Ублюдок (СИ) - Воробей Ирина Леонидовна - Страница 4

– Не бойся, я на противозачаточных, – успокоила она парня.

Марк смотрел на нее полузакрытыми глазами, все еще жадно и с легкой досадой, что все так быстро закончилось. Он не успел взять ее сзади. В памяти всплывали кадры из палатки. Тогда он был нежен с ней, боясь вызвать у друзей подозрения. Теперь бы он ее отодрал по полной, ударно вонзал бы член в мокрую обволакивающую мякоть, не обращая внимания на крики, чтобы круглые ягодицы стукались о его напряженные бедра и расходились волнами. Он бы их шлепал хлестко и сжимал пальцами, заходя все глубже и глубже. В фантазии он продолжал слышать ее низкие стоны – одних этих звуков хватало, чтобы возбудиться. Но член уже размяк. Два оргазма за два часа для него и так было много. На третий ему никогда не хватало сил.

Все произошло на диване в гостиной. Вера осталась лежать с закрытыми глазами на одной из подушек, а Марк скатился на пол и достал ноутбук, надеясь, что, вымотавшись, она уснула. Ему, наоборот, захотелось поработать. Он чувствовал приятную расслабленность во всем теле, но голова соображала хорошо. Он любил такие моменты. Наверно, это было вдохновение.

Будучи архитектором, он помимо основной работы на отца выполнял заказы на частные дома и коттеджи, бессмысленно надеясь за счет этого добиться хоть какой-нибудь независимости. Марк понимал, что это ни к чему не приведет – отец его так просто не отпустит, но все равно делал, непонятно зачем. На выходные он взялся за проект двухэтажного коттеджа с джакузи. Образ нового дома внезапно предстал в сознании яркими красками. Парень долго ломал голову над фасадом здания, но теперь все стало предельно ясно. Осталось только начертить.

– Сразу работать? – голос Веры пронзил его насквозь, но Марк не подал вида. В своих мыслях он уже остался один в квартире.

Девушка потянула руку к его растрепанным волосам, будто желая схватить и выдрать клок. Но Марк не дал коснуться их, наклонив голову на противоположный бок.

– Да. И я не люблю, когда мне мешают.

– Ладно. Тогда я пойду, пошарюсь в твоем холодильнике.

Она лениво поднялась с дивана и, накинув на себя плащ, отправилась в кухонную часть комнаты. Марк проводил ее озлобленным прищуром. Это сбило его с мысли. Но вскоре образ фасада вернулся в голову, и он продолжил чертить, снова забыв, что Вера хозяйничает на его кухне, гремя посудой и дверцами кухонных шкафов.

Вскоре запахло чем-то жареным и, кажется, вкусным. Аромат лука возбуждал аппетит. Затем комнату стали наполнять запахи мяса и приправ. Закончив, Вера оформила две порции спагетти болоньезе и отнесла на журнальный столик в надежде раздразнить желудок Марка. Парень с любопытством взглянул на тарелки. Одну из них девушка уже опустошала. Другую взглядом предложила ему.

– Приятного, – сказал парень, потянувшись за едой.

Вера с набитым ртом кивнула в знак взаимного пожелания. Ели они молча. Но судя по тому, как быстро Марк уплетал спагетти, блюдо ему понравилось, либо он был очень голоден. Все то время, пока он ел, девушка наблюдала то ли с любовью, то ли с ненавистью. Во всяком случае во взгляде перемешались обида, боль, тоска и нежность – все, что она испытывала весь этот год. Периодически то рыдала, то смеялась неестественно и злобно. У нее случались истерики, которые она устраивала своим парням, потому они от нее оба сбежали, но девушка по этому поводу не печалилась. Вера знала, что легко найдет нового, прекрасно осознавая собственную красоту и возможность этим пользоваться.

Но ей всегда чего-то не хватало. Она как будто бы постоянно была голодна. И радовалась всегда не до конца. Это слышалось даже в низком голосе. Нотка печали часто оттеняла светлое лицо. Даже если она искренне смеялась над какой-нибудь шуткой, в глазах тускнела грусть. Вера, да и все окружающие, настолько привыкли к такому ее состоянию, что уже не замечали. Но, на самом деле, это заметно делало ее взрослее. Еще год назад во всех чертах, манерах и жестах проглядывалась детскость, наивность, веселье, а теперь во всем подмечалась ожесточенность и хандра. В этом они с Марком были похожи. Оба не любимы. Оба злы.

