Самый завидный подонок (СИ) - Мартин Анника - Страница 14

Сначала они обсуждают финансирование, где есть ряд предложений по пенсионным фондам — замене инвестиционных механизмов или чего-то в этом роде. Я тут же прошу, чтобы мне объяснили, что это означает. И Генри берет эту задачу на себя, бросая на меня свой сине-ледяной взгляд, который посылает дрожь по моей коже.

— …баланс предприятия представлен на втором графике в твоей папке. Мы недовольны недостаточным объемом инвестиций в пенсионный фонд. Ты собираешься проголосовать вместе с нами, чтобы исправить это?

— Смакерс согласен, — говорю я. Будто бы я все понимаю.

Я всегда хорошо училась в школе, но это, должно быть, сродни тому чувству, когда кого-то, кто не говорит по-английски, забрасывают в англоязычную школу. Все эти новые термины. Время от времени Эйприл, которая, по-видимому, является в этой компании кем-то типа школьного аутсайдера, светится в своем уголке, когда ей, похоже, кажется, что я задаю хороший вопрос.

Проходит девяносто минут. Два часа. Не знаю, что я делаю здесь, но я напоминаю себе, что не позволю этим богатеям давить на себя. Как тогда, когда Генри попросил остаться меня, а потом попытался запугать и откупиться от меня.

Никогда.

Поэтому я продолжаю. Мне уже психологически сложно задавать вопросы, но я все равно задаю их, а потом голосую независимо от того, как проголосовал Генри.

Согласно той информации, по которой я пробежалась по пути сюда, Генри расширил компанию и сделал ее сильнее. А также он яростно защищает ее, что, я полагаю, достойно восхищения. Но, несмотря на то, что он, как генеральный директор, отвечает за повседневные операции, последнее слово все равно за мной, как когда-то за Калебом.

В каком-то смысле, я главнее. Я управляю кораблем, а он раб на моем камбузе. Непрошенная мысль о нем, потном и без рубашки, напряженно работающем веслами, приходит ко мне. Он занимается. Может быть, с тяжелыми весами. Нет, он слишком крут для этого. Скорее, Генри занялся бы чем-то спортивным, например, футболом. Или, возможно, спортом, где что-либо бьют. Типа бокса. Или регби, где все жестко и с драками.

— Вики, — Генри пристально смотрит на меня. — Смакерс не голосует?

— Смакерс с тобой, — отвечаю я. — В данном случае, — я говорю это, потому как Смакерс, возможно, не всегда будет голосовать одинаково с ним. Смакерс независимый мыслитель.

Генри переходит к следующей странице в повестке дне, спокойный и уверенный, не заботящийся о мире бог из каталога мужской одежды от Гуччи.

Они переходят к следующему пункту. Я отлучаюсь на перерыв, аргументируя его нуждами Смакерса, хотя на самом деле это мне нужно выйти. Десять минут спустя мы возвращаемся.

Единственная женщина на собрании, Мэнди, кажется, занимается финансами. Бретт — деловыми отношениями. Генри — парень планирования и стратегии бизнеса, а Калеб со своими супер-аргументами отвечает за общий итог.

Они подробно обсуждают вопросы, смотря на вещи со всех сторон. Они уважают, почитают и защищают друг друга. Они доверяют каждому из них.

Это заставляет меня чувствовать себя одиноко.

Позади еще один час. Я проголодалась. Устала. И начинаю чувствовать себя так, будто я снова в полицейском участке, а не устанавливаю свою власть. Я смотрю на свои ногти, которые я специально накрасила для сегодняшнего дня, желая просто хорошо выглядеть. Просто в надежде показать, что я не гребаная мошенница.

Я слегка почесываю шерстку Смакерса, лежащего на моем темном платье. Правда, я так устала от этой борьбы.

Генри

Мама думала, что оставила меня с последним кусочком ада? Приняла последнее решение? Я должен поблагодарить ее: нет ничего лучше, чем драка. В особенности эта драка, в которой я собираюсь победить.

Эта компания — моя семья, и была ею в течение длительного времени еще задолго до того, как моя мать променяла собственного сына на мошенницу и пса.

