Гидра-2. Криминальные истории 60-х - Васильев Анатолий Григорьевич - Страница 46

Куров схватил сзади Тимкина, резким движением оторвал его от Козлова и, повернув лицом к стене, громко крикнул: «Стоять!» Услышав этот крик, Козлов тоже сразу прекратил драку. «Оба к стене!» — приказным тоном сказал Куров. Из дежурной комнаты он вызвал милиционера, который вскоре вошел в комнату, держа в руках резиновую дубинку.

— Садитесь, — сказал Куров.

Тимкин и Козлов сели на свои места. Тимкин вытирал с лица кровь, которая слегка сочилась из носа. Козлов, бледный, прерывисто дыша, смотрел в окно.

Куров составил протокол очной ставки. Посмотрел на ботинки Тимкина.

— Вы не меняли обувь в последнее время?

— Нет, — ответил Тимкин. — А что?

И тут, видимо, до него дошел смысл заданного вопроса. Он заерзал на стуле. Куров положил чистый лист бумаги на пол.

— Встаньте на него правой ногой, — сказал он Тимкину.

Тот встал. Куров взял лист, на котором довольно четко отпечатались широкие поперечные полосы, и положил его на стол. Достал фотографию следа, оставленного на полу магазина, и положил их рядом. Следы были явно похожи.

— Вот, смотрите, — сказал он обращаясь к Тимкину. — Следы одинаковы. Этот след был обнаружен в коридоре магазина, рядом с упавшим без сознания директором. Вы выйдите, посидите пока в дежурке, — обратился Куров к Козлову. — Проводите его, — сказал он милиционеру. Козлов и милиционер вышли. — Ну, так что вы скажете? — Тимкин таращил глаза на отпечаток и фотографию следов и молчал.

— Я бывал в магазине по делам службы. И в тот день был. И, наверное, оставил следы: — Голос Тимкина звучал неуверенно, глаза бегали.

— Вечером после закрытия магазина уборщица пол в коридоре вымыла. Ваши следы были обнаружены на чистом полу. Так что, даже если вы и были днем в магазине, это не имеет никакого значения.

Тимкин молча.

— Можно, я подумаю? — наконец сказал он.

— Подумайте.

Куров по телефону пригласил эксперта-трассолога и, когда тот пришел в кабинет, предложил ему срочно дать заключение о том, оставлены ли следы в коридоре магазина ботинками Тимкина или другой обувью.

Через некоторое время тот сообщил, что следы, обнаруженные на месте происшествия и оставленные ботинками Тимкина, идентичны.

Куров попросил эксперта снять отпечатки пальцев Тимкина и установить, нет ли их на арматурном пруте, дверной ручке, других предметах, где были обнаружены отпечатки. После этого разговор был продолжен.

— Ну, что надумали? — спросил Куров.

— Думаю, что это не мои следы, — ответил Тимкин.

— Следы ваши, оставлены вашей обувью. Теперь у нас есть заключение эксперта. А с ним не поспоришь. Я думаю, что теперь у нас есть основания привлекать вас к уголовной ответственности и до суда содержать под стражей.

— Как это так? Позвольте…

— Да, Тимкин, вопрос стоит именно так, Вы не признаетесь, и оставлять вас на свободе нельзя, поскольку вы будете противодействовать следствию.

— Подождите, подождите, товарищ следователь. Что это значит? Меня — в тюрьму? — Голос Тимкина срывался, руки дрожали.

— Пока в следственный изолятор. Но по существу — это тюрьма.

— Послушайте, но так же нельзя.

— А убивать и грабить людей можно? — спросил Куров, глядя на Тимкина.

— Никто его не убивал и не грабил. Все произошло случайно, я этого не хотел. Честное слово, я этого не хотел. — Тимкин заглядывал в глаза Курова.

— А что вы хотели?

— Мы хотели его только попугать, чтобы он не своевольничал. Я думал отключить холодильники, разбить что-нибудь, например, внутренние витрины, еще что. Но нападать на него я не собирался. Это произошло неожиданно. Когда я его увидел, он стоял спиной ко мне. Я боялся, что если он повернется, то увидит меня. И тогда я ударил его. Я был выпивши и не соображал, что делал.

— Не соображали, а четыре тысячи из его дипломата забрали.

— О чем вы говорите? Какие три тысячи? Ничего я не брал.

— А зачем дипломат из рук Торопова вырвали? — спросил Куров.

