Глубокая охота (СИ) - Лапиков Михаил Александрович - Страница 2

Казенно-канцелярское «церемония прощания» для фон Хартманна прозвучало как гвоздь по стеклу. Похороны без мертвеца, зачем-то придуманный имперскими чинушами ритуал для тех, у кого никогда не будет могилы на суше.

— Не помню. Я в тот день был не в лучшей форме.

Особенно вечером. Кому он тогда порывался набить морду? Этой адмиральской гниде Генриху, за то, что посмел явиться? Или все-таки врезал пару раз? Мундир наутро был в пятнах крови, это факт…

— Это для нас всех был тяжелый день, — дипломатично согласился Юсимура. — Сядешь в машину? Есть разговор.

В щеку словно кольнуло ледяной иголкой. Ярослав оглянулся — так и есть, по лужам начали расплываться круги. Осенний дождь, та еще дрянь, особенно на проспекте Спящих Героев после аллеи. Там ветер несет эти брызги почти параллельно земле, даже зонтик не спасает, а уж офицерский берет и вовсе. Словно бы само небо подталкивало к нужному решению.

А в машине действительно было тепло и сухо.

— Твоя?

— Служебная, — быстро, словно извиняясь, сказал Юсимура. — Старая, конечно, но у нас в гараже хороший механик. Новых легковых у нас сейчас почти не делают, все производство занято под армейские вездеходы. Те красавицы, что бегают по центру, это по большей части экспорт и там пошлина как бы не больше цены…

— Красиво жить не запретишь, — фыркнул Ярослав. — Точнее, запретить-то можно, но тогда начнется поиск обходных лазеек и всякое такое. Впрочем, эти новые, зализанные, мне лично не очень. В этих старых каретах на колёсах еще была душа мастера, а не просто кузовная штамповка.

— Да, что-то такое чувствуется, — Юрий нежно провел рукой по лакированной панели, — куда поедем? К тебе, ко мне?

— А почему не в ресторан? Я хоть и не симпатичная курсистка, но сейчас бы от горячего не отказался.

— В заведение никак, — отрицательно мотнул головой крейсер-капитан. — Разговор серьёзный, Хан Глубины. Без чужих ушей в округе.

Администратор.

Человеку невежественному и необразованному полезно листать книги хотя бы ради мудрости эпиграфов.

Уинстон Черчилль

Ответственный администратор Конфедерации, Исаак Стиллман, «Великий непоколебимый» спал в маленькой комнате отдыха при рабочем кабинете, накрыв ухо подушкой и подложив скомканное одеяло под голову.

Где-то за стенами билось политическое сердце Конфедерации. В пулемётном темпе долбили в офисах печатные машинки и телетайпы. Выли на высоких оборотах барабаны скоростных электромеханических дешифровщиков секретчиков. Щёлкали конвейерами подачи катушек и семафорами бюро дорогущие, как хороший бомбардировщик, гипертекстовые картотеки «Мемо-максов» аналитического отдела.

Исаак Стилман упрямо спал. Как в любой иной день за все пять лет войны, перед выходом на вторую, уже вечернюю, рабочую смену. Прерывать час дневного сна он дозволил только в том случае, если нога имперского десантника ступит на исконные земли отцов нации.

Пока что этого не случилось.

Пока.

Лёгкий ужин подали через пятнадцать минут. Как раз вовремя, чтобы успеть скинуть дремоту и привести себя в рабочий вид.

Ответственный администратор посмотрел в тарелку, усмехнулся, поправил салфетку и принялся за морской салат. Как он сказал той журналистке? «Легко и необременительно служить примером умеренности в еде, когда вопросами питания вместо твоего повара начинает заниматься твой врач».

Трещащая по швам экономика сухопутного тыла Конфедерации сожрала нехитрую шутку быстрей горячего расстегая с вязигой. Народ смеялся. А значит, страна всё ещё оставалась на стороне бессменного ответственного администратора. Даже сейчас, четверть века спустя, когда он всё ещё мог перебирать сортами кофе, а им всё чаще приходилось выбирать между «вроде бы кофе» и цикорием.