Но в ней все равно продолжала жить надежда. Вера умом понимала, что надеяться не на что. Но душа… Поэтому и сидела теперь на этом диване и смотрела, как возлюбленный уплетает приготовленный ей обед. В этом должно было быть нечто романтичное и приятное, но она чувствовала только глубокую зеленую тоску. Марк ел, как ни в чем не бывало, не обращая на нее внимания, и смотрел в ноутбук. Девушка часто наблюдала за Игорем и Мариной, потому понимала, как ведут себя любящие друг друга люди. Это на них совсем не походило. Она теперь и сама не понимала, зачем приперлась сюда в голом виде, зачем так унизительно отдалась и терпела сейчас его игнорирование. Просто разум порой отключался, и власть над телом захватывали чувства. Дурацкие, заставляющие ее страдать и стыдиться себя, чувства.

Вера захотела разбить что-нибудь, но оглядевшись вокруг, поняла, что здесь и разбить ничего нельзя. Хотя она склонялась к тому, что Марку было бы все равно. Он как будто на все уже наплевал, но больше всего на ее неуклюжую любовь. И переспал он с ней только для того, чтобы отомстить Игорю. Вера единственная догадывалась о его симпатии к Марине. Наверно, потому что только ее и волновала его боль. Всем остальным на него было так же плевать, как ему на нее – порочная цепь отверженных. Но ведь кому-то везло находить друг друга, как Игорю и Марине. У них складывались такие идеальные отношения, которые и в фильмах не показывают. Пожалуй, даже приторные. Вера в таких бы долго не протянула и с горечью осознала, что безразличие Марка научило ее черствости.

– Спасибо, было вкусно, – сказал вдруг парень, по-прежнему не желая поднимать глаз.

Он поставил грязную тарелку на столик к остальным и снова принялся за работу.

– На здоровье, – тоскливо ответила Вера и подставила под голову правый кулак, упершись локтем в спинку дивана.

Поев, Марк слегка расслабился. Работать уже хотелось меньше. Алкоголь почти выветрился из головы. По мере отрезвления он становился все более мрачным и раздраженным. Ему не нравилось присутствие Веры в единственном месте и в единственное время, где и когда он мог побыть один и, наконец, поработать. Не то, чтобы ему очень хотелось строить скучные чертежи однотипных дач. Просто не хотелось общаться с ней. Впрочем, Вера вела себя наилучшим для него образом. Она не пыталась вывести его на разговор по душам и просто молча сидела рядом, думая о чем-то своем. Понять всю причинно-следственную связь ее странного поступка он даже не пытался. Хватало и того, что она сама пришла, доставила ему удовольствие, не доставала пустой болтовней и дала возможность отомстить Игорю. Правда, месть не была полной, пока Игорь об этом не догадывался. Но рассказать обо всем у Марка не хватало смелости, хоть порой и порывало. Это привело бы к разрушительному конфликту. Избавиться от ненавистного соперника он был бы рад, но ведь это означало и конец общению с Мариной. Страх потерять ее навсегда покрывал желание отомстить другу.

Пока Марк делал вид, что очень занят, а на самом деле просто бродил по случайным ссылкам интернета, Вера исследовала квартиру. Она не встретила ни одной фотографии. Стояли фоторамки, но пространство в них занимали заводские стандартные снимки со счастливыми семьями или парами. Видимо, оформлением занимался профессиональный дизайнер, подразумевавший, что жильцам будет приятно распечатать себя довольных на фоне моря и вставить в красивую фоторамку на зависть всем гостям. Но Марк не любил фотографироваться. И дорогих людей у него почти не было.

Вера мало знала о его семье и жизни. Только то, что отец его, влиятельный человек, владел крупным холдингом в строительной сфере. Как и многие обладающие властью люди, он был строг и суров. Брат однажды рассказывал, что отец избил Марка прямо на глазах у друзей, когда они отмечали его девятнадцатилетие, а мачеха молча на это смотрела и даже мускулом не пошевелила. Сам Марк друзьям на отца никогда не жаловался и вообще ни на что не жаловался. У него и друзей было немного. С его характером мало кому удавалось подобраться к нему поближе. И Вере стало еще грустнее, потому что ей ни на что надеяться не оставалось.