— Что вы, бог с вами, — замахал руками Тимкин. — Какой дипломат? После всего, что там произошло, я сразу убежал. И все. И больше ничего там не делал. Честное слово.

Куров смотрел на Тимкина и молчал. «Кажется, говорит искренне», — подумал он.

— Ладно, запишем, — сказал Куров.

— Подождите, подождите записывать. Я должен вам все рассказать, чтобы вы поняли. Никого я не грабил. Все было совсем иначе. Нам нужно было, чтобы Торопов ушел из магазина. Клим Лаврентьевич Лощилин, начальник торга, хотел его снять с работы и назначить меня на эту должность. Но сказали, что теперь это делать он не имеет права. А Торопов жулил. Частную торговлю в государственном магазине организовал, незаконно использовал денежную выручку. И обогащался. Его нужно было убрать. Клим Лаврентьевич сказал, что его надо припугнуть, чтобы он сам ушел. А когда Козлов сделал ключи, я и решился на это. Я понимаю, что это плохо, и готов возместить ущерб. Торопова бить я не собирался. Это случай, нелепый случай.

— Да, если все было так, как вы говорите, это действительно случай. — Тимкин внимательно и с надеждой смотрел на Курова. — Случайно то, что вы встретили в магазине Торопова. А дальше чистое преступление…

— Но как же так? Я же не хотел этого, не хотел. — Казалось, что Тимкин может расплакаться.

На следующий день состоялась встреча с Лощилиным. Он спокойно, с достоинством вошел в кабинет, поздоровался, бросил быстрый взгляд на стены, мебель, не спеша сел на предложенный стул.

— У нас есть данные, — сказал Куров после выполнения всех формальных обстоятельств — заполнения установочных данных, предупреждения об ответственности за дачу ложных показаний и т. д., — что вы подстрекали Тимкина разгромить продовольственный магазин № 3. Что вы скажете по этому вопросу?

Лощилин все время, пока говорил Куров, спокойно смотрел на него.

— Я никогда ни словом, ни делом не подстрекал Тимкина к совершению преступления, — сказал Лощилин и словно вбил гвоздь. — Да, у нас в торге были разговоры о том, что Торопов нарушает правила торговли и финансовой дисциплины, допускает злоупотребления служебным положением. Была поставлена задача разоблачить его и привлечь к ответственности. Я направлял к нему ревизоров, и когда они обнаружили у него продукты без накладных, сообщил об этом ОБХСС. Я не мог поступить иначе. Выполнения этих действий требовало мое служебное положение. Но я никогда не подстрекал Геннадия Тимофеевича избить или нападать на Торопова. И ничего не знал о том, что он сделал. Когда он мне сказал, что произошло, я не поверил и предложил позвонить в милицию. Но он обещал сам все рассказать.

На очной ставке Тимкин не поднимал глаз, а Лощилин его как будто не замечал.

— Как же так, Клим Лаврентьевич, вы же мне сами говорили, что нужно припугнуть Торопова, чтобы он убрался из магазина, и обещали мне его должность.

— Говорил, что его надо разоблачить и этим припугнуть. Но я разве говорил, что надо пробраться в магазин и покалечить Торопова? А? — повернувшись боком к Тимкину и глядя на Курова, спросил Лощилин.

— Нет, так не говорили.

— Вот. И не надо ничего придумывать. А в отношении твоего директорства я действительно считал, что ты вполне справишься с этой работой: ты исполнительный, толковый, грамотный специалист. И я бы тебя обязательно назначил на должность. Но ты сам все испортил. А когда ты мне рассказал о том, что сделал, какой у нас был разговор?

— Вы хотели позвонить в милицию.

— Вот именно. А ты сказал, что сам расскажешь. — Лощилин повернулся к Курову, глядя прямо на него и выражая своим видом, что все ясно.

После окончания очной ставки Лощилин на некоторое время задержался в кабинете.

— Товарищ следователь, — сказал он, — объясните мне, что происходит. Раньше нам говорили: у нас не должно быть никаких дельцов, все трудящиеся, все равны. Боролись с хапугами, спекулянтами, частниками, предпринимателями. Нас поддерживали, поощряли. А сейчас что? Повернули на сто восемьдесят градусов? Совсем в другую сторону? Вперед к капитализму? И опять все правильно? Но также нельзя. Надо же разъяснить народу, что к чему, и не гнуть опять через колено. Развели коммерсантов-спекулянтов. Они ничего не производят, только перепродают и зарабатывают миллионы. Мне это совершенно непонятно.