Жена Нави, или Прижмемся, перезимуем! (СИ) - Юраш Кристина - Страница 16

— Пришли! — устало выдохнул Буранушка. — Здесь леший живет!

— Судя по всему, он здесь не живет. Он выживает! — заметила я, как вдруг увидала мужика. Он на поляне топтался. Судя по следам, вокруг невидимой елочки хороводы наворачивал! Видимо, замерз окончательно.

— Это же он! Ванечка мой! — закричала пискляво Настенька. И ухнула в сугроб.

— Найден! Жив! — выдохнула я. — Настенька, меду, потрошков и крошек, я тебя прошу!

— Все сделаю, как домой вернемся! — запричитала Настенька, пробираясь по сугробам.

Так, и где это Аполлон? Где этот гений чистой красоты? Где эта топ-топ модель русской глубинки?

— Иван? — крикнула я, видя, как мужик голову поднял. Ничего примечательного. Нос — картошка, глаза голубые, шапка мохнатая, щеки красные. Но в глазах горячо любящей Настеньки это был Аполлон. Вот так всегда. Для кого-то Аполлон, а для кого-то ополовник.

— Это же я, Настенька твоя! Куда ж ты, сердце мое, запропастился! — бросился маленький трактор на любовном топливе.

Иван не верил своим глазам. Или соображал долго. Но мне больше хотелось верить в версию про глаза.

— Я бы поучилась у нее! Гляди, как девка ладно сказывает! — толкнула меня носом волчица. — Мотай на ус!

— Соколик мой ясный, где же тебя нелегкая носила! Притомился поди? Дома тебя не было вон сколько! Все глаза выплакала! Чуешь, как сердце ретивое бьется, — причитала Настенька, пока история почесывала свой хеппи-энд. — По тебе истосковалось… На кого ж ты меня покинул, Ванечка! Да живым уже не чаяла увидеть! Сама в лес пошла, чтобы родненького моего отыскать, а то без тебя свет белый не мил!

— Помедленней, — крикнула я. — Я записываю! Что там было после выплакала?

— Ой, пойдем соколик мой, — кричала Настенька, руки его к себе прижимая. — Руки совсем ледяные!

— Душа моя, — прижал Ваня свою Настю к себе.

— Вот как тетешкать надобно! — проворчал Буран. — Вот что Кара… Ой, Елиазарушка любит! Для того он себе девок в жены и брал, чтобы пришел, а его тетешкают…

Я знала мужиков, который продаются за тарелку супа. Знала мужиков, которые продаются за пирожки. Но так, чтобы древний бог продавался за обнимашки? Это ж как нужно по ласке оголодать, чтобы за обнимашки продаться?

Мне казалось это просто немыслимым! Но в глубине души, я понимала, насколько это страшно, когда готов отдать за обнимашки все сокровища мира.

Иван и Настя уже исчезли. А цепочка следов уводила в верном направлении.

Мы вернулись в ледяной дворец. Я только прилегла, как вдруг услышала знакомый голос.

— Ванечка!!! — кричал голос Настеньки на весь лес.

Влетевшие воробьи немного опоздали с плохими новостями. Пока меня атаковали своим «чив-чив», я ждала Марфушу.

— Опять! — мрачным басом заметила Марфушенька.

— Вот… хм… удила срамной! — выпалила я, вскакивая на ноги.

Глава одиннадцатая. Семен Семеныч

Я бросилась к окну, понимая, что мне не почудилось.

— Ванечка-а-а! Иди ко мне родненький! — слышался радостный голос.

— Она что? Ловит его? По всему лесу? — ужаснулась я, свешиваясь с обледеневшего подоконника.

— Ваня! Вернись к невесте! — крикнула я, прислушиваясь. — Ваня, ты туда не ходи! Ты к невесте ходи! А то медведь в башка попадет, совсем вкусным будешь!

В лесу послышался медвежий рев, а крик Насти стих.

— Беда!!! — дернулась я, хватая шубу и натягивая ее на себя. — Буранушка! Метелица! У нас аврал!

Я сбегала по ледяным ступеням, подметая их шубой. Я еще та хозяюшка! Буран неуклюже бежал ко мне навстречу. Метелица словно вихрь завертелась вокруг меня: «Что случилось?! Опять Елиазар!».

— Да сплюнь! — ужаснулась я, глядя на изморозь на потолках. — Типун тебе на язык! У нас беда! У нас мужик сбежал! Ванечка, который! Настя опять по лесу ходит и его зовет! И что-то мне подсказывает, что ее медведь только что съел! Так что давайте поспешим!

— Может и нам потрошка достанутся? — оскалилась волчица.

