Случайная свадьба (+ Бонус) (СИ) - Тоцка Тала - Страница 22

— Так давайте я принесу! — вскакиваю и выдергиваю руку. — Он в холодильнике?

Данилевский прячется за ладонями, затем с силой растирает лицо.

— Да, Марта, в холодильнике. Я мог и сам принести.

— Мне несложно, Давид. Вы меня накормили, мне очень понравилось. Правда! — добавляю, видя, как он странно при этом дергается. Пока достаю из холодильника торт, бубню под нос: — Раз уж забирали торт, могли прихватить хотя бы одну перепелку.

— Я не подумал, Марта, — Данилевский водит по экрану, и снова включается кофемашина. А я краснею. Не думала, что у него такой исключительный слух.

Торт разрезан на порции и упакован в коробку. Я, если честно, вообще его не видела. Когда его выносили? Или вывозили…

— Красивый, наверное, был, — говорю со вздохом и ставлю перед Давидом тарелку с куском торта.

— Я не буду, Марта, — качает он головой.

Отковыриваю кусочек чайной ложечкой и отправляю в рот. Данилевский провожает его глазами.

— Вы не любите сладкое? — удивленно вскидываю голову. — А я обожаю! Особенно когда много фруктов и крема!

— Тогда я буду смотреть, как ты ешь, — он подцепляет ложечкой кусочек манго с кремом и подносит к моему рту. Не решаюсь отказаться и слизываю с ложечки крем.

Данилевский судорожно дергается.

— Я люблю сладкое, Марта, — хрипло говорит он, протягивает руку и проводит большим пальцем по моей нижней губе, — особенно такое…

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​Его палец вымазан кремом, он слизывает крем, не сводя с меня огненного взгляда, и у меня снова пропадает аппетит. Я чувствую себя под этим взглядом как под прицельным огнем. Синхронно с Давидом провожу языком по губе, собирая остатки крема — когда я успела так заесться?

Данилевский с коротким ругательством отбирает у меня ложку, отбрасывает ее в сторону, обхватывает мое лицо руками и с глухим стоном впивается в мой рот.

Я от неожиданности — правда от неожиданности! — упираюсь в его плечи, отталкиваюсь и отскакиваю в сторону.

— Давид, мы так не договаривались! — щеки пламенеют, потому что он такой привлекательный сейчас с разметавшейся прической и горящими глазами.

— Марта, — его голос звучит глухо и надсадно, — перестань, иди ко мне. Ты меня с ума сводишь…

— Я не могу так, — выкрикиваю в отчаянии, — поймите, Давид!

— Почему? — он с трудом переводит дыхание. — Я твой муж.

— Вы муж только на бумаге! Я вас совсем не знаю!

В меня рикошетом летят огненные искры. Лицо Данилевского делается злым, колючим и совершенно незнакомым. Он цедит сквозь зубы, с трудом сдерживая гнев:

— А того мужика в доме у Сосланбека ты хорошо знала?

И у меня перехватывает дыхание. У кого еще из нас астма…

Делаю несколько судорожных вдохов, Данилевский буравит испепеляющим взглядом. У меня наконец-то получается вдохнуть и выдохнуть. Подхожу к своему теперь уже точно фиктивному мужу и с размаху отвешиваю звонкую пощечину.

Руку приятно покалывает щетина, на миг на краю подсознания что-то мелькает. Мелькает и ускользает, исчезнув в завалах памяти.

Разворачиваюсь и бросаюсь к выходу, надеясь, что Данилевский не успеет догнать на своем гоночном инвалидном кресле. А может и не станет.

Прижимаю ладони ко рту, меня душат обида и слезы.

— Марта, подожди! — слышу вслед отчаянное, и вылетаю из кухни. Не успел.

Взлетаю по лестнице на одном дыхании.

Везде, где я пробегаю, зажигается свет. Данилевский сказал правду, на всех этажах установлены датчики движения, и он нарочно их отключил. Чтобы посмеяться надо мной, глядя как я крадусь в темноте, подсвечивая себе телефоном.

Сноб и лицемер.

Ненавижу.

Сворачиваю в коридор и слышу, как раздвигаются дверцы лифта. В отчаянии ускоряюсь, но поздно. С легким жужжанием кресло опережает меня и перегораживает коридор.

— Марта, стой. Я все равно быстрее, — Данилевский дышит тяжело и надсадно, как будто он бежал, а не ехал.