И нет ничего, на что бы я не пошел ради своей семьи.

Я предлагаю еще одно информационно-дурманящее финансовое решение. Я заметил, что ее действительно интересует строительный материал — это единственное, во что она действительно вслушивается. Поэтому я держу фокус на финансах. Я предупредил команду, что буду делать это.

И это работает: я ее изматываю. Когда она устает, она начинает почесывать голову собаки, будто это ее бодрит. И сейчас она делает это, пока ее большие карие глаза стекленеют.

Если бы у нее была команда, поддерживающая ее, мы бы уже знали об этом. По словам нашего частного сыщика, у нее нет какого-либо опыта в бизнесе, кроме как продажи смехотворных собачьих ошейников и одежды. Полагаю, она поймала мою маму на крючок, думая, что она была легкой, мелкой добычей, и только позже поняла, какая у нее большая рыба. И она жадничает, пытаясь самостоятельно проглотить этот улов.

В одиночку. Ебаться с Генри Локком. Да кто так делает?

Скорее, я пойду на убийство. Я наблюдаю, как она мягко потягивается в кресле. Для этого требуются яйца, и я покажу ей их.

Сейчас я уничтожу ее. Лишу ее всего на свете. Интересно, не сломается ли у нее шея, когда она осознает это. Придет ли она в ярости ко мне? [п.п. глагол come с англ. яз. — приходить, но также его можно перевести как «кончать»] Временами, кажется, она почти презирает меня.

Будет ли она снова блистать в своем отвращении ко мне? Покажет ли свои коготки?

Что-то зловещее зарождается внутри меня, и это не совсем приятно.

Бретт бьет меня по ноге. Гивенс ждет цифры за вторник. Я моргаю и хватаю планшет. Называю ему их, а потом снова смотрю на нее.

Когда я относительно уверен, что она не обращает внимания, я зачитываю поправку к голосованию, где, согласно изменению в уставе, будет перераспределено право голоса в пользу семьи и прежних членов Совета по сравнению с новичками, а точнее с ней. Все сформулировано таким образом, что я уверен — она ничего не заметит, учитывая ее скудные познания в бизнесе. Трое адвокатов подписали контракт.

Я зачитываю его, монотонно бормоча.

Фактически, она собирается проголосовать за то, чтобы лишить себя права голоса. Как только она проголосует за это, мы реорганизуем компанию. Реорганизуем ее и пса прямо за дверь.

Я зеваю. И, разумеется, она тоже зевает.

— Все «за», — говорю я. Она поворачивается, смотря своими карими глазами прямо на меня. И она делает это. Притворяется, будто понимает о чем речь, наблюдая за тем, как проголосую я. Полагаю, она достаточно умна, чтобы не голосовать против своего собственного счастливого билета. Я внес поправку в устав и заранее предупредил команду о том, что сделаю это.

Калеб не был доволен планом: он сказал, что это слишком. Ему вечно кажется, что я перегибаю палку, когда Локкам нужно посадить за стол переговоров жесткого парня, зато после он рад тому, что я все-таки перегнул ее.

Так что он согласился, поскольку я ни разу не ошибался и вытащил из дерьма эту компанию. Даже когда Калеб вел себя словно гигантский валун вокруг моей лодыжки, удерживая нас от реального прогресса, я вытащил ее.

Даже после обвала и экономического спада в сфере недвижимости, когда другие строительные компании уклонялись от выплат, я нашел способ заплатить людям и закончить работу правильно, чтобы наш конец на Уолл-Стрит был счастливым.

Ни за что мелкая мошенница не получит от нас лучшего.

Я заканчиваю бормотать поправку о том, что она соглашается больше не иметь право голоса в компании.

Внимание Вики рассеянно, зато Смакерс — сама настороженность с неожиданно сощуренными глазками: черными пуговицами, болтающимся языком и взглядом, будто он заметил белку, скачущую на моей голове. Я смотрю в сторону, не желая поощрять его возбуждение.

— Все «за», — произношу я. Мы начали. Мое сердце ускоряется так же, как и всегда, когда я участвую в перевороте.

Вики собирается пойти на это. Мне почти обидно за нее.

Почти.