харпер, и в первый миг мне кажется, что речь о его трудах в «Форум миллениум», но она улыбается мне и завершает фразу: — …что женаты на такой поразительной женщине.

В ответ я тоже улыбаюсь, с благодарностью, а Джим подмигивает мне и говорит, что еще как горд, и я сдерживаю ухмылку, потому что знаю: он действительно гордится мною, и для меня это приятнее всего на свете. Потом Шарлотта Харпер спрашивает:

— А скоро у вас выйдет новый роман?

Вопрос звучит очень искренно, но, если честно, я его ненавижу. Почему все считают, что я вообще хочу опубликовать еще один роман? Разве у них есть хоть какое-то представление, как я настрадалась с «Бегом по высокой траве»? Нет. Совершенно определенно нет. Иначе я была бы в тюрьме.

— Да, скоро, — легко лгу я, — этой осенью.

— О, великолепно! Уже предвкушаю.

Она снова тянется к моей руке, и на миг мне кажется, что для поцелуя, но, слава богу, нет, иначе уж совсем перебор; вместо этого Шарлотта берет мою ладонь в обе свои и сжимает.

— Спасибо, — с чувством говорит она, — спасибо вам большое.

И как раз когда я отвечаю: «Нет, это вам спасибо», она разворачивается и уходит. Джим, который молчал весь разговор, полностью его игнорируя, теперь ворчит:

— Ну вот, снова-здорово, — хоть и по-доброму.

Я смеюсь.

— Да уж, но что тут поделаешь?

Хотя на самом деле такого уже некоторое время не случалось: чтобы меня останавливали, просили автограф, узнавали. Я смутно осознавала грядущую, незаметно подкравшуюся безвестность, и она слегка меня беспокоила. Тем приятнее, что меня узнали именно сегодня, в годовщину свадьбы.

— Так на чем мы остановились? — улыбаюсь я.

Потом беру хорошенькую коробочку, аккуратно развязываю ленту, разворачиваю голубую упаковочную бумагу. Джим поглаживает меня по руке, когда я поднимаю бархатную крышку, чтобы обнаружить под ней тонкое колечко из белого золота с бриллиантами. Я осторожно достаю его из мягкого гнездышка и поднимаю, чтобы полюбоваться. От такой красоты захватывает дух.

— Нравится?

Я бережно держу колечко двумя пальцами и наблюдаю, как бриллианты искрятся на свету.

— Оно прекрасно. — Я надеваю кольцо и поднимаю взгляд на Джима, сияя от радости.

— Ты на меня таращишься, — с улыбкой говорит он.

— Знаю.

Мне нравится за ним наблюдать. Сейчас он выглядит лучше, чем когда бы то ни было, с этими своими густыми волнистыми волосами, которые острижены не так коротко, как раньше. Вначале я сомневалась относительно такой прически, но теперь она мне нравится: с ней Джим похож на европейского интеллектуала. Особенно если учесть, что виски у него слегка поседели.

А еще сейчас он в лучшей форме, чем в прежние времена. Последние месяцы он почти каждый день во время обеда ходит заниматься в зал. Всего несколько лет назад Джим задрал бы нос перед мужчинами, которые тягают железо, но для того, чтобы он занялся собой, хватило одной чрезвычайно нелестной фотографии в прессе, наглядно запечатлевшей лишние фунты у него на талии. Теперь черты мужа заострились, нижняя челюсть стала решительнее. Иногда, посмотрев на него при определенном освещении, я думаю, что прежде он не был так хорош собой.

— Прости, что ты сказал? — переспрашиваю я, мотнув головой.

— Я заказал гравировку.

Он показывает на кольцо, и я тут же снимаю его с пальца, чтобы разглядеть. Оно соскальзывает подозрительно легко, и я делаю мысленную пометку отдать его ювелиру, пусть уменьшит.

«С каждым днем я люблю тебя все сильнее».

— Ох, Джим! Спасибо тебе, дорогой!

Если у меня и были сомнения, то надпись их легко развеет. Гравировка — вовсе необязательный, но ужасно милый штрих.

— Закажешь еще шампанского? — прошу я.

— Конечно. — Он оборачивается, ловит взгляд официанта и делает ему знак. Я нагибаюсь и аккуратно, чтобы не примять бант, достаю из сумки пакет, после чего двигаю его к Джиму со словами:

— Теперь твоя очередь.

Он улыбается, придвигает пакет к себе и интересуется:

— Что там?

— Сам знаешь.

Джим поднимает бровь.

— Я же обещала, — произношу я застенчиво, почти по-девичьи, но момент уж очень торжественный. Джим молча кивает, потом говорит:

— Спасибо, — берет пакет и засовывает в свой мягкий кожаный портфель.

— Не хочешь открыть? — спрашиваю я.

— Незачем.

— Понятно.

— Я тебе доверяю. — Он протягивает руку над столом, берет мою ладонь и сжимает ее.

— Вот и хорошо. Я тоже тебе доверяю.

— За нас! — провозглашает тост Джим.

— За нас.

Шампанское приятно щекочет язык. Оно холодное, сладкое и вкусное. Джим делает глоток, ставит на стол бокал и принимается его вертеть, зажав ножку в пальцах.

— Как дела на работе? — бодро интересуюсь я.

— Фантастично! — кивает муж. — Я не говорил тебе, что у нас теперь новый исследователь? Из лаборатории мировой экономики Массачусетского технологического университета.