Назад в СССР 5 (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 20

И вон Женька, недовольный, поплелся со мной, запамятовал, видно, что друзья мы. Я старался идти прямо и всей своей статью не показывать, что наклюкался в зюзю. За мной семенил такой же тепленький Женька. Сделка в хижине дяди Тома прошла удачно. На остатки стипендии купили ведро виноградного и побрели назад. Идем мы полем. Сентябрь выдался для тех виноградных краев прохладный, но мы на жидком топливе не мерзнем. Прем вперед, как Матросов на амбразуру. И ничто нас не может остановить, как вдруг вижу – в темноте мелькнуло что-то. Светленькое и аппетиное, на окорок похоже и даже хвост крючком. “Женька!” – ору я. Это же поросенок! Видно, двухмесячный Ниф-Ниф сбежал из свинофермы колхозной и теперь бродил во тьме неприкаянный. От вида такого деликатеса у нас с Женькой аж руки затряслись. Ведро чуть не выронили. Бросились мы за Нуф-Нуфом в погоню. Но ноги вязнут в земле и путаются почему-то. Голова, выходит, ясная, а ноги напились вдрызг, – под общий смех живописал Никита Егорович. – Но, на наше счастье, поросеночек квелый оказался. Не шибко резво убегал. И даже как-то еще больше наших его ноги заплетались. А потом и вовсе издох. Осмотрели мы добычу и по синюшности деликатеса поняли, что не совсем он здоров был. И не сбежал он вовсе, а, скорее всего, занемог, а его как дохлого выкинули. Но живой оказался, очухался и побегал еще немного. А тут мы его, ироды, доконали. Нельзя, говорит Женька, такую животину вкушать, что издохла смертью своей. А я говорю, что мне фиолетово. Я мяса две недели не видел, а от табака жженого уже зубы черные стали. Скажем, говорю, нашим, что поросенка со свинофермы стырили. Здоровенький он был и прыткий, как Ульянка твоя. В лагере его освежуем. Женька помялся, но согласился, дав мне клятвенное обещание хранить сие в тайне до самой смерти. Вернулись мы в лагерь с добычей и по-быстрому, пока никто не понял, освежевали его складником. Радости не было предела. Жарили Нуф-Нуфа на углях, пили вино и пели песни до рассвета. А утром меня чуть из лагеря взашей не выгнали. Проболтался Иуда, что поросеночек дохленький был.

— Но никто же не отравился? — спросила Света.

— Нет, конечно, — ответил Горохов. — Он переварился еще не достигнув желудка. Никто не жаловался. Это был единственный вечер, когда все наелись досыта. А на меня все надулись.

— Так получается, Никита Егорович, — Света будто включила психотерапевта, — вы на Ревягина обиду затаили, а не он на вас. Он вас просто предал. Тогда мне непонятно его отношение к вам.

И правда, складывалось пока не очень. С чего бы Ревягин так нам пакостил? Под нашими взглядами начальник не выдержал.

— Ну, я отомстил, так сказать… — Горохов замялся, уши его чуть покраснели. — Увел я у него Ульянку. Пятнадцать лет с ней прожили. Вот…

***

За неделю пребывания в Волгограде всех потерпевших и свидетелей мы опросили с пристрастием. На основании заключения дактилоскопической экспертизы, которую быстро и профессионально сварганил Катков, дела Горохов объединил в одно. И из пяти нераскрытых дел получилось одно большое и темное, как гробик в черной-пречерной хижине в темном-претемном лесу.

Целыми днями Света и Катков заседали в архиве Волгоградского культурно-просветительного училища (в будущем ВГИИК), изучая личные дела выпускниц за последние десять лет, в поисках похожей на нашу актрису девушек.

Я мотался по предприятиям, где работали потерпевшие, проводил опросы возможных свидетелей, подсовывая им под нос карандашный графический фоторобот, умело состряпанный со слов жертв приглашенным художником-пенсионером (выдернул его с заработков на Набережной). Но все тщетно. Никто не узнавал в проницательной девушке свою знакомую.

Отработав всех потерпевших, ничего общего между ними, кроме материального достатка, я не обнаружил. Оставалось только ждать следующего удара оппонентки. Между тем ее делишки нигде не афишировались. Пресса послушно молчала. Наш приезд тоже никто не освещал, так что мошенница должна была чувствовать себя безнаказанной.

