Only Two of Us (СИ) - Grey Izolda - Страница 10

Драко прищурился, пристально всматриваясь в ее лицо, из-за чего Грейнджер каждый раз начинала нервничать и хмуриться. Понять, о чем думает несносный слизеринец в такие минуты, было крайне сложно, и любопытство каждый раз одерживало верх.

— Почему ты на меня так смотришь?

— Пытаюсь понять, флиртуешь ты или угрожаешь, — он схватил листок, и прежде, чем Гермиона успела среагировать, сжал пальцами ее запястье.

— Полагаю, и то, и другое, — она невинно пожала плечами, позволяя ему резко притянуть себя за локоть. И успела возмущенно вскрикнуть за секунду до того, как Малфой без каких-либо предупреждений опустил ее на кровать, выхватив из рук смятую бумагу, затем поцеловал в приоткрытые губы.

***

С точки зрения Драко Малфоя, розовый — самый мерзкий из всех цветов. Будто кого-то стошнило фирменными конфетами мадам Паддифут. В каждом углу Хогвартса. Не сделав исключения для безупречно-мрачных слизеринских подземелий, где даже в самые темные времена никто не осмеливался развешивать весь этот безвкусный мусор. Потому что все это безобразие совершенно не сочеталось с благородным успокаивающим зеленым цветом.

Салазар, ведь всему есть предел…

Драко с отвращением скривился, посматривая на камин, усеянный кроваво-красными цветами, а после — на собственную руку, исцарапанную дурацкими колючками.

Ничего, чертова Грейнджер ответит ему за все этой же ночью.

Предавшись приятным фантазиям, Драко сардонически улыбнулся. Кто бы мог подумать, что эта привередливая заучка, без устали трещащая об обязательствах и прочем скучном дерьме, скрывает под мантией столько прелестей и сюрпризов.

— Кто эта несчастная? — голос Блейза вырвал его из мыслей.

Малфой поспешил вернуть серьезное выражение, добавив туда толику снисходительного презрения, прежде чем ответить:

— Не понимаю, о чем ты, — и пролистал книгу, что лежала у него на коленях.

— Вот уже несколько недель ты никого не штрафовал, не назначал отработок. Даже перестал ворчать и отрывать крылья бабочкам, — пояснил Забини, проницательно следя за его реакцией. — Астория? — и прежде, чем Малфой успел вставить слово, продолжил: — Нет, слишком просто. Ее сестра? Кузина? Мать?

— Я не…

— Подожди, дай мне подумать, — Блейз погладил несуществующую бороду. — Она должна быть как минимум богиней, раз смогла заставить такого засранца, как ты, столь глупо улыбаться, и обладать неиссякаемым терпением, острым умом, унцией коварства… Кто же она? — он нетерпеливо постучал по ручке кресла. — Кто?..

Что ж, похоже, скрывать дальше бессмысленно.

— Гермиона Грейнджер.

В гостиной повисло неловкое молчание, а Малфой не раз проклял себя за несвоевременную откровенность. Но в глубине души знал, что не забрал бы назад признания, появись у него такая возможность. Реакция Блейза заботила его. Сильнее, чем хотелось признавать. Поэтому приходилось пытливо ждать, пока друг переварит информацию, надеясь, что после этого не придется его убить.

— Та неугомонная заноза в заднице, от которой ты хотел избавиться, подлив яд в ее утреннюю чашку кофе? — уточнил Блейз.

— Я вовсе не… — возмутился Драко, но под пристальным взглядом быстро признал поражение: — Да, это она. И если ты кому-нибудь проболтаешься, мне придется скормить тебя драконам.

— Договорились, — легкомысленно согласился Забини, удобнее устраиваясь в кресле. — А теперь я жажду подробностей.

Драко тяжело вздохнул и мысленно отмотал время вспять на месяц.

Гермиона Грейнджер ворвалась в его жизнь без предупреждений, как разрушительное, всепоглощающее стихийное бедствие. Всего за одну рождественскую ночь и каникулы, в течение которых у него появилось время обдумать случившееся в мельчайших деталях. Каждый час, проведенный наедине; каждую минуту, что Грейнджер его целовала; каждую секунду, когда выкрикивала его имя, затем доверчиво прижималась к нему во сне.

Невозможно. Вот слово, которым он описал произошедшее самому себе.

