Венецианский альбом - Боуэн Риз - Страница 8

— Так и есть. Сейчас я здесь, и мне хочется путешествовать. Увидеть мир. Стать свободной, независимой женщиной.

Произнося эти слова, я поняла, что действительно хочу именно этого. Раньше я не особенно задумывалась, что буду делать после художественной школы, но теперь, побывав в Венеции, узнала: мир огромен и прекрасен, и я должна его повидать. И уж конечно, меня не устраивает будущее, ограниченное чопорной английской деревней.

— А замуж выйти вы не хотите?

— Может быть, когда-нибудь. — Говоря это, я покраснела, благо было темно. — Но не раньше, чем пойму, кто я такая и чего хочу.

До сих пор мы шли по темной тихой гравиевой дорожке между призрачными силуэтами зданий и куртинами высоких деревьев, но тут снова остановились.

— Возможно, ваше искусство должно быть больше похоже вот на это? — спросил Лео, и я увидела впереди очертание еще одной статуи.

Это была громадная металлическая скульптура, вероятно изображавшая вставшую на дыбы лошадь, но странно искаженную. Ее вид вызывал какое-то тревожное ощущение.

— Работа современного немецкого автора, — сказал Лео. — Он подает большие надежды.

— Вряд ли мне хотелось бы создавать что-то настолько пугающее, — призналась я. — Мне нравится красота.

— Ну еще бы. Сколько вам лет, восемнадцать?

Я кивнула.

— В восемнадцать всем нравится красота. И всем представляется великое будущее. — Он помолчал. — Ну, мы пришли. Вот место для нашего пикника.

Мы вышли на поросшую травой лужайку, окруженную с трех сторон густыми кустами. С четвертой стороны открывался вид на лагуну. Вдалеке сверкали огни.

— Там Лидо, — пояснил Лео. — Пляж и красивые виллы с садами. Вам нужно будет там искупаться.

— Я не привезла с собой купального костюма, — сказала я. — Думала, тут только церкви и картинные галереи. К тому же, — пришлось добавить мне, — у нас остался всего один день в Венеции.

Он кивнул.

— Значит, вы снова сюда приедете. Когда станете независимой женщиной.

— Надеюсь.

Лео расстелил на траве подстилку и сказал:

— Садитесь.

Я так и сделала. Он опустился рядом на корточки, открыл корзину и стал с довольным видом доставать оттуда многочисленные баночки и коробочки, приговаривая:

— Вот сыры: бель паэзе, пекорино, горгонзола, моцарелла… его едят с помидорами. — Он показывал, где какой сыр, выкладывая их на деревянную доску. — А вот салями, ветчина и оливки. И хлеб. И вино. А еще персики из нашего поместья. Видите, с голоду мы не умрем.

Он налил вино в два стакана и вручил мне один из них. Я сделала глоток. Вкус был насыщенным, теплым, почти фруктовым. Хотя я поужинала, а время близилось к полуночи, обнаружилось, что аппетит у меня как после нескольких дней голодания.

— Ммм, — вот и все, что мне удалось произнести.

Лео, улыбаясь, кивнул. Он смотрел, как я ем, с таким удовлетворением, словно был фокусником, только что удачно проделавшим какой-то сложный трюк.

С Адриатического моря задул прохладный бриз, но вино согревало мне тело изнутри. Я откусила персик, и по подбородку потек сок.

— Ой, — смутившись, промокнула его я, — никогда раньше не ела таких сочных персиков.

Лео засмеялся.

— Это потому, что они свежие. Их только сегодня собрали.

Он потянулся и вытер мне подбородок кончиками пальцев, просто легонько скользнул ими по коже, но я немедленно почувствовала неловкость и волнение, все сразу. Мы неохотно покончили с едой, но Лео снова наполнил мой стакан, и я отпила из него, а потом легла на спину, глядя на звезды. Я не могла припомнить, чтобы мне когда-нибудь было так хорошо.

— А скажите, вы, — проговорил Лео, и его лицо возникло у меня в поле зрения, — вы целовались когда-нибудь?

— Никогда. Меня только родственники целовали.

Он собирается меня поцеловать! Идеальное завершение идеального вечера. Мое сердце забилось быстрее.

— Значит, вам повезло, что впервые вас поцелую именно я, сказал он. — Мне говорили, я хорошо целуюсь.