Конечно, всех ответственных администраторов, при ком началась большая война, переизбрали на очередной срок. Но вот после него? И после того, что за ним? Какое чудо оставит на верховном посту Конфедерации человека развязавшего очередную войну, когда та идёт уже пятый год?

Да, люди познали магию. Да, люди заменили её наукой. Да, они узнавали всё больше и про то и про другое на дороге к неминуемой сингулярности, когда наука и магия сольются настолько, что окончательно перестанут различаться друг с другом, а люди смогут всё.

Но лишь политику доступно подлинное чудо — остаться у руля там, куда почти четверть века назад он пришёл безымянным временщиком, отбыть короткий номер и кануть в политическое небытие.

Увы, даже у этого чуда есть свои границы. И в последние годы они напоминали о себе всё чаще.

Тарелки пропали, едва лишь ответственный администратор отставил их в сторону. Пропали... чтобы немедленно вернуться. Молчаливые тени прислуги без единого лишнего звука сервировали гостевой столик на одного посетителя. Самовар, фарфор, блюдечки с маковыми баранками...

«Ну да, — вспомнил Стиллман. — Какая-то молодёжная патриотическая организация. Явится очередная сушёная вобла из медной сотни и будет просить денег на бессмысленные парады. И как только согласование прошла?»

Чуть слышный шум за массивными створками гостевой двери кабинета заставил его изменить это мнение.

— Я договаривалась! — скандал на таких оборотах в приёмной без хотя бы одной пары орденоносных командиров суперлинкоров из двух разных боярских родов казался чем-то небывалым. Тем не менее, именно это там и происходило.

— Сам дурак! — левая бровь Стиллмана чуть заметно дрогнула. В его приёмной оказывались разные гостьи, но такие откровенные в общении с непоколебимым паном Гжегожем, пожалуй, впервые.

— Подпись. Согласование. Печать. Виза, — судя по глухим ударам каждый аргумент от всей широты души припечатывался сверху кулаком по столу. — И только посмей не пустить, душа чернильная, мне по всем вашим обезьяньим ритуалам назначено!

— Пан Гжегож, в самом деле, пустите уже нашу посетительницу, — Стиллман не выдержал, прижал клавишу селектора и лично пришёл на помощь секретарю. — Не заставляйте даму ждать.

К тому, кто явится в его кабинет, жизнь Ответственного администратора Исаака Стиллмана не готовила.

— Газель? — удивлённо спросил он. В девушке в изящно приталенном и явно сшитом на заказ псевдо-военном мундирчике — отличий ровно столько, чтобы не спутать его с настоящей формой морской ударной полусотни — ответственный администратор моментально признал собственную дочь. Отличницу, спортсменку и активистку. Но только сейчас Исаак Стиллман осознал, какой именно организации.

— Здравствуй, папа, — юная гостья прошла к столику, отставила жалобно звякнувший фарфором поднос в сторону и плюхнула на столик чуть помятый ворох официального вида бумаг. — Я знаю, мы уже год не виделись, но извини, сегодня я к тебе не чаи гонять пришла.

— М? — Ответственный администратор чуть заметно поднял левую бровь.

— Мы с девочками хотим оказаться на действительной службе на благо Конфедерации! — выпалила Газель. И тут же добавила, на добивание. — Мама согласна!

— Гхрм, — Исаак Стиллман взял бумаги в руки. Прошение, сводка по сертификатам, пофамильный список... — А вы — это, простите, кто?

— Ну, я, — начала Газель. — И в порядке формирования актива Верзохина-Джурай, Марыська Пшешешенко, Сабурова-Сакаенко младшая, Саманта Ньюберри, обе Тоямы и дальше по списку ещё девяносто четыре фамилии. Если тебе интересно, да, примерно того же уровня.

«Ксо, шиматта, — подумал ответственный администратор. — И тут одни восточноимперцы!»

— Простите, Газель Исааковна, — официальным голосом произнёс отец. — А кем?

— А ты не видишь? — Газель демонстративно подёргала пижонский аксельбант псевдо-флотской парадки. — Мы тебе две ударных полусотни бортовой флайт-станицы родили. Истинное чудо порочного зачатия! Средний налёт около семисот часов. Сертификаты государственного образца. Инструктора все уже военных лет, не годные к практической боевой по инвалидности.