Так прошло еще три дня, пока в местной газете не вышла злосчастная статья. Ее первым из нас увидел Стариков. Начальник РОВД тут же поспешил всех обрадовать и радостно заперся в наш кабинет прямо с самого утра, размахивая свежей прессой.

— Вы видели? — сияющий майор развернул на столе перед нами “Волгоградскую правду”. – Про вас статья вышла. Вот… Зря вы на Евгения Сергеевича наговаривали. Он вон как о вас отзывается.

— Какая статья? — Горохов, сдвинув брови, поиграл желваками и шустро сграбастал шестиполоску себе. — Вот сука! — не стал он сдерживаться и стесняться даже Светы и Старикова, перед которым был высоким, недосягаемым начальством. — И тут подгадил!

— Как – подгадил? — хлопал глазами Стариков. — Там же Евгений Сергеевич интервью дает об успешной борьбе с преступностью в области. И вот про вас все так складно говорит. Мол, приехали спецы из Москвы для оказания практической и методической помощи в поимке серийной мошенницы. Возглавляет группу его старый друг и однокурсник товарищ Горохов, человек бывалый и в доску компетентный. И никто больше не сомневается в успешной поимке этой самой брачной аферистки.

— Ага, — зло прищурился Горохов. — И просит граждан мужчин быть бдительными и не вестись на интерес, проявленный молодой девушкой. Даже описания ее, гад, выдал с фотороботом.

— Ну так профилактика же, — развел руками Степан Федорович. — Чтобы новых оказий не случилось. Как говорится, кто предупрежден…

— Это сделано, чтобы мы ничего не раскрыли! — хлопнул по столу кулаком следователь, от удара ложечка в кружке с остатками кофе жалобно звякнула и чуть не вылетела на стол. — Майор, ты совсем дурак или заодно с ним?

— Я недавно начальник, — попятился Стариков. — До этого в ГАИ работал.

— Ясно, — смягчился Никита Егорович. — Извини, если что. Гаишник ты отличный, наверное… Только сейчас мадам эта на дно заляжет. А если не заляжет, то аккуратнее станет делишки проворачивать. Теперь ещё сложнее будет ее достать. Засветил нас Ревягин по полной. И главное, не подкопаешься. Благое дело сделал — граждан предупредил и от лица советской милиции заверил в скорейшей поимке злодейки.

— Так, получается, — Стариков уже начал соображать, — если вы не сможете ее поймать, то крайние будете вы?

— Сможем, — заверил Горохов, проговорив это уже как-то с вызовом, будто раскопал топор войны против старого недруга, которому так и не простил дохлого поросенка.

Стариков больше не задавал глупых вопросов, а бочком-бочком шмыгнул к выходу и смылся из кабинета. Никита Егорович поднял трубку и решительно стал крутить диск телефона. Тот шел туго, даже несколько раз корпус зеленого аппарата сдвигался в сторону. Но нужный номер следователь всё же набрал:

— Привет, Евгений Сергеевич, это Горохов беспокоит. Не отвлекаю? Ну мало ли, может еще какую пакость сидишь выдумываешь… Не понял? Так, может, давай объясню… Не по телефону? Встретимся? Давай! В смысле, занят сегодня? А завтра? Вот и прекрасно. О… Даже водителя за мной отправишь, не много ли чести бывшему другу? Хорошо, договорились. До завтра…

Следователь хлопнул трубкой о корпус телефона. Любил он так звонки сбрасывать и переговоры заканчивать. Со всего размаху и с широтой души русской. Мы со Светой уже привыкли к такому, а вот Алексей до сих пор подскакивал и вздрагивал всякий раз после очередных эмоциональных переговоров.

— Все, товарищи, — Горохов уже пыхал сигаретой, откинувшись на стуле и задумчиво воздев глаза к потолку. — Или я, или он… Посмотрим завтра, из чего сделан этот Женька… Из дерьма, наверное…

— Никита Егорович, — тут уже я стал опасаться за завтрашнюю стрелку. — Вы, надеюсь, морду ему бить не собираетесь? Все-таки главный милиционер в области…

— К сожалению, не собираюсь, Петров. Да и набить морду ему сложно. Он боксом занимался… У меня другой метод припасен.

— Хорошо, — кивнул я. — Только если все-таки в физиономию двинуть захотите, то бейте сразу в челюсть. Лоб и скулы трудно пробить.