И прежде чем я успела хоть что-то сказать, его губы встретились с моими. Это не было легкое касание первого поцелуя, о каком я читала в романах. Нет, я ощутила тепло его рта, тяжесть его тела и яркую вспышку страсти. Понятия не имела, что она во мне есть. Хотелось, чтобы Лео продолжал и продолжал меня целовать. Но он вдруг отстранился и сел.

— Думаю, лучше мне вести себя по-джентльменски и на этом остановиться, — сказал он. — Пора отвезти вас домой.

И он принялся собирать остатки после нашего пикника. Я сидела и смущенно наблюдала за ним. Неужели я чем-то огорчила его, разочаровала, оказалась недостаточно хороша? Но спрашивать не хотелось.

Лео помог мне встать, и мы в молчании пошли обратно, но на этот раз не через сад, а по берегу лагуны. Добравшись до лодки, он подал мне руку, я села, мотор взревел, и мы помчались назад гораздо быстрее, чем шли сюда. За кормой оставался отчетливый след, в лица нам бил ветер.

Не успев даже оглянуться, мы добрались до Гранд-канала. Тут приходилось маневрировать среди ночных гондол, и Лео сбавил скорость.

— Я должен вам кое в чем признаться, — сказал он, когда мы уже приближались к пансиону. — Я думал, что окажу любезность молодой девушке, туристке, подарю ей волнения первой влюбленности. Но когда поцеловал вас, понял, что должен немедленно остановиться, потому что иначе я не смогу остановиться вообще. Я хотел вас. И, думаю, вы тоже меня хотели, правда?

Я почувствовала, как вспыхнули щеки, и порадовалась темноте, скрывшей этот факт. По мнению тети Гортензии, мне следовало заявить, что вести подобные беседы с мужчиной совершенно неприемлемо, однако разговаривать с Лео почему-то было очень легко. Со смесью стыда и удивления я поняла, что мне вовсе не хочется его обрывать.

— Я понятия не имела, что такие ощущения вообще бывают, — ответила я. — Думала, целоваться приятно.

— А оказалось неприятно?

— Оказалось не просто приятно, а… поразительно. Как будто больше ничего в мире не существует.

— Думаю, когда-нибудь вы станете интересной женщиной, — проговорил Лео. — Очень многие девушки… они боятся, что их коснется мужчина. Считают, что должны каяться в этом священникам. А вы, благодаря своей англиканской церкви, от этого избавлены, и в этом, пожалуй, ее плюс.

Мы приближались к боковой стене пансиона, и на меня вдруг нахлынуло осознание того, что я почти наверняка никогда больше не увижу Лео.

— Может быть, завтра мне снова удастся взять лодку, — сказал он. — Мы могли бы сходить потанцевать, если вы наденете подходящее платье.

— Вряд ли оно у меня есть, — призналась я. — Ничего подходящего для мест, в которые вы, наверно, ходите, я не взяла.

— Но я все равно приеду. Хочу снова вас увидеть. Мы ведь не прощаемся, правда?

— Надеюсь, что нет.

Лео заглушил мотор и провел лодку вдоль стены, пока она не остановилась под моим окном, поднялся, открыл ставни. Помог мне встать на борт, и я совершенно неприличным образом забралась в комнату.

Тетя Гортензия еще спала, несимпатично открыв рот и похрапывая. Я высунулась в окно и показала Лео оттопыренный большой палец, мол, все отлично. Он улыбнулся, помахал в ответ и повел моторку прочь. Я смотрела вслед, пока он не исчез, свернув в Гранд-канал, потом разделась и легла в постель, испустила глубокий счастливый вздох и уставилась в потолок.

Глава 4

Джулиет. Венеция, май 1928 года

Проснувшись наутро, я вначале даже засомневалась, не приснилось ли мне все это. Уж конечно, когда я вернусь домой и расскажу подружкам такую историю, они мне не поверят. Жалко, я не сфотографировала Лео в качестве доказательства, какой он потрясающий. Если мы встретимся вечером, нужно будет дать ему свой домашний адрес и попросить прислать фотокарточку. Я поняла, что уже стала смелой и решительной!

Из ванной вышла тетя Гортензия.

— Куда мы сегодня пойдем? — спросила я.