Потому что чем дольше Драко проигрывал в голове ту ночь, тем чаще в воспоминаниях всплывали их вечные перепалки, а также неизменное прошлое, заполненное взаимной ненавистью, враждой и его многолетними оскорблениями. Не исключено, что, если бы он поставил все «за» и «против» на воображаемые весы, они бы тотчас рассыпались на части, ведь одной ночи явно мало, чтобы перечеркнуть все остальное. Некоторые вещи оставались неизменными, как шрамы, вызубренные чары и несмываемые черные линии на его предплечье.

Именно поэтому произошедшее, как он считал, являлось не чем иным, как полным абсурдом.

И Грейнджер должна была прийти к такому же выводу, обдумав все вдали от него, в кругу семьи, притвориться, что ничего между ними не произошло, и составить чертов список причин.

Не иначе.

Но все его разумные доводы полетели в преисподнюю, стоило увидеть окруженную сокурсниками Гермиону в Хогвартс-экспрессе, неотрывно всматривавшуюся в окно, где еще различались фигуры, прощально машущие руками. По волосам Грейнджер скользили блики света; с лица исчезли липкая тревога, потерянность; вместо них появились какое-то спокойствие и теплое свечение. В целом она выглядела так, словно отыскала источник вселенского счастья и даже не вспоминала о той ночи, в то время как он, Драко, изводил себя в течение всех этих однообразно-бесконечных дней.

Но вдруг Гермиона посмотрела в его сторону, и он понял: она не забыла.

В тот же день, во время ночного дежурства, он без лишних слов притянул ее к себе наперекор всем своим решениям, и она ответила ему, нетерпеливо углубляя поцелуй, пока их языки не столкнулись.

Затем, почувствовав легкий аромат карамели, Драко понял, что скучал по ней. По Грейнджер. Ей он об этом не сказал, просто покрепче обнял, обхватив ее бедра, подтолкнул назад, пока она не уперлась в оконную раму и не вцепилась в края руками. Его пальцы зарылись в ее мягкие густые волосы, опустились на плечи, и в тот короткий миг у Малфоя появилась возможность заглянуть в ее глаза, в которых он боялся обнаружить сомнение. Потому что тогда ему пришлось бы заставить себя остановиться.

Однако во взгляде Грейнджер не было сомнения. Она отвечала на каждое прикосновение уверенно, будто происходящее не являлось чем-то неправильным или неразумным, и хотела притянуть его еще ближе, хотя между ними и так не осталось никакого свободного пространства.

Так что пришлось переместиться в ее комнату и поставить звукоизолирующие чары.

Впрочем, рассказывать все пикантные подробности Блейзу Драко не собирался, ограничившись короткой фразой:

— Назовем это рождественским чудом.

— Кстати о чудесах, — Блейз выдержал многозначительную паузу. — Ты уже подготовил для Грейнджер нечто приятное на праздник?

— Нечто приятное? — переспросил Драко.

Забини возвел взор к потолку, как если бы искал там терпение, выдавил из себя жалостливую улыбку, будто разговаривал с незадачливым первокурсником, и только после снизошел до пояснений.

— Ах да, совсем забыл, что твои самые серьезные и длительные отношения продолжались три дня, — он усмехнулся, игнорируя гневно вздернутую бровь. — Так вот, если Грейнджер — нечто большее, чем твои прежние похождения, тебе стоит это показать. И позволь дать дружеский совет: сделай это прежде, чем тебя опередит кто-то другой.

***

В гриффиндорской гостиной было нечем дышать.

Гермиона раскрыла все окна, произнесла бессчетное количество заклинаний сразу же, как оштрафовала очередную ученицу за незаконное ношение Амортенции и вылила содержимое в раковину. Однако запах не ослабевал, казалось, он плотно засел в ноздрях, заполнил собой мысли, легкие, заполз под кожу и теперь гнездился там, пуская корни.

Не исключено, что в ближайшем будущем ей понадобятся затычки…

— Тебя что-то тревожит? — спросила Джинни, пристально уставившись на нее с кресла.

— Просто захотелось свежего воздуха, — Гермиона приказала себе выглядеть нормальной и не сеять ненужных подозрений, поэтому, встряхнув выбившиеся пряди, села рядом с подругой и взяла чашку с чаем. — Из-за этого глупого зелья здесь все пропахло… Мал… книгами.