Поджимаю губы и отворачиваюсь. Не могу на него смотреть. Зачем он это сказал? Все ведь было так хорошо...

— Марта… — он делает движение в мою сторону, но я отступаю на шаг и предупредительно поднимаю руку.

— Не приближайтесь, Давид. Мне придется бежать вниз, а у меня уже подламываются ноги, — я все еще избегаю встречаться с ним взглядами, потому что боюсь обжечься.

— Марта, — сипло говорит он, — прости. Пожалуйста. Мне так жаль…

— Мне тоже жаль, — блуждаю взглядом по стенам, — жаль, что вы все испортили. Мне понравилось, как мы с вами сидели. И кофе был вкусный, и бутерброды…

— И мне, — он сглатывает, —не представляешь, как понравилось. Давай вернемся? Я обещаю, что… — Давид снова делает порывистое движение, но я опять отступаю и качаю головой.

— Не надо, не обещайте, я все равно вам больше не верю. Мне от вас ничего не нужно. Пропустите меня, я устала. Я хочу спать. Не знаю, как у вас, но у меня был ужасный день.

Решаюсь посмотреть в глаза мужа, и лучше бы я этого не делала. У него вместо глаз два действующих вулкана, извергающих кипящую лаву.

С трудом отвожу взгляд, потому что Данилевский сейчас так невозможно красив, что мне еще больше хочется плакать. В самом деле, нужен был ему этот поцелуй? Или хотя бы не так сразу, если бы мы еще немного посидели, то может я бы тогда…

— Я уже сказал, Марта, ты действуешь на меня так, что я теряю над собой контроль, — Давид старается дышать ровно, глаза беззастенчиво шарят по моему телу, и мне хочется прикрыть плечи.

— Это плохо, — отвечаю, стараясь его копировать, — потому что в таком случае мне придется вас избегать. Хотя я и так собираюсь это делать.

Данилевский трет руками лицо точно так же, как он это делал совсем недавно.

— Я женился на девушке, которую совсем не знаю, — глухо сказал он, все еще закрывая лицо. — Вот, попытался узнать.

— Так узнавали бы, кто вам не дает, — пожимаю плечами и прислоняюсь к стене.

— Ты сплошная загадка, Марта, — резко, даже жестко говорит Давид. — Красивая до одурения, но за три года ни с кем даже не поцеловалась. А потом вдруг…

— Вот и спросили бы, я бы может быть рассказала. А теперь у меня внезапно пропало желание с вами делиться.

Но Данилевский не отступает.

— Азат сказал, ты это сделала назло, чтобы тебя больше никто не смог похитить, — он смотрит в упор, — это правда?

— Азат известный телепат, — убедительно киваю я, — раз он сказал, то все в точности так и есть. А я отказываюсь обсуждать с вами свою жизнь вплоть до вчерашнего дня. Это мое дело, что я делала и с кем.

Давид смотрит недоверчиво, пока до него не доходит смысл сказанного. Обхожу его кресло и оказываюсь в спасительной близости от двери в мою спальню.

— А как еще можно добиться доверительных отношений? — несется мне вслед. Оборачиваюсь и смотрю выжидающе:

— Легко. Расскажите мне, сколько у вас было женщин, и сколько раз в месяц вы делаете массаж в салоне у Лейлы?

Данилевский цепенеет и сжимает руками подлокотники, будто хочет их раздавить.

— Ну? — подбадриваю его. — Я жду!

Но моего мужа смутить трудно. Давид справляется с собой молниеносно.

— Я не считал, — отвечает он, сглатывая.

— Ну вот когда вспомните, тогда и приходите, — разворачиваюсь, делая вид, что не замечаю, как у него тяжелеет взгляд.

— Стой, — он хватает меня за руку, — это разные вещи. Я мужчина.

Отрицательно мотаю головой и ничего не отвечаю, только выдергиваю руку. Давид явно хочет меня удержать, но, уловив в моих глазах опасный блеск, отпускает.

— Я для того и женился, чтоб больше никуда не ездить, Марта, — говорит Давид, глядя на меня немигающим взглядом, — но, кажется, просчитался.

Он круто разворачивается и направляется к лифту, вот только лифт едет не вниз, а вверх. У лифта прозрачная панорамная кабина, и мне все видно.

Он поехал вверх, вверху вертолетная площадка, значит, Давид хочет улететь. После всего сказанного нетрудно догадаться, куда. В подтверждение моих слов очень скоро раздается стрекочущий гул, который отдаляется, пока не затихает совсем.