— Ой, — дернулась я, глядя на жуткий оскал и слыша про «потрошка».

— Это она так улыбается! — проворчал Буран. — Я тоже долго привыкал… Ну садись тады, чевой-то мы тут встали да лясы точим! И балалайку бери!

Я уселась на Бурана, видя, как открываются огромные ледяные врата. В них тут же влетел снег, заметая зал. Мы бросились на улицу, где уже рассвет сменялся чернильными сумерками. На небе появились первые звезды. Точно такие же яркие, как в тот день, когда я услышала, что «не нужна», а потом мою руку поймала большая ручища…

— Ванечка-а-а! Иди ко мне, милый! — послышался крик, заставляя меня выдохнуть, что медведь остался голодным. — Ванечка! Я тебя сейчас разрою! Только ты не убегай, Ванюшенька!

— Это что за постыдный акт некрофилии? — проворчала я, видя, как нас ведет стайка воробьев, возглавляемая конкретной Марфушей. Нам навстречу летела еще одна стайка. Пока мы штурмовали сугроб, две стайки встретились!

— Чив-чив-чив! — перечирикивались две стаи.

— Здравие, Марфуша! — послышался бас.

— Здоровее видали! Аленушка! — ответил еще один бас. И стаи разлетелись.

Я чуть не пропустила удар ветки, забыв отбить ее балалайкой. Так их тут две…

Мама дорогая! Проклятая ветка! Чуть не сделала меня пиратом! Вот, получай!

Я размахнулась и отомстила ветки, ударив по ней балалайкой.

— На кукуя? — орали кукушки. Их крики приближались. Если бы не пушистые лапы ели, то возможно, я бы разглядела, что происходит.

— Ванечка! Ванюшка! — послышался радостный крик, а я скатилась с Бурана в сугроб. — Ванюшечка!

К Бурану на всех парах, штурмуя сугроб, неслась Настенька в съехавшем платке.

— Обыскалась я тебя, Ванечка! Сразу тебя признала! — кричала Настенька, просто влетая в Бурана.

— Драсть! — выдал ошарашенный Буран, глядя на то, как к нему прильнула счастливая Настя. Он задрал лапы вверх, словно только что бросил оружие и сдается полиции. Только судя по выражению морды и внезапному острому запаху природы, сбросил он килограмма два.

— Ванюшенька! Золотник ты мой, ненаглядный! Обыскалась я тебя! Это же ты? — причитала Настенька.

— Нет! — произнес ошалевший Буран, пока я пыталась понять, заразна ли эта любовь к медведям. И каковы ее первые симптомы.

— Я Буран! — пояснил Буран, глядя на меня сумасшедшими глазами. Он смотрел на меня с надеждой. Где-то в кустах со смеху подыхала Метелица: «Ой, не могу!»

— Так, Настенька, руки прочь от моего медведя! — возмутилась я, пытаясь спасти Бурана от домогательств явно нездоровой личности.

— На кукуя? — удивлялись кукушки. А мне очень хотелось попроситься на веточку рядом с ними и задавать тот же вопрос.

— Так это же… мой Ванечка! — счастливо выдохнула Настенька. — Я его обыскалась!

— Так, куда звонить, чтобы ее забрали санитары? — спросила я, поглядывая на волчицу.

— Санитары леса? Сейчас могу своих позвать! — обрадовалась Метелица. Она уже задрала морду, чтобы завыть, но я остановила ее.

— Настенька! — позвала я красавицу. — Это мой Буран. С каких пор ты на медведей перешла? Мужики кончились? Ваня бросил? Пошла в лес изменять? Быстрее говори ответ, а то я еле удерживаю свою фантазию. А она так рвется, так рвется на волю…

— А чем докажешь, что это не мой Ванечка? — послышался недоверчивый голос Настеньки. — А вдруг тебе Ванечка мой понравился? Вдруг ты на него глаз положила? И в медведя обернула! Знаю я вас, снегурок! Уж больно вы до чужих женихов охочи! Как помаячите возле деревни, так к вам быстро женихи сбегаются!

— Я возле деревни не маньячу! — выпалила я, глядя на ее. Настя подбоченилась, уперла руки в боки, явно не желая отставать от Бурана.

— Знаем вы вас! Вам поманить стоит, а они девок своих побросают и к вам со всех ног бегут! Аж шапки слетают! — упиралась Настя, сощурив свои синие блюдца.

У меня тут медведя пытаются отжать! Причем нагло так!

— Твой Ванечка мне абсолютно не интересен. Ни как мужик, ни как Ванечка! — выдала я, скрестив руки на груди. — У меня свой мужик есть! Так, разрешаю глотать слюни и раскатывать губу. Только учти, потом